"Фантастика 2023-116". Компиляция. Книги 1-18 (СИ) - Стерх Юрий

– Алебардщики! Копья на плечи менавлитов!

Вторая линия фаланги, организованной по смешанному типу (я взял за основу и византийских скутатов[78] и швейцарских пикинеров[79]), наклонила алебарды. Да, в одиннадцатом веке их еще не было, но по моему предложению оружейники насадили топорища на двухметровые копья. Вуаля! Грозное оружие швейцарцев в нашем распоряжении!

Маневр второй линии получился не столь точным и четким – все же в менавлиты мы брали более или менее опытных ополченцев, а вторую, третью и четвертую шеренги формировали из совершенно зеленых юнцов. Более того, как рубить алебардой, здесь не знает никто – в том числе и я. Ее ближайший родственник, варяжская двуручная секира, по длине уступает «новшеству» едва ли не в два раза. И все же алебардщики уже немного освоили оружие на деревянных плахах, выставленных на высоте всадника, и сумели оценить инерционную мощь его пробивного удара!

– Копейщики, на изготовку!

Четвертая и пятая линии склонили свои огромные копья – пятиметровые и шестиметровые соответственно. Держат они их по-македонски, с левого бока, предпоследний ряд – на уровне бедер и замыкающий – на уровне плеч. Таким образом, менавлиты защищены сразу тремя копьями, что дает им хотя бы призрачный шанс на выживание при таранном ударе вражеских всадников. Притом ростовыми, червлеными щитами каплеобразной формы прикрыт лишь первый ряд, прочие бойцы, вынужденные держать свое оружие обеими руками, в качестве защиты имеют маленькие круглые щитки, пристегнутые к левой руке, да и то не все. По факту мои стратиоты[80] не имеют никакой защиты от стрелков, будут не особо эффективны против пехоты – с их-то уровнем подготовки, – да и конного тарана не переживут. И потому две сотни лучников упражняются сейчас на стрельбище с ростовыми тисовыми луками[81], а кузницы спешно куют граненые наконечники[82].

С лучниками ведь все также далеко не просто. У небольшого количества наиболее опытных воинов есть составные, пластинчатые луки, бьющие на дистанцию более чем триста метров. Для сравнения, дальность полета стрелы из обычного лука составляет максимум двести метров, касожские стрелки вооружены оружием обоих типов, но их численность значительно больше. И, чтобы нивелировать разницу в огневой мощи, я предложил князю делать практически ростовые луки из тиса, благо что он произрастает здесь, на Северном Кавказе, в пределах княжества. Дистанция поражения из тисового лука как раз и достигает все тех же трехсот метров… Вот только особенности стрельбы из него другие – например, тетиву приходится оттягивать к подбородку, а не к груди, иначе работают руки, приходится делать более длинные стрелы, непривычные нашим воинам. Поэтому все мало-мальски опытные лучники, переподчиненные мне, пока просто не способны вести огонь точно. И прямо сейчас, разбитые на десятки и сотни, они попеременно стреляют на дистанцию, ограниченную видимыми метками, ориентируясь на полет стрел наиболее искушенных бойцов – то есть приноровившихся к новому оружию и способных взять при этом правильное упреждение на ветер, верно определить снос стрелы и угол подъема… По их командам и по их стрелам пускают свои и остальные – точности при этом никакой, но на выставленные на разных дистанциях метки смертоносные «снаряды» падают довольно густо, нивелируя частотой и плотностью прочие огрехи.

Да уж, заварил я кашу… Но в то же время у меня появился второй (а по сути, единственный) шанс реализовать свой проект. Как сейчас помню разговор с князем, заставивший меня посмотреть на него совершенно другими глазами…

– Ну что, урманин, подложил ты мне свинью, хуже и не придумаешь!

Ростислав, стоящий у окна в пустой гриднице, развернулся ко мне и внимательно, строго посмотрел мне в глаза.

– Князь касожский Тагир, мой главный союзник здесь, в этих землях, мой добровольный данник, – взбунтовался.

Коротко поклонившись, я тем не менее ответил довольно дерзко:

– Поединок был честным, Даур сам принял его условия. И конечно, смерть сына трагедия, это понятно… Но видели бы вы, как касог смотрел на вашу супругу, считая ее своей добычей!

Ростислав приблизился ко мне:

– Мне достаточно было видеть, как ты смотришь на мою жену. И как смотрит на тебя она!

От его ледяного голоса у меня по спине побежали мурашки размером с таракана. Между тем, резко отвернувшись, князь неожиданно горько воскликнул:

– Герой! Вызволил мою семью из заточения, вернул к мужу, не позаботившемуся о любимых! К мужу, нарушившему таинство венчания изменой! Так она это видит…

Вновь посмотрев мне в глаза, Ростислав твердо продолжил:

– Ты вызволил их, привез их ко мне, желая заслужить мое расположение, варяг. Ты рисковал их жизнями, отбивая на пристани Владимира, ты рисковал ими в степи, подставив под стрелы половцев. Ты рисковал ими в море, когда пошел на легкой ладье от Белгорода до самой Тмутаракани, ты рисковал потерять их под мечами касогов. Ты не единожды мог потерять любого из них, равноценно мною любимых. И думаешь, я не понимаю, что двигало тобой?

Я застыл перед князем, в горле мгновенно пересохло. И сказать в ответ ничего не удалось – ибо он прав, во всем прав.

Ростислав продолжил, криво усмехнувшись:

– Но в ее глазах ты герой, а я лишь жалкий предатель-изменник, нашедший утешение в постели с касожской красавицей… Осуждаешь меня, урманин?

Вопрос князя застал меня врасплох – и потому я ответил быстрее, чем успел подумать:

– Измена обесценивает таинство венчания, лишает семью Божьего благословения. Я не знаю, что еще сказать…

Ростислав кивнул:

– Все верно. Осуждаешь… Да я и сам себя за это кляну! – неожиданно громко воскликнул князь, рубанув рукой по воздуху, словно мечом.

Я едва удержался, чтобы не отшатнуться.

– Я сам себя за это кляну… Но не мог я взять с собой детей и беременную Ланку, отправляясь в поход на Тмутаракань с двумя сотнями гридей! Да, море пропустило нас без бури, а Глеб отдал город без боя. Касоги и хазары приняли меня как князя, но вскоре пришел Святослав с ратью – и я бежал к касогам, к Тагиру. Он принял меня, обласкал, обещал выставить в поле рать, коли Святослав решится преследовать. При этом признавал себя моим данником – хотя фактически имел надо мной полную власть. Но нет, Тагир поступил хитрее… Однажды на моем ложе оказалась Госнур, его дочь – она ждала меня нагой, укрытая лишь шкурами. А до того нас потчевали на пиру перченым мясом, разжигающим кровь, поили сладкими медами… Одним словом, я был во хмелю, и тут в руки легло ладное женское тело – да какое! Эх, не видел ты касожских женщин, варяг… Но до той ночи я хранил верность Ланке. А потом… Только проснувшись, я понял, с кем спал и кого обесчестил – Госнур была девой. Грех я уже совершил, а находясь в полной власти Тагира, отказываться от его обесчещенной дочери было безумием – да он уже через пару дней принес бы Святославу мою голову! Просто глянулся я касогу, чем-то понравился больше правящего в Тмутаракани Глеба. И позже, когда Святослав ушел с дружиной, я вернулся сюда с воинами Тагира… Многие из них язычники, Госнур жила со мной как жена, но не венчанной, и все всех устраивало, пока не появился ты.

– Вот, значит, как…

М-да, схема вполне стандартная для Средневековья. Князь был прав, не взяв с собой Ланку, – те же касоги могли бы и травануть ее чем-то убойным, а детям чуть позже устроить «несчастные» случаи… Например, как Дмитрию Иоанновичу, сыну Грозного.

В гриднице на десяток секунд повисла неудобная, тягостная тишина, которую я прервал вопросом:

– А что Даур? Он был волен топить и грабить всех, кого захочет?

Ростислав лишь отмахнулся:

– Морских разбойников среди касогов – каждый третий. Остановить их можно лишь большой кровью, и, как сам понимаешь, пролить я ее не мог. Кроме того, русских купцов он не трогал – тех, кто регулярно заходит в порт. Ну а греков там, армян, тех же хазар – бывало, бывало…