Русанов - Владислав Корякин

15 августа началось обследование полуострова Брегодовер, как и раньше, двумя отрядами; причем, учитывая сроки и расстояния, «Геркулес» мог пройти в Английскую бухту только проливом Форланнсуннет. Само по себе это свидетельствует о высоком мастерстве капитана А. С. Кучина, поскольку глубины в проливе у стрелки Сарса достигают в отлив всего 3 метра, тогда как осадка его судна составляла 2,5 метра, и это все в условиях сильных приливно-отливных течений, сопровождаемых так называемым «сулоем» — особым неприятным и опасным волнением, возникающим на границе течений.

Судя по данным Самойловича, отряд Русанова был высажен в Английской бухте, вблизи выставленного здесь заявочного столба (см. карту). Отсюда пересечь полуостров Брегодовер можно по сквозным долинам, которыми Русанов уже неоднократно пользовался в подобных случаях. Более заметен с юга при подходах с моря путь по ледникам Эдит и Ловен Восточный, который просто бросается в глаза. Однако в семи километрах западнее между горами Бьервиг (высотой 615 метров) и Стеен (730 метров) располагается более низкий и удобный перевал, которым обычно пользуются в настоящее время обитатели ближайшего поселка Ню-Олесунн и многочисленные туристы. Преодолеть оба этих перевала не сложно, тем более для такого опытного и испытанного маршрутника, каким был Русанов.

Проблема преодоления гор на полуострове Брегодовер занимала и самого Самойловича. Когда «Геркулес» обогнул полуостров Брегодовер с запада в обход мыса Квадехукен и вошел в современный залив Конгс-фьорд (у Русанова Королевский залив), Самойлович в своей статье-отчете отметил: «Мы бросили якорь в южной гавани (то есть в окрестностях современного поселка Ню-Олесунн. — В. К.), Отсюда я отправился на юг… Идя вдоль возвышенности, мы довольно быстро достигли Английской гавани… обойдя, таким образом, полуостров Брегодовер по побережью» (Самойлович, 1913, с. 34). На этом маршруте были отмечены признаки угля, следы пребывания поморов, а также четкие проявления карста в известняках. Самойлович описал также еще одну особенность здешних пород карбона, буквально бросающуюся в глаза: «Часть известняков (по сведениям современных геологов — песчаники-алевролиты. — В. К.) благодаря содержанию окиси железа окрашена в кирпично-красный цвет, и река, размывающая эту породу, несет в море совершенно красную воду» (там же, с. 34). Об обратном возвращении к судну Самойлович ничего не сообщает, но поскольку он выходил к хорошо заметному перевалу у горы Бьервиг, скорее всего он им и воспользовался для сокращения маршрута, чтобы пересечь полуостров напрямую. Видимо, сходным образом поступил и Русанов, отправившись от своего заявочного знака в Английской бухте на север по ледникам Эдит и Ловен Восточный.

Заключительный этап экспедиции проходил в крайне сжатые сроки. Рекогносцировка побережья с посещением горных предприятий в Конгс-фьорде и установкой четырех заявочных знаков в Кросс-фьорде была выполнена в четыре дня. Интересно, что заявки на берегах Кросс-фьорда были выставлены на породах Гекла-Хук, что заведомо исключает здесь наличие углей. Возможно, Русанов и его люди нашли здесь нечто, чего не оказалось на Земле Принца Карла.

Уже 20 августа «Геркулес» вышел для выполнения гидрологического разреза длиной в 150 километров к западу от входа в Конгс-фьорд. (Сходные наблюдения с борта «Веслеме» здесь выполнил Нансен на три недели раньше.) Во время этих работ, как изящно написал Самойлович, «разрешился вопрос об отъезде в Россию зоолога Сватоша и меня, как окончивших свои работы на Шпицбергене, а также боцмана Попова, заболевшего во время плавания» (там же, с. 36). 23 августа экспедиция на «Геркулесе» подошла к низкому мысу Финнесет и бросила якорь у норвежской радиостанции. На борт стоявшего поблизости огромного по сравнению с «Геркулесом» туристского парохода поднялись три порядком обросших человека в потрепанной экспедиционной одежде. Когда спустя некоторое время «Геркулес» направился в открытое море, они долго махали ему вслед, еще не подозревая о том, что видят крохотные фигуры своих товарищей на его палубе в последний раз.

На норвежской радиостанции осталась телеграмма: «Исследования на Шпицбергене закончены, вся программа выполнена, поставлено 28 заявок. Собраны палеонтологическая, зоологическая и ботаническая коллекции. Обследована вся горная промышленность Шпицбергена. Много льдов. Иду на восток. Русанов» (Русанов, 1945, с. 301).

На следующий день у низкой косы бросила якорь яхта Нансена, также завершившего работу в полярных водах. Встреча полярников так и не состоялась, хотя год спустя их маршруты едва не пересеклись в ледовых просторах Карского моря.

Глава 12. Пойти и не вернуться

…Пойти, открыть и пропасть.

Р. Киплинг

Уже тот далеко ушел на восток,Не оставив на льду следа.

Н. Тихонов

…Иду на восток — вот лейтмотив всех действий Русанова в попытке разгадать тайну его исчезновения. Слишком мало, чтобы создать более или менее удовлетворительную версию, объясняющую исчезновение метеора, прочертившего сумрачный арктический небосвод от горизонта до горизонта и оставившего во мраке полярной ночи свой след, который сохраняется до сих пор как пример верности избранному долгу, научного успеха и нестандартных решений, поражающих воображение его последователей уже почти на протяжении века. И еще — готовностью оплатить свой выбор самой высокой ценой…

В развитии описанных ниже событий нет ничего сколько-либо неожиданного. При внимательном изучении оставшихся немногочисленных документов обнаруживается полное сходство с экспедициями 1909–1911 годов, когда Русанов выдвигал в противовес официальным свои собственные программы, более обширные и, несомненно, более сложные, — стиль максималиста, привыкшего работать на пределе возможного. Только на этот раз предупреждение для высокого начальства прозвучало еще более отчетливо, если не вызывающе, о чем читателю известно по предшествующей главе. Таким образом, Русанов из своих намерений не делал секрета, как и не брал обязательств. На это обратил внимание, возможно, самый дотошный из биографов Русанова В. М. Пасецкий, отметив, что указанное намерение тот «не конкретизирует, не приурочивает к 1912 году, а как бы намечает на будущее» (1961, с. 135), с чем невозможно не согласиться. Не случаен, разумеется, зимовочный запас продовольствия, как и неоднократные предупреждения самого Русанова о возможности зимовки. Нет ничего неожиданного и в реакции руководства — в 1910 году губернатора Сосновского, а в 1912-м — высоких чиновников из министерств иностранных и внутренних дел, которые, имея лишь общее представление об арктических делах, препоручают окончательное решение своему бывалому протеже, целиком полагаясь на его опыт и знания. Поэтому те, кто говорят о каком-то неожиданном развитии событий после завершения работ на Шпицбергене, или искренне заблуждаются, или заведомо игнорируют известные факты, которых действительно немного.