Синий взгляд смерти - Вера Камша

До Двойного Камня было рукой подать, когда подал голос вновь отряженный на салинг Питер:

— Фрошер!!! Прямугорла!

Ну, пусть нюхнет. Сунуть нос — одно, полезть в извилистый незнакомый пролив — совсем другое. Ни дна, ни течений местных марикьяре не знает, пока еще нащупает верную тропку... А мы вот сейчас самую узость проскочим, мысок обогнем и вовсе с глаз скроемся.

Подошел Фельсенбург. Один! У его адмирала голова, что ли, разболелась? Или у него самого? Взгляд самое то, сейчас цапнет.

— Что-то не так, сударь?

— С мачты кричали, за нами погоня.

— Лучше бы этому фрошеру, мелкий который, за нами не соваться. Мы ему, как-никак, обязаны, а тут камни всякие под водой, да и отлив начинается. Как раз на полпути засядет, придется несколько часов ждать, а мы давно уберемся...

— Вы так и не подняли баркас. Почему?

— Пригодится при маневрировании у Двойного и у Безголовой Лягушки. Вы вот что скажите, как ружья? Годятся?

— Ружья хороши, только я не пристрелялся, вот и мазал.

Не пристрелялся он! А что будет, когда пристреляется? Муху в глаз бить?

— Говорите, не...

— Дядь, по носу!!! Ой-ё!..

Серебристую дорожку, несущуюся по воде наперерез баркасу, Юхан узнал сразу — тогда, в хексбергской гавани, насмотрелся. А вот в шлюпке сразу не увидели, всполошились, лишь когда пенный гребень пронесся перед самым носом. И тут же второй, уже с другой стороны.

— Кэцхен! — Фельсенбург тоже пялился на это безобразие, и в его голосе кроме удивления чувствовалось что-то еще... что-то странное.

— Вот ведь, — поежился Юхан, — только этих стерв нам и не хватало!

Словно в ответ, навстречу «Селезню» ударил короткий, но сильный порыв ветра. Это не было опасным... Но если кэцхен со всей дури саданет в борт или подтолкнет в корму чуть дальше, у Двойного? Тогда дело будет плохо.

— Она вышибла «Эбби» из линии, — чужим голосом сказал Фельсенбург. — Трехпалубный линеал из линии... Одна!

Тут и выносить-то некуда, только на камни.

— Марселя долой, — взревел Юхан. — К крабьей теще наладились? По вантам! Живо...

Сразу две пенные змеюки промчались вдоль бортов; судно прыгнуло вперед и тут же отскочило назад под напором свихнувшегося, дующего сразу в морду и в зад ветра, и Юхан окончательно понял — никуда они теперь не уплывут.

3

Снова палубная суета. С марсов съезжают по фалам сделавшие свое дело матросы. Ветер дует, такой чудесный, такой ровный, а «Селезень» стоит, покорно оголив мачты и бросив якоря. Полоса синевы над головой, дремлющие берега, сонный пролив... Ведьмы остановили корабль и ушли, на прощанье растрепав плюмажи бросившимся следом волнам. Руппи они не заметили, или замаравшийся в Эйнрехте уже не годен ни для танца, ни для любви? Может, и так, только жизнь человеческая если и танец, то по колено в грязи.

Видеть Олафа не хотелось, но Руппи собрался с силами и пошел. С докладом. Он не «волшебница Фельсенбурга», он лейтенант флота, и нечего изображать обиду. Адъютант перешагнул через дриксенскую кровь, осужденный адмирал избежал хотя бы этого. Не винить же человека за то, что он рад, не став палачом, хоть бы и для Бермессера! С Ледяного хватит верного решения, превращенного штормом в ошибку. Руппи не знал, что бы чувствовал он сам, обернись бедой его приказ, но о том, что «Звезда» досталась Вальдесу, жалел до неистовства. Смерть от рук врага Бермессера лишь возвысит, но мразь еще может выкарабкаться. Если фрошеры снова сочтут, что плещущийся в луже адмирал цур зее им выгоден...

— Вы, сударь, никак старшего господина ищете? Он на юте.

— Спасибо! — Он помнит, где Олаф, и искать ему нечего. Разве что имя офицера со «Звезды», мертвого офицера... Бедняга не виноват, он выполнял приказ и сейчас, и у Хексберг. И давая показания, тоже выполнял, хотя именно этот в суде мог и не выступать, у Бермессера много младших офицеров. Но если б выступил, сказал бы что велено... Тех, кто думал иначе, прикончили и свалили на темноволосого молодого человека со светлыми глазами. Накликали. Остается ли ложь ложью, если лгущий угадывает, или он сам своим языком будит лихо? Вот бы о чем поговорить с Луцианом...

— Господин адмирал, господин лейтенант идут!

Гульдер. И Грольше с Канмахером, до которого Руппи так и не добрался. Из-за кэцхен. Из-за того, что до тошноты не хотелось говорить про бой на островке и доказывать, что ничем особенным он не рисковал.

— Мой адмирал, — доложил Руппи, хотя Олаф и без него все видел и слышал, — впереди по курсу были замечены две кэцхен. Они препятствовали нашему движению. Шкипер счел правильным отдать якоря.

— Хорошо, — одобрил непонятно что Ледяной. Может, он и смотрел в горло пролива, но сейчас труба была убрана в футляр. — Как раненые?

— Не знаю. — О раненых Руппи забыл. — Умереть никто вроде не должен, разве что от заражения...

Канмахер дернулся, будто желая что-то сказать, но боцман при адмирале не спросит, а старый Йозев был образцовым боцманом.

— Гульдер доложил о схватке, — прервал молчание Олаф. — Ты действовал правильно.

Устав требовал оттарабанить раз и навсегда утвержденную радость и готовность служить, но прятаться за устав было бы бегством, да и не действовал лейтенант Фельсенбург правильно. Иначе б не налетели у скал на десант. Нужных слов не находилось, и лейтенант предпочел промолчать. Олаф тоже не спешил продолжить беседу и не пытался делать вид, что куда-то смотрит. Так все и стояли спиной к врагу, который то ли лез в пролив, то ли нет, пока из-под ног с воплем не вылетел знакомый трехцветный ком и, наплевав на своего кумира, не взлетел на планширь. Тогда обернулись все.

— Ты говорил, она кого-то чует? — спросил Ледяной, но думал он не о кошке.

— Тогда она злится. — Что бы их всех ни ожидало в оказавшемся-таки мышеловкой проливе, встретить его нужно вместе. — Похоже, то, что сзади, ей нравится.

— Но там ничего нет!

Нет, но ветер стал звонким, а солнце ерошит пенные гребешки и скачет с волны на волну. Нет, но офицер со знакомым лицом больше не оседает на камни, а ты не ковыляешь к месту высадки, пытаясь вспомнить имя мертвеца... Зачем помнить, когда можно просто жить? Память тянет назад, рождает злость, ссорит, сбивает с пути... Память мешает.

— Шлюпкавпроливе! — Какой смешной голос! — Дядьшлюпка... Здоровая...

Глава 12

Устричное море

400 год К.С. 10-й день Летних Волн

1

Кальдмеера Луиджи узнал сразу, высокого парня со злым и каким-то шалым взглядом — лишь вспомнив, кто может быть рядом с Ледяным. Фок Фельсенбург! Изменились оба — и адмирал, и адъютант, но Кальдмеер всего лишь постарел и похудел, а вот Фельсенбурга назвать Руппи даже про себя больше не выходило.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});