Легко видеть - Алексей Николаевич Уманский

и передала через Надю пожелания счастья и ему, и Лене.

Искренним ли было это пожелание, или то была лишь попытка сделать хорошую мину при плохой игре, Михаил так и не узнал, да и не хотел разобраться. О Стелле до них с Леной изредка доходили отрывочные сведения. Она сменила одного за другим трех мужчин, причем каждый следующий был как будто выгодней предыдущего. Целью этих замужеств (или сожительств), по всей видимости, было устойчиво закрепиться в Москве и получить работу в каком-либо столичном учебном институте. Это соответствовало стандартному поведению провинциалки, вынужденной пробивать себе дорогу в столицу любыми способами (использование своих природных ресурсов нередко включается в их число). Далеко не всем мечтающим об удобствах и карьере, улыбается счастье родиться там, где существуют наилучшие возможности для этого. Стеллино поведение его не удивило. Заодно он лишний раз убедился в том, что в свое время Стелла не сочла его сколько-нибудь перспективной фигурой для достижения своей цели. Ну что ж, в этом она не ошиблась. И все же эта история имела неожиданные продолжения.

Однажды, лет через шесть или семь, Лена без предупреждения привела к ним домой неожиданную гостью. Михаил удивился, но отнюдь не был смущен. Если Лена еще и могла предполагать, что у него к Стелле что-то осталось, то сам он уже никак не мог. Сели обедать. Разговор за едой велся ничем не примечательный – ровно такой, какой и полагается поддерживать воспитанным людям, не испытывающим глубокого интереса друг к другу. Однако когда Лена вышла за очередным блюдом на кухню, Михаил, предчувствуя, что маска безразличия все-таки свалится со Стеллиного лица, в это время опустил взгляд к тарелке, одновременно незаметно скосив его вбок, чтобы видеть в стекле серванта отражение бывшей зазнобы. И тут же убедился, что сделал это не зря. Стелла, заранее озарив улыбкой все лицо, таки метнула на него зажигательный интригующе-предлагающий взгляд, рассчитанный на соответствующее восприятие бывшим претендентом на ее прелести. Это был выпад находчивой и хищной авантюристки, всегда готовой использовать любую случайную (а тем более и неслучайную) открывшуюся возможность в свою пользу.

Правда, не встретившись с ним глазами (а именно на это и был расчет) она тут же опустила свои, и мгновение спустя в ее лице не осталось никаких следов ни брошенного ему призыва возродить прошлое, ни разочарования оттого, что он не подумал его принять. Ах, как ей хотелось начать очередную соблазняющую игру – теперь вместе с ним и, разумеется, против Лены! Путь уже был выверен и размечен, но в результате – ноль. К возвращению Лены за стол Стелла была уже точно такая, какой хозяйка дома оставила ее.

Следующий контакт со Стеллой был уже через шестнадцать лет после женитьбы на Лене, точнее – почти сразу после того, как они разошлись. Лена однажды сообщила Михаилу при встрече, что случайно увиделась со Стелой Сургучевой, и та уже прослышала о разрыве между ними и по этому поводу заявила Лене: «Это никуда не годится! Я обязательно поговорю об этом с Мишей!» – «Так что жди», – с усмешкой предупредила Лена. В те дни ей еще хотелось насолить Марине.

Михаил сразу понял, насколько «случайной» была встреча Лены и Стеллы, и каковой на самом деле может быть заинтересованность бывшей пассии в примирении разошедшихся супругов. Стеллин звонок не заставил себя долго ждать. Начала она, конечно, с того, что была крайне огорчена и взволнована тем, как это двое таких ее добрых друзей перестали находить общий язык и расстались, что для этого у них не может быть серьезных причин. – «Значит, – прервал ее Михаил, – ты знаешь гораздо больше, чем я и Лена». Стелла уловила насмешку, но так и не поняла, как он относится к ее вмешательству. – «Ты сказала что-то насчет общего языка, – продолжил Михаил. – Так вот. Мы его не потеряли». После этого Стелла немного прикусила свой язык и отставила тему развода и свою посредническую миссию в сторону. Впрочем, ей так стало даже свободнее – можно было сразу перейти к делу без лишних слов. А дело, если отбросить словесную шелуху, заключалось в том, что она сейчас так же, и до аспирантуры, живет в Иванове, преподает в институте, все у нее в общем, неплохо, есть даже машина, не Бог весть какая, но все же…А еще ей приходится сотрудничать с московским институтом, но, к сожалению, ей из Иванова туда на кафедру крайне трудно дозваниваться. Не может ли он, Михаил, взять на себя труд помочь старой знакомой, когда она попросит что-нибудь передать туда?» – «Пожалуйста, запиши телефон», – продолжила она, словно он уже согласился. – «А почему ты не попросишь об этом Асю?» – перебил он ее. – «Знаешь, до нее тоже очень трудно дозваниваться. Если б это было реально, я бы не просила тебя».

Не веря ни одному ее слову и кипя негодованием на нее и на самого себя, он взял бумагу и карандаш и записал телефон, который продиктовала ему Стелла, вместо того, чтобы послать ее по очень дальнему адресу. После этого она снова очень весело заверещала, обещая повидаться с ним, когда снова будет в Москве. Вскоре она позвонила, чтобы передать ему свое первое поручение и начать осуществление своего гениального плана перебазирования из Иванова в Москву, в котором Михаилу, как он сам понимал, отводилась одна из двух главных, но все равно промежуточных ролей. Вторая, разумеется, выделялась заведующему той кафедрой, на которую она собиралась перескочить. Сценарий, а лучше сказать – алгоритм победоносного завоевания Москвы – был таков.

После пары – тройки звонков, которые Михаил должен будет транслировать на вожделенную кафедру, Стелла является в Москву и в благодарность приглашает его в ресторан и обязательно платит из своих денег, предварительно (как мило!) передав их ему, чтобы он не смущался в зале ресторана. Вариант – он отказывается идти, и тогда она, накупив вина и всяческой снеди, напрашивается к нему, что даже значительно удобней, ибо тогда отпадает необходимость перебираться из ресторана в любовное уединение. Потом – это уже в любом варианте – ему будет предложена запоминающаяся, нет – даже восхитительная – постель, и устоять он не сможет, даже если попробует сопротивляться – она знает, что можно сломить любое сопротивление, не стоит в этом сомневаться.

Да и то сказать, разве она могла разучиться обольщать, если год за годом только совершенствовала свое практическое мастерство? Нет, разумеется. И Михаил не станет исключением. Что он, действительно крепче других? Разумеется, нет.

Дальше. Близость в постели обязательно заставит его заболеть привязанностью к Стелле. Впрочем, тем же сладостным недугом должен будет заболеть (и заболеет) и заведующий кафедрой вожделенного Московского института, и проректор, если заведующего кафедрой окажется недостаточно для перевода в Москву, а если понадобится – то и ректор. После этого она для временного закрепления успеха выходит замуж за свежеразведенного Михаила и прописывается у него в Москве, и пока он будет наслаждаться ездой на ее автомобиле или заниматься починками, лежа под ним, она проходит по конкурсу на замещение нужной вакантной должности (если свободной вакансии не окажется, ее все равно обязательно сделают). Следующим шагом с ее стороны будет притупление любовной остроты в отношениях с Михаилом и обращение острия ее любви (можно сказать, и жала) в сторону более полезного человека, который в настоящий момент еще может быть ею не определен, но в скором времени будет непременно опознан и «приобщен». К телу и делу. Как только это случится, из фаворитов может быть разжалован и заведующий кафедрой и любые другие переставшие быть значимыми для ее судьбы лица – замена найдется любому. Тогда последует стандартная процедура разводов и расставаний, в которой она поднаторела не меньше, чем в технологии обольщения. Затем ее развернутую деятельность увенчает новый взлет на столичном небосклоне.

Представив себе алгоритм Стеллиного замысла, Михаил твердо решил, что больше пальцем о палец не ударит ради того, чтобы содействовать его реализации, пусть Стелла хоть сто раз считает себя его верной походной подругой. Дня через три Стелла вновь позвонила ему. – «Ты передал?» – «Нет», – «Почему?» – «А я не нашел бумажки, на которой записал телефон». На другом конце провода наступило молчание. Сбой никак не был запланирован, а тон, каким воспользовался Михаил, не оставлял никакого сомнения, что не позвонил он сознательно, и звонить не намерен, и что ему даже нисколько не стыдно за вранье. Словом, Стелла должна была понять, что ей придется играть в свои игры без него, и она поняла. Промямлив несколько слов сожаления, она попрощалась, не пытаясь навязать новое поручение. Больше Михаил ничего не слыхал о ней. Вспоминалась она ему тоже чрезвычайно