Я тебя искал. Я тебя нашла - Наталья Литтера

играла «Цыганочку» в его офисе.

Вода текла. Илья тер холодными пальцами виски.

Не хотел ни сигарет, ни виски.

Он хотел видеть лицо своего будущего ребенка, хотел взять его на руки, почувствовать тяжесть крошечного тельца.

Ему шестьдесят один…

Ей сорок шесть… И это поздняя беременность.

На смену сумасшедшему желанию иметь ребенка пришел такой же сумасшедший страх. Как Май с этим справится? Что будет с ней? С ее здоровьем? Она ведь не откажется от материнства. Он это знал.

Илья выключил воду. Он сидел на краю ванны и думал. Заставил себя отбросить все эмоции. Только так можно мыслить четко и ясно.

Хорошо, они рискнут. Они оба пойдут по всем врачам и пройдут все обследования. И если для жизни Май будет хоть какая-то угроза…

А если не будет, тогда она дорабатывает свой семестр и берет большой отпуск, плавно переходящий в декретный. Лучше конца семестра не ждать. Но ведь Май не согласится. Или согласится? Он поднимет этот вопрос. Это важно. На лето он увезет ее за город на чистый воздух. И никаких волнений. Прогулки, сон, здоровая еда.

И никакого самолета с перепадами давления при взлете и посадке. В Питер они поедут на «Сапсане». Он не оставит ее здесь одну без присмотра.

Глава 7

У каждого человека есть прошлое.

Дульсинея Тобольцева

Народная мудрость «Утро вечера мудренее» оправдала себя. Утром в голову вернулось некое подобие порядка. Это стало ясно уже за завтраком. А до того, проснувшись, они лежали с Ильей в постели и долго и молча смотрели в глаза, повернувшись лицом друг к другу. Он протянул руку и коснулся пальцами ее щеки. Они не сказали ни слова. Но знали, что оба думают об одном и том же. О ребенке.

Завтрак прошел как обычно. Илья ушел на работу раньше. Перед уходом, поцеловав, тихо сказал:

– Береги себя.

«Береги вас», – захотелось поправить Майе. Но вместо этого она вернула поцелуй и напутствие:

– Помни про УЗИ.

* * *

Таня не могла четко определить свое эмоциональное состояние. Первый шок от новости прошел, потом наступило какое-то притупление реакции. Ни о чем не думалось, ничего не слышалось. Эфир проплывал мимо, как облака за окном. Треки ставила на автопилоте. Со слушателями разговаривала, механически задавая вопросы и плохо понимая, что они говорят в ответ. Если бы не Женечка, дело стало бы совсем худо. Тема эфира бодрости не добавляла. «О чем мы сожалеем». О чем сожалела Таня? И сожалела ли? Она не знала.

Должны ли были ее родители все рассказать сразу? Было ли у них свое право молчать? Таня снова и снова проживала знакомство Ильи с папой и мамой – тот тяжелый вечер, а потом свое знакомство с его родителями, а потом вчерашний разговор и все, что последовало за ним.

Таким пьяным Ваньку Таня не видела никогда. Чтобы вот совсем. Чтобы он на ногах не стоял. О том, чтобы отправить брата домой, и речи быть не могло. Как-то сразу стало понятно, что диван в гостиной в эту ночь пустовать не будет, а Модесту Ильичу придется поделиться жилплощадью.

Пока Таня стелила постель, Ваня лез обниматься к Илье и признавался в любви, говорил, что только они – Илья и Таня – его настоящие друзья и что, кроме них, у него никого нет. Потом сел в кресло и все повторял:

– А больше у меня никого нет.

У Тани сжалось сердце. Ведь были еще папа и мама, и музыкальная группа, и друзья-приятели, но если человек говорит такие слова, значит, что-то у него внутри болит. Невыносимо болит. Раздеваться Ине помогал Илья, он же подоткнул аккуратно одеяло и тихо сказал:

– Эх ты, закусывать надо. Но алкозельцер наутро у меня теперь есть.

Ваня ничего не ответил, он уже спал. А двое бодрствующих пошли на кухню.

Там Илья взял инициативу на себя, а Таня сидела за столом и с удивлением наблюдала за тем, как он ставит чайник, режет бутерброды. Обычно хозяйничаньем занималась она. Нет, конечно, Илья все это умел – ведь давно жил самостоятельно. Просто она никогда не видела. Илья обдал фарфоровый чайник кипятком, а Таня набрала папу. Все-таки надо предупредить родителей, что Ваня сегодня ночует у них. Разговаривать с мамой она не могла. Не была готова. Таня пока не очень разобралась в своих эмоциях, но мама… В тот момент почему-то показалось, что мама ее предала. Ведь до папы она… Ну же, давай! Она была с другим мужчиной, и этот мужчина занимался с ней… Закончив разговор с отцом, Таня сжала пальцами виски. Думать о маме в таком ключе было невыносимо и неправильно.

– Иногда смотришь кино и думаешь: «Так не бывает». А потом раз – бывает. И ведь они все знали, понимаешь? Они все уже давно знали… – собственный голос показался ей чужим.

Илья поставил тарелку с бутербродами на стол, потом чайник, достал чашки. Сел рядом и взъерошил волосы. Сидел лохматый, и это тоже было непривычно.

– А если бы они сказали сразу? – он начал разливать чай. – Я и сейчас-то поверить в это не могу. А тогда…

– Почему не можешь?

– Не знаю… – ответил он растерянно. – Я всегда воспринимал отца и мать как нечто… единое целое. Я их по отдельности не представляю. Хотя… если вдуматься, они же как-то существовали до того, как встретились. Просто я… я про это никогда не думал. А ты думала?

– Нет, – Таня взяла бутерброд, откусила кусок и стала задумчиво жевать. – Но эта жизнь «до», конечно, существовала. И все же… представить ее… ох…

– Угу, – Илья тоже начал активно есть бутерброды. – Даже не знаю, стоит ли нам узнавать подробности этой… жизни «до».

На этом разговор закончился. Таня пила чай, Илья рассматривал на тарелке последний бутерброд, решая: доесть или нет. Говорить больше было не о чем. Просто потому, что каждый из них был к этому не готов. Слишком сильным оказалось потрясение.

Но засыпали они, обнявшись. Необходимо было во что бы то ни стало сохранить свой маленький, светлый, ставший необходимым мир на двоих. Его нельзя потерять.

– Я тебя люблю, – прошептала Таня, закрыв глаза.

– И я тебя люблю, – услышала она ответный шепот.

А утром началась вторая серия.

После звонка будильника из гостиной послышались стоны, потом раздался резонный вопрос:

– Как я здесь оказался?

Таня как раз вышла из ванной и наблюдала, как Илья протягивает брату стакан с чудо-средством.

– Тебя принесли эльфы