Секреты прессы при Гобачеве и Ельцине - Георгий Вачнадзе

Несколько председателей местных комитетов войдут в состав совета нашей компании, это и разумно, и необходимо для нас. А в целом наши отношения сейчас на стадии становления.

— Есть, как говорится, сведения о массовом оттоке творческих работников из Останкина и Шаболовки. Они идут к вам?

— „Массовым оттоком“ я бы это не назвал, но, могу сказать, изъявляют желание работать с нами не худшие.

— А как вы. относитесь к тому, что московский и ленинградский комитеты будут находиться в системе всесоюзной компании?

— Как еще одно проявление монопольного мышления захватить, подавить, управлять. Видимо, президент уверен, что он лучше всех знает, что надо зрителям, слушателям, читателям. Мы создаем на ленинградском ТВ свою дирекцию, мы имеем на это право. „Пятое колесо“ перейдет к нам, это однозначно.

Нынче бой идет за три высоты: армию, рабочий класс, массовые средства информации. Откройте газету, включите радио, и вы это поймете.

Мысли всякого человека — это и право, и собственность его. Без такого суверенитета нет личности, нет государства, нет свободы».

13 мая 1991 года стало первым днем выхода в эфир телевидения России, в котором засверкали почти все звезды советского телевидения. Хотя многие из них, уйдя от Кравченко, не захотели войти в штат российской телекомпании. ТВ России было, таким образом, обречено на успех.

Обе компании — ЦТ и РТВ — были государственными, рьяно демонстрируя приверженность «своим» политикам и охотно пиная «чужих». Ни то ни другое телевидение от зрителя не зависело. Это на Западе телекомпания получает от рекламодателей суммы, зависящие от того, сколько людей действительно смотрели передачи. Вот это ответственность посильнее, чем страх перед начальством.

Известно, что доавгустовское ЦТ бывало патологически бесчестным, а РТВ не опускалось до преднамеренной лжи и умолчаний. Первое в Останкине расположилось по-барски, второе ютилось в комнатушках почти без техники на улице Ямского поля. Первое царило во всесоюзном эфире, второе изредка допускалось в него по второй программе, которую могла смотреть лишь половина аудитории первой программы ЦТ. Да к тому же во многих республиках и областях специально пускали вместо передач РТВ местные телепрограммы.

В канун путча «Литературная газета» (14.8.1991) поместила статью Юрия Богомолова о новой ситуации в телевизионном эфире:

«В середине мая эфир наконец дал долгожданную трещину. Теперь Останкино напоминает достопримечательность Северного Кавказа — гору Эльбрус о двух вершинах.

Одна — новая ТСН и небезызвестное „Время“, олицетворяющее ЦТ.

Другая — „Вести“, ассоциируемые с Российским ТВ.

Отколовшееся от Центрального, Российское телевидение создало предпосылки для совершенно новой ситуации в отечественном эфире: острой конкурентной борьбы за внимание телезрителя.

Осенью прошлого года Л.П.Кравченко вернулся в Останкино с героико-романтической идеей сохранить для Отечества почти похищенную было „демократами“ важнейшую из массовых коммуникаций — телевидение.

Что для этого было сделано, какие были предприняты меры, все знают. Плюрализм, проникший в эфир через перестроечное окно с программами „Взгляд“, „Пятое колесо“, „До и после полуночи“, „ТСН“, оказался под разными предлогами и разными способами выдворенным за двери Всесоюзной телерадиокомпании.

Кравченко не просто выполнил взятое на себя обязательство (или данное ему задание), но и перевыполнил его. ЦТ усилиями своего председателя трансформировалось из государственного в Государево.

То была, как сейчас стало понятно, эксцентричная попытка сохранить тоталитарный режим в отдельно взятом ведомстве. Но выяснилось, что недостаточно восстановить жесткую иерархическую подчиненность внутри самого учреждения, надо вернуть в подчиненное положение еще и телезрителя. У автократической организации есть своя логика поведения — командно-принудительная.

Принудительное телевидение, видимо, непозволительная роскошь в условиях, когда начали работать, хотя и со скрипом, демократические механизмы. Но очевидно, что его такой дурной характер — не от дурного характера лично товарища Кравченко.

Эти унтер-пришибеевские наклонности — в природе государственного телевидения. Последнее не следует смешивать с телевидением государственным на западный манер, подразумевающим совсем иную меру интегрированности коммуникаций в казенные структуры, что и подтвердил опыт новорожденного Российского.

Вопрос не в том, хуже или лучше Российское ТВ Всесоюзного ЦТ. Невооруженным глазом видно, что „лучше“.

Но ведь это так нетрудно. Потому что так трудно делать информационную программу хуже „Времени“, публицистику — слабее „Прямого разговора“, кинодокументалистику — банальнее фильма „Быть самим собой“.

Если сегодня официозное „Время“ и представляет какой-то информационный интерес, то главным образом тем, о чем умалчивает. Хотя фигура умолчания — тоже информация, но понятно, что с такими „фигурами“ ЦТ в пропагандистской борьбе обречено на проигрыш РТВ, которое легко набирает очки, заполняя информационные лакуны. И если „Время“ ограничивается сообщением о сенсационном заявлении Шеварднадзе, то „Вести“ знакомят с содержанием этого заявления.

Выигрывает РТВ и в актуальности документальных исследований. ЦТ, например, „глазом не моргнуло“, „ухом не повело“ в связи с печальными датами событий, происшедших в Тбилиси и Новочеркасске. Российское ТВ откликнулось на них фильмами „Репетиция“ и „Новочеркасский альбом“.

Более предпочтительным оказался предвыборный цикл на Российском ТВ, аналогичный сериалу на ЦТ. Выяснилось, что драматургическая форма передачи „Кто есть кто“ себя изжила. Что прямым эфиром можно при известных навыках манипулировать с не меньшим успехом, чем видеозаписью. Эфир в передаче Игоря Фесуненко засорен банальными вопросами, на которые у „ответчиков“ заготовлены банальные ответы. И передача на удивление бесконфликтна.

С этой точки зрения драматургия политических дебатов в российском эфире, где главному герою приходится вступать в непосредственный диалог с автором „неудобного“ вопроса, кажется более плодотворной. Она вернее позволяет увидеть, кто из политиков есть кто.

В художественном разделе РТВ приметными удачами стали неполитический диалог о Пушкине Андрея Битова с Резо Габриадзе, фильм о Ростроповиче „Фантазия на тему рококо“… Непривычно мобильными кажутся программы „Команды-2“, преимущество которой отчетливо проявилось в пору Московского кинофестиваля в оперативности предлагаемой культурной информации и в личностном характере ее оформления.

Эти и прочие свидетельства успешной работы РТВ покажутся еще более впечатляющими, если принять во внимание те скромные материально-технические основания, на которых она строится.

Государственников, как правило, страшно пугает перспектива возникновения негосударственного ТВ. Оно иначе не мыслится, как антигосударственное.

В связи с этим стоит обратить внимание на роль частнособственнической телекомпании господина Тернера Си-Эн-Эн в войне против Ирака.

Скорее всего, без присутствия телекамер по обе стороны фронтовой линии сценарий этой войны сложился бы по-другому. Война в Заливе, как никакая другая, оказалась гласной и зримой и отчасти поэтому скоротечной. Наглядная информация корректировала действия обеих противоборствующих сторон.

Если бы „афганская“ война освещалась столь широко…

Если бы армяно-азербайджанский конфликт находился постоянно под „присмотром“ теле- и видеокамер…

Если бы в Прибалтике ТВ смогло взять на себя посредническую роль в переговорах конфликтующих сторон…

Эти „если бы“ — как прошлогодний снег. Но это все еще и прошлогодняя кровь.

В том-то все и дело, что разгосударствление эфира — проблема государственная. Оно в интересах государства, но, естественно, не тоталитарного, имперского, а открытого.

Негосударственное ТВ сегодня кажется достаточно отдаленной перспективой. Но как знать? Давно ли казалась нереальной идея негосударственной печати?

Тем более что кое-какие предпосылки независимого ТВ уже появились. Они хотя бы в том, что „Взгляд“ продолжает жить вне штата как ЦТ, так и РТВ, что Владимир Познер и Владимир Молчанов тоже предпочли, как киплинговская кошка, гулять сами по себе.

Быть может, все это больше, чем идея. Быть может, это и есть в свернутом виде общественно-собственническое телевидение?..».

Звезды на нашем телеэкране — отражение наших собственных бытовых забот и неустроенной жизни. Каждый день этот телевизионный люд предстает перед нами усталый и озабоченный, как будто только из магазинной толчеи или после выволочки от руководства. То ли дело западные телекомментаторы, которых любой телезритель с радостью пригласил бы в свой дом. Потому что этот западный телезритель видит на экране приличных людей, полных чувства собственного достоинства и очень старающихся не испортить свою положительную репутацию. Жаль, что даже самые честные советские тележурналисты не мог ли высказываться с экрана так свободно, как они делали это на страницах демократических изданий. Тележурналист у нас больше зависит от чиновника, чем от телезрителей. Так было и в Гостелерадио СССР и в заменившей его февраля 1991 года Всесоюзной государственной телерадиокомпании, так пока остается и сейчас.