Избранные произведения - Осаму Дадзай

Вскоре я сказал Отани-сан:

— Мне от вас ничего не надо. Только, ради бога, не приходите больше к нам.

Знаете, что он мне ответил?

— Интересно, — говорит, — какое ты имеешь право заявлять это мне, у тебя у самого рыльце в пушку! Учти, мне все известно, — разумеется, он и не думал оставлять нас в покое.

Понимаете, мы, как и многие другие, занимались в войну мелкими спекуляциями, и Отани-сан это знал. Но, помилуйте, неужели из-за этого мы теперь должны были по гроб терпеть его у себя?!

Но после того, что случилось сегодня вечером, мне наплевать, кто он — аристократ или поэт. Для меня он просто вор. Вы знаете, что сегодня он украл у нас пять тысяч? Откровенно говоря, в доме мы таких денег не держим, на деньги мы сейчас же покупаем продукты, но сегодня вечером у нас было пять тысяч. Приближается конец года, и мы обошли всех своих клиентов, чтобы получить долги. Сегодня вечером мы должны были внести их нашим поставщикам, иначе мы останемся без продуктов и будем вынуждены закрыть ресторан. Так вот, жена положила эти деньги в шкаф.

Отани-сан сидел в это время в зале один и все видел. И вдруг он встал, подошел к шкафу, оттолкнул мою жену, сгреб деньги и запихнул их в карман. Пока мы стояли разинув рот, он спокойно спустился вниз — только тут его и видели. Наконец я пришел в себя и бросился вместе с женой за ним вдогонку. На улице я хотел было крикнуть: «Держи вора!» — чтобы с помощью прохожих поймать его. Но, ведь, что ни говорите, Отани-сан — наш знакомый, и я не стал позорить его. На этот раз мы решили следовать за ним, что бы ни случилось, точно узнать дом, где он живет, и по-хорошему попросить вернуть деньги. Мы ведь всего-навсего беззащитные торговцы, поймите нас.

И вот наконец с большим трудом нам удалось выследить его. Все у нас так и кипело от негодования, но все же, как вы, вероятно, слышали, мы вежливо попросили его вернуть деньги. А он — на что это похоже — даже ножом угрожал.

Я снова почувствовала, что смех начинает душить меня, я невольно засмеялась. Жена торговца смущенно улыбалась. Я смеялась долго, хотя прекрасно понимала, что это производит дурное впечатление, но что поделать — я не могла остановиться. Не знаю, что имел в виду муж, когда написал свое стихотворение «Смех после гибели», но оно почему-то мне неожиданно вспомнилось сейчас.

Однако я понимала, что положение очень серьезное и тут одним смехом не отделаешься. Подумав немного, я сказала:

— Хорошо. Все это я сама улажу. Подождите еще один день, до завтра. Пока не ходите в полицию. А завтра я сама приду к вам.

Я с трудом уговорила ресторатора согласиться с моим предложением.

Они ушли, а я долго еще сидела на полу одна в пустой и холодной комнате, пытаясь найти выход из создавшегося положения. Но в голову не приходило ни одной удачной мысли. Я поднялась, скинула халат, легла под одеяло рядом с моим мальчиком и, гладя его по головке, просила бога, чтобы это завтра никогда не наступило.

В свое время в Токио, в парке Асакуса, около пруда, мой отец содержал уличное кафе с национальными блюдами. Мать моя умерла рано. Вдвоем с отцом мы жили в небольшой комнате одноэтажного домика и вдвоем же трудились в своем кафе. Мой теперешний муж часто посещал в то время наше кафе. Тайком от отца я стала с ним встречаться. Когда я почувствовала, что должна стать матерью, я растерялась — что ждет меня теперь.

В конце концов я очутилась на положении его жены. Конечно, свои отношения мы юридически не оформили, и наш мальчик считается незаконнорожденным. Муж мой часто пропадал на несколько дней, случалось, что я его не видела целый месяц; где он, что он делает — я не знала. Возвращался он домой всегда пьяным, с бледным дрожащим лицом. Иногда он молча смотрел на меня, и крупные слезы текли у него по щекам. А иногда вдруг крепко прижимал меня к себе и, дрожа всем телом, лихорадочно шептал:

— Нет, так больше нельзя! Страшно! Понимаешь ли ты, страшно! Мне страшно! Помоги мне!

Всю ночь затем он стонал, бредил, а наутро вставал совершенно разбитый, опустошенный. Потом снова куда-то исчезал, и снова я его не видела несколько дней подряд. Только благодаря тому, что два-три старых знакомых мужа по издательству изредка приносили мне деньги, мы с сыном не умерли от голода…

Я забылась в тяжелом полусне, а когда открыла глаза, с улицы уже пробивались в окно первые лучи восходящего солнца. Я встала, привела себя в порядок, усадила мальчика на спину и вышла на улицу. Я чувствовала, что больше не могу оставаться дома.

Без определенной цели направилась я в сторону вокзала. В лавке перед вокзалом я купила мальчику еды. И тут, как бы очнувшись, я села на трамвай в направлении Китидзёдзи. Взявшись за ручку, я случайно бросила взгляд на потолок вагона, там висело рекламное объявление, на котором стояла фамилия моего мужа. Это было объявление журнала, в котором муж опубликовал большую статью под названием «Франсуа Вийон». Я читала название статьи, фамилию мужа, и вдруг горячие слезы стали застилать мне глаза. Объявление стало мутнеть, расплываться, а потом исчезло совсем.

Я сошла у Китидзёдзи побродить по парку Иногасира. Около пруда уже совсем не осталось криптомерий, их вырубили, словно здесь собирались что-то строить. При виде этого мною вдруг овладело тоскливое чувство пустоты.

Сняв ребенка со спины, я присела на полуразваленную скамейку у пруда и дала сыну немного батата.

— Посмотри, какой красивый пруд! — сказала я сыну. — Только раньше здесь было много-много золотых рыбок, а теперь их нет.

Он ничего мне не ответил, не спросил. Не знаю о чем. думал в этот момент мальчик. Набив рот бататом, он вдруг как-то странно засмеялся. Вот ведь родной сын, а в ту минуту он показался мне полным идиотом.

Однако, сколько тут ни сиди, делу этим не поможешь. Я взяла ребенка опять на спину и медленно побрела на станцию, разглядывая по дороге оживленную улицу с многочисленными лавками. Так, ничего не придумав, я взяла билет до Накано, а потом пошла по той улице, где должен был находиться ресторанчик моих вчерашних знакомых.

Вход в ресторанчик был закрыт, я обошла дом кругом и зашла через черный ход. Хозяина не было. В зале была одна хозяйка. Встретившись с ней глазами, я совершенно неожиданно для себя начала врать:

— Послушайте! Мне кажется, я смогу вам полностью вернуть ваши деньги. Если не сегодня вечером, то завтра— обязательно. Так что не волнуйтесь.

— Что вы говорите?! Это было бы замечательно! Большое спасибо! — радостно воскликнула женщина, ноя заметила, что на ее лице все же осталась тень недоверия.

— Поверьте, это правда. Деньги вам принесет один человек, а до его прихода я останусь у вас, как заложница. Теперь вы верите? А пока я буду помогать вам.

Сняв ребенка со спины, я усадила его в жилой комнате на татами, а сама принялась за работу. Мальчик привык бывать один, поэтому нисколько не мешал мне. Он был так еще глуп, что не отличал даже своих от чужих, он радостно смеялся и хозяйку принимал за меня. Когда я, получив по карточкам продукты, вернулась в ресторан, он играл пустой консервной банкой от американской тушенки.

Около полудня с рыбой и овощами вернулся хозяин. Ему я сказала то же, что сказала его жене. Выслушав меня, он нравоучительным тоном заметил:

— Знаете ли, госпожа, деньги — это такая штука, что пока не будешь держать их в собственных руках, до тех нор сомнения не покинут душу.

— Нет, я говорю вам правду! Прошу вас, обождите до завтра. А пока я буду помогать вам.

— Как хорошо вернуть бы эти деньги, — сказал он, будто рассуждая сам с собой. — А то ведь через несколько дней кончается год…

— Вот почему я… О, гости!.. Здравствуйте! — Я улыбнулась вошедшим посетителям. Это были, вероятно, рабочие.

— Дайте мне, пожалуйста, передник, — тихо сказала я хозяйке.

— Ого! Какую красавицу наняли! — воскликнул один из посетителей.

— Ну, вы не очень-то! — нарочито серьезно сказал хозяин. — Она стоит больших денег.

— Выходит, племенной рысак в миллион долларов? — цинично заметил другой посетитель.

— Не горюй, говорят, если рысак — кобылица, он идет в полцены, — в тон ему бросила я, разливая по стаканам сакэ.

— Ну зачем же. Говорят, что у нас скоро будет полное равенство для всех, даже для лошадей и собак, — вмешался в разговор самый молодой из посетителей. — А я, знаете, сразу в вас влюбился, с первого взгляда. А это что? У тебя уже есть ребенок?

— Это не ее, — ответила хозяйка, входя в зал с мальчиком на руках. — Этого ребенка мы взяли у своих родственников. Теперь и у нас есть наследник.

— А значит, и деньги есть.

— Как бы не так! Одни долги, — проворчал хозяин и, сразу изменив тон, любезно сказал:

— Что вам подать?

Насколько мне помнится, был канун рождества, может быть, поэтому посетители приходили один за другим. Хотя во рту у меня с утра не было ни крошки, но безрадостные мысли совсем отбили у меня аппетит. Даже когда хозяйка любезно предлагала мне перекусить, я отвечала: