Умирающий свет (сборник) - Джордж Мартин

Когда мы достигли пирамиды, стоящей около утеса, они уже ждали нас. По крайней мере двенадцать тварей. Одна из них сидела у основания пирамиды, прижав ладони к ее грани, а другие расположились вокруг. Все они смотрели на нас и не двигались.

Воспитательница ненадолго притихла и задумчиво потерла переносицу.

– Как я уже рассказывала Наставнику, после этого началось что-то странное. Прошлым летом я дважды руководила подобными операциями. В первый раз лишенные души отсутствовали, не имея понятия о наших намерениях; мы просто разрушили их пирамиду и удалились. Во второй раз стадо этих существ вертелось возле нас, загораживая пирамиду своими телами, но не проявляя враждебности. Они не разбежались, пока я не уложила одного из них выстрелом из стаплера. И, конечно, я изучила доклад воспитателя Оллора о затруднениях, возникших у каменного кольца.

Но в этот раз все было по-другому. Я приказала двоим из моих людей установить взрывное орудие на треножник и дала понять тварям, что им следует уйти с дороги. Конечно, я объяснялась с ними знаками, потому что не знаю их нелепого языка. Они сразу же подчинились, разбились на две группы и выстроились по обе стороны от линии огня. Разумеется, мы держали их под прицелом, но выглядело все очень мирно.

Да все и было мирно. Бластер точно нацелился на пирамиду, мы увидели большой огненный шар, затем что-то громыхнуло, и предмет взорвался. Несколько обломков разлетелось, но никто не пострадал. И вот, после того как пирамида разбилась, вдруг резко запахло озоном, и на мгновение блеснуло высокое голубоватое пламя. Однако я его едва заметила, потому что в это самое время все дженши упали перед нами на колени. Все сразу. Потом коснулись головой земли и легли ничком. На миг я подумала, что они приветствуют нас как новых богов – ведь мы разбили их бога, и попыталась объяснить, что мы не нуждаемся в их животном поклонении и требуем одного – чтобы они убирались отсюда. Но тут я поняла, что ошибалась: из-за деревьев наверху утеса показались еще четверо членов рода. Они медленно спустились вниз и протянули нам статуэтку. Тогда остальные дженши поднялись с земли, и под конец я увидела, как весь род покидает Долину меча и дальние холмы и идет на восток. Я взяла статуэтку и принесла ее Наставнику.

Она замолчала, стоя в ожидании вопросов.

– Статуэтка здесь, – сказал Уайотт.

Он пошарил внизу, рядом со своим стулом, поставил статуэтку на стол и снял с нее белую ткань, в которую она была тщательно завернута.

В основании ее лежал треугольник из твердой, как камень, черной коры, три длинные костяные палочки поднимались из его углов, образуя каркас пирамиды, а внутри стояло искусно, с тончайшими деталями вырезанное из мягкого голубого дерева Бледное Дитя Баккалон, держа в руках выкрашенный в черный цвет меч.

– Что это значит? – вытаращив глаза, пробормотал полковой епископ Лайон.

– Святотатство! – воскликнула полковой епископ Даллис.

– Все гораздо проще, – возразил полковой епископ тяжелой артиллерии Горман. – Эти твари просто пытаются втереться к нам в доверие, вероятно, надеясь остановить таким способом наши мечи.

– Никто, кроме семени Земли, не может поклоняться Баккалону, – изрекла Даллис. – Это написано в Книге! Бледное Дитя не будет благосклонно к не имеющим души!

– Молчание, братья по оружию! – произнес Наставник, сидящие за длинным столом тотчас умолкли. Уайотт слабо улыбнулся. – Вот первое из чудес, о которых я говорил зимой в храме, первый странный случай из предсказанных Баккалоном. Даже дикие твари знают Его облик, ибо поистине Он посетил этот Мир, наш Корлос. Задумайтесь, братья мои. Задумайтесь над этой статуэткой. Задайте себе несколько простых вопросов. Дозволяли ли мы хоть кому-нибудь из животных вступить в этот святой город?

– Нет, конечно нет, – ответил кто-то.

– Значит, ясно, что никто из них не видел объемного изображения, стоящего над нашим алтарем. Я также не часто появлялся среди этих тварей – мои обязанности не позволяют мне отлучаться отсюда надолго. Так что никто не мог видеть образ Бледного Дитяти, который я ношу на цепочке в знак своего сана. А те дженши, что видели меня, не успели об этом рассказать: их повесили на городской стене. Животные не говорят на языке семени Земли, и никто из нас не выучил их глупого звериного наречия. И последнее – они не читали Книгу. Припомните все это и спросите себя – каким образом их ремесленники узнали, что им нужно вырезать?

Тишина. Руководители чад Баккалона в изумлении переглядывались.

Уайотт благоговейно сложил руки.

– Чудо. У нас больше не будет неприятностей с дженши, ибо к ним пришло бледнолицее дитя.

Сидевшая справа от Наставника полковой епископ Даллис подняла голову.

– Мой наставник, духовный руководитель, – с трудом проговорила она, медленно произнося каждое слово. – Но ведь не хотите же вы сказать, что эти… эти животные могут поклоняться Бледному Дитяти и что оно принимает их поклонение!

Уайотт казался спокойным и доброжелательным, он терпеливо улыбнулся ей:

– Пусть ваша душа не тревожится, Даллис. Вам кажется, что я впадаю в Первое Заблуждение. Возможно, вы вспомнили кощунство Г’хры, когда плененный сын Хранги поклонился Баккалону, чтобы спастись от странной смерти, и лженаставник Гиброн провозгласил, что у всех, кто молится Бледному Дитяти, есть душа. – Уайотт покачал головой. – Как видите, я неплохо знаю Книгу. Нет, полковой епископ, святотатства не было. Баккалон действительно посетил дженши, но, разумеется, сказал им все как есть. Он предстал перед ними во всем блеске своей грозной славы и сказал во всеуслышание, что они животные без души, так как только это Он и мог сказать им. И они, услышав его, смирились со своим местом в мироздании и отступили перед нами. Они больше никогда не убьют человека. Вспомните, ведь они не поклонились вырезанной их руками статуэтке, они отдали ее нам, семени Земли – тем, кто по праву может ей поклоняться. Когда они простерлись на земле, они простерлись тем самым у наших ног, как животное ложится у ног человека. Понимаете? Они знают правду.

Даллис закивала.

– Да, мой Наставник. Вы просветили меня. Простите мне мое сомнение.

Но тут подался вперед, хмурясь и сжимая в кулаки огромные пальцы с выступающими суставами, сидевший в середине длинного стола Кара Да-Хан.

– Мой Наставник, – через силу произнес он.

– Да, Знаток оружия? – отозвался Уайотт. Лицо его посуровело.

– У меня, как у полкового епископа, неспокойно на душе, и я жажду, чтобы вы просветили меня, ежели это возможно.

– Продолжайте, – приказал Уайотт.

– Может быть, это действительно чудо, – начал Да-Хан, – но сначала нам надо убедиться, что это не уловка лишенного души врага. Я не вникаю в их стратегию или в мотивы их поступков, но я знаю, откуда дженши могли получить представление об облике нашего Баккалона.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});