Рейтинговые книги
Читем онлайн Семейство Майя - Жозе Эса де Кейрош

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 104 105 106 107 108 109 110 111 112 ... 155

Вскоре они переехали в квартиру на четвертом этаже на Шоссе д'Антен. Там стали появляться незнакомые люди подозрительного вида. Среди них были валахи с огромными усами, перуанцы с фальшивыми бриллиантами и римские графы, прятавшие в рукавах грязные манжеты… Иногда случайно забредал какой-нибудь джентльмен — в их доме он не снимал пальто, словно в кафешантане. Одним из таких джентльменов и был совсем юный ирландец по имени Мак-Грен… Мадам де Шавиньи оставила их, как только исчезла двухместная карета с атласными подушками; и Мария, у которой не осталось никого, кроме матери, поневоле втянулась в эту ночную жизнь, заполненную грогом и баккара.

Ее мать называла Мак-Грена bebe[129]. Он и в самом деле был ребенком, легкомысленным и счастливым. Влюбился в Марию с первого взгляда, пылко, страстно, и был по-ирландски напорист; обещал жениться на ней, как только достигнет совершеннолетия, а пока Мак-Грен жил главным образом щедротами обожавшей его богатой и взбалмошной бабки, которая в своем огромном поместье в Провансе держала в клетках зверей… Мак-Грен умолял Марию бежать с ним, он был в отчаянии, видя ее среди этих валахов, от которых разило ромом. Его мечтой было увезти ее в Фонтенбло, в увитый виноградом коттедж, — он без конца о нем говорил, — и там спокойно дожидаться совершеннолетия, которое принесет ему две тысячи фунтов ренты. Разумеется, до того как он сможет жениться, ее положение будет двусмысленно, но все же это лучше, чем оставаться в грубой порочной среде, где ей поминутно приходится краснеть… Мать к тому времени словно вовсе потеряла рассудок, нервы ее совершенно расстроились, порой она делалась почти невменяемой. Возраставшие денежные затруднения выводили ее из себя, она ссорилась с прислугой, пила шампанское pour s'etourdir[130]. По настоянию месье де Треверна мать заложила все свои драгоценности; она безумно ревновала его и целыми днями рыдала, подозревая в неверности. В конце концов имущество описали за долги, пришлось собрать платья в узел и переехать в гостиницу. Но это было еще не самое худшее! Месье де Треверн начал смотреть на Марию такими глазами, что ей становилось страшно…

— Бедная моя Мария! — пробормотал Карлос, весь бледный, сжимая ее руки.

Она на минуту замолкла, уткнувшись ему в колени. Потом, отерев туманившие взор слезы, продолжала:

— Здесь, в этой шкатулке, письма Мак-Грена… Я всегда хранила их, чтобы хоть как-то оправдать себя в своих собственных глазах… В каждом из них он умоляет меня уехать с ним в Фонтенбло, называет своей женой, клянется, что, как только мы соединимся, мы вместе бросимся в ноги его бабушке, чтобы вымолить прощение… Тысячи обещаний! И он был искренен… Ну что я еще могу тебе сказать? Однажды утром мать уехала с какой-то компанией в Баден-Баден. Я осталась в Париже, в гостинице, одна… Дрожала от страха, что вот-вот явится Треверн… А я одна! Я была так перепугана, что подумывала, не купить ли револьвер… Но появился Мак-Грен.

И я уехала с ним, без всякой поспешности, будто его законная жена; мы вместе собрали чемоданы. Мать по возвращении из Баден-Бадена как обезумевшая примчалась в Фонтенбло и разыграла целую трагедию; она проклинала Мак-Грена, грозила, что засадит его в тюрьму, порывалась надавать ему пощечин, а потом разрыдалась. Мак-Грен, как ребенок, целовал ее и тоже плакал. В конце концов растроганная мать прижала нас обоих к груди, все простила и стала называть «милыми детками». Весь день провела она в Фонтенбло, рассказывала, сияя, о «кутеже в Баден-Бадене» и даже высказала намерение поселиться с нами в коттедже, жить вместе, наслаждаясь спокойным и благородным счастьем бабушки… Было это в мае; вечером Мак-Грен устроил нам в саду фейерверк.

Началась их жизнь с Мак-Греном, легкая и беспечная. Единственным желанием Марии было, чтобы и ее мать обрела покой, жила с ними вместе. Слушая мольбы дочери, мать задумывалась и говорила: «Ты права, я перееду к вам». Но потом она снова кружилась в вихре парижской жизни и лишь порой неожиданно приезжала рано утром в фиакре, сонная и невеселая, в роскошном манто поверх старой юбки, и просила сто франков… Родилась Роза. С этого дня единственной заботой Марии было узаконить их союз с Мак-Греном. А он легкомысленно тянул с женитьбой из мальчишеского страха перед бабушкой. Он был настоящим ребенком! По утрам развлекался ловлей птиц с помощью клея! И вместе с тем нрав его отличался чудовищным упрямством; мало-помалу Мария утратила всякое уважение к нему. В начале следующей весны мать ее переехала в Фонтенбло со всем своим скарбом, отчаявшаяся, разочарованная в жизни. Она рассталась с Треверном. Впрочем, она скоро утешилась и принялась обожать Мак-Грена, восторгаясь его красотой, и выражала свой восторг столь бурными ласками, что порой за нее становилось неловко. Вдвоем они по целым дням играли в безик, потягивая коньяк.

Тут вдруг разразилась война с Пруссией. Мак-Грен воспылал патриотизмом и, несмотря на мольбы женщин, записался добровольцем в батальон шареттских зуавов; впрочем, бабушка одобрила его вспышку любви к Франции, она прислала ему письмо в стихах, в которых прославляла Жанну д'Арк, и с ним щедрое денежное вспомоществование. В это время Роза заболела крупом, Мария не отходила от ее постели и плохо следила за военными событиями. Знала лишь, и то весьма смутно, что первые сражения на границе проиграны. Однажды утром мать ворвалась к ней в комнату как безумная, в ночной рубашке: армия капитулировала в Седане, император взят в плен! «Конец всему, конец всему!» — твердила перепуганная мать. Она наведалась в Париж — узнать что-нибудь о Мак-Грене; на Королевской улице ей пришлось укрыться в подъезде от возбужденной толпы, с криками и пением «Марсельезы» окружавшей карету, в которой ехал бледный как воск человек с алым кашне на шее. Какой-то мужчина испуганно пояснил матери, что народ направляется в тюрьму за Рошфором и что провозглашена республика.

О Мак-Грене она так ничего и не узнала. Для них тогда настали дни бесконечных тревог. Роза, к счастью, выздоравливала. Но Марии больно было смотреть на несчастную мать — та разом постарела, утратила всю свою веселость и, полулежа в кресле, лишь бормотала: «Конец всему, конец всему!» Казалось, и в самом деле Франции пришел конец. Война была проиграна; целые полки пленных набивали в вагоны для скота и на всех парах везли в германские тюрьмы; а пруссаки маршировали к Парижу… Оставаться в Фонтенбло было невозможно: начиналась суровая зима; на деньги, вырученные от поспешной распродажи кое-какого имущества, и на те, что оставил Мак-Грен, они, по настоянию ее матери, уехали в Лондон.

В огромном чужом городе Мария растерялась — к тому же она по приезде заболела — и не смогла воспротивиться нелепым затеям матери. Они сняли очень дорогой меблированный дом возле Мейфэр. Мать толковала, что он должен стать центром сопротивления эмигрантов-бонапартистов; на самом деле несчастная женщина мечтала устроить у себя игорный дом. Но увы! Другие пошли времена. Бонапартисты, лишенные империи, уже не играли в баккара. И очень скоро они с матерью, не имея никакого дохода при постоянных расходах, оказались в дорогом особняке с тремя слугами, огромными неоплаченными счетами и последней пятифунтовой ассигнацией в ящике бюро. А Мак-Грен — где-то в Париже, окруженном пруссаками. Пришлось продать все драгоценности, шубы и даже платья и перебраться в Coxo, квартал бедняков, в три дурно обставленные комнаты. Это было лондонское lodging[131] во всем своем грязном и печальном запустении: единственная служанка, замызганная, как кухонная тряпка; в камине не разгорается сырой уголь; а на ужин — ломтик холодной баранины и пиво из пивной на углу. Наконец истратили последние шиллинги и нечем стало платить за lodging. Мать не вставала с постели, болела, постоянно пребывала в отчаянии и слезах. Не раз Мария под вечер, закутавшись в water-proof, относила в ломбард узел с одеждой (даже постельное белье и ночные рубашки!), чтобы Роза не осталась без чашки молока. Письма, которые мать писала старым друзьям по пирушкам в Мэзон д'Ор, оставались без ответа; иногда кто-нибудь присылал завернутую в лист бумаги полфунтовую ассигнацию, сильно отдававшую милостыней. Как-то в субботу вечером, в сильный снегопад, направившись закладывать материнский пеньюар, Мария заблудилась в огромном Лондоне и плутала в желтоватой мгле, дрожа от холода, голодная и преследуемая двумя наглецами, от которых несло спиртным. Спасаясь от них, она села в кеб, который довез ее до дома. Но у нее не было ни пенни, чтобы заплатить кебмену, а хозяйка спала пьяная в своей каморке. Кебмен стал браниться, и измученная Мария тут же, у порога, разрыдалась. Тогда тронутый ее горем кебмен предложил бесплатно отвезти ее в ломбард, где она с ним рассчитается. Мария согласилась; сердобольный кебмен взял с нее всего один шиллинг; кроме того, полагая, что она француженка, он обругал чертовых пруссаков и настойчиво предлагал ей выпить глоток.

1 ... 104 105 106 107 108 109 110 111 112 ... 155
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Семейство Майя - Жозе Эса де Кейрош бесплатно.
Похожие на Семейство Майя - Жозе Эса де Кейрош книги

Оставить комментарий