Коровы - Сергей Евгеньевич Акчурин

пони, — Художники тяжелы для общения, и без того тут скотина сомневается в нашей реальности, буквально трогая и нюхая нас и задавая нам каверзные вопросы о нашей свободе, принадлежности к стаду, роду и виду, направляющем смысле нашего исключительного Оно, установленном, между прочим, для нас высшим разумом из недосягаемых сфер, хотя Пастухи утверждают, что сведений о нас нет… После этих вопросов спасение в одном — в синей траве, возвращающей легкость и понимание абстрактности смысла, в котором, пока что, живет вся скотина, пасущаяся вокруг…

— А почему ты сказала «пока что»?.. — спросила Елена. — Разве предвидятся какие-то изменения и тебе известно них?

— Мне, — ответила пони, — известно только одно: будущее за нами… Но объяснить я этого не могу… Советую только: обратите внимание на собчаков — у них свой язык, который мы понимаем, хотя и не учились ему, и новые взгляды на предназначение скотины, — более этого я объяснить не могу… — и вся группа Оно скрылась за туалетом и занялась поглощением синей травы, вдыханием пыльцы и ожиданием того состояния, ради которого и пришла на поляну.

Вскоре пони и жеребцы явились перед коровами уже в возвышенном состоянии, догнав и даже, кажется, перегнав в нем стадо коров, поскольку одна из кукольных пони, довольно бесцеремонно растолкав остальных, установилась в центре поляны и, слегка облагородив поверхность, сразу стала вещать:

— Скажу вам, парнокопытные, очень простую вещь: присоединяйтесь к нашему смыслу сейчас, пока нет вашего Пастуха… Ныряйте с нами в иллюзию, в которую мы сейчас будем нырять, и выныривайте непарнокопытными третьего рода, иллюзорно-реального направления, и тогда двойники вашего будущего, следующие за вами, не будут иметь тех скотских проблем, которыми озабочены те двойники, что идут впереди, в вашем прошлом, и, как я вижу, уже озабочены вы.

Телки насторожились, пустили длинные струи, задумались, пережевывая услышанное.

— Действительно, — вмешалась другая пони, — а то потом все будет занято, потом могут и не принять в наше Оно, которое вскоре может стать и Божественным, и так и останетесь в этом архаичном паноптикуме в роли скотины, обязанной исполнять коровью повинность: телиться, давать молоко, стараться производить много навоза — чтобы набить себе цену и заслужить благосклонность высшего разума, ходить по кругам, предписанным великим законом, за несоблюдение которого вас будут еще и наказывать… Мы же, как вам известно, свободны от этого… рабства.

— Я тогда еще, при первой встрече с Оно, говорила, — сказала Дуреха, — что есть выгоды в их положении, но меня смущает одно: как же наше коровье «Му», во что оно превратится?

— Будете жить без этого «Му», — успокоила пони, — увидите: снимется масса проблем. Во-первых, не будет несчастных беззвездных, которые как заведенные ходят по первому кругу, во вторых… еще много чего, но, главное, освободившись от этого «Му», вы попадете в объятия не скотской, а настоящей любви, которой, как мы считаем, заслуживает каждая сущность, имеющая Божественное начало.

Тут телки полностью согласились с пони, особенно в отношении «настоящей любви», выразив это согласие мычаньем, покручиванием и помахиванием хвостов, а также всеобщим пусканием каких-то веселых, коротких струй.

Танька-красава в задумчивости направилась к синей траве, чтобы добавить ясности мышления по поводу возможного перехода в Оно, за ней потянулись Буянка, Копейка и Мария-Елизавета, и все четверо, подзаправившись синей пыльцой, ободрали от голода еще и листья с каких-то низких невзрачных кустов, прихватив заодно и красные ягоды, висевшие на этих кустах, после чего вдруг почувствовали такой сильный прилив этого самого «Му», что, вернувшись к скотине, мирно беседующей о преимуществах в стаде производной третьего рода, сразу взялись за дело:

— Эх! — воскликнула Танька-красава, — Жаль, среди вас нет бычков!..

— А я не сойду за бычка? — спросила одна из пони, но телка, как будто не расслышав ее, начала ластиться к двум голубым жеребцам, умудряясь так вилять между ними своим задом с поднятым вверх хвостом, что жеребцы, оторопев от подобного поворота, тут же отпрыгнули от Таньки-красавы, как от огня, и ускакали с поляны через узкий проход, ведущий на водопой.

Буянка стала ласкаться к одной из розовых пони, которая с кокетливостью приняла это ухаживание, и они быстро, как будто сговорившись заранее, нырнули в проекционное никуда, на вид же оставаясь на месте, в центре поляны, и выговаривая друг другу всяческие любезности, которые можно было бы назвать совершенно невинными комплиментами, правда, скотского направления. Копейка нацелилась и лизнула нос почему-то Марии-Елизавете, но тут две розовых пони ревностно разъединили их и затеяли с каждой из них какую-то сложную куролесь, похожую на игру, но, очевидно, затягивая таким способом телок в собственный мир…

Начался полный разброд. Пони, добавив в себя синей травы и пыльцы, увели многих телок с поляны на водопой, другие же телки, не испытывая никакого желания присоединяться к Оно, разлеглись на поверхности и просто дремали, наблюдая короткие, странные, очень красивые сны, и, когда просыпались, болтали ногами, мычали, но встать не могли — как будто тела их совсем обессилили.

Джуме это все чрезвычайно не нравилось, и она подошла к главной корове, разбудила ее, ткнув ей в ляжку копытом, и с упреком сказала:

— Марта, происходит какой-то вертеп, ты назначена главной коровой и обязана следить за порядком…

— У меня, Джума, много голов, — ответила Марта, — не беспокойся, они уследят… — а сама закрыла глаза и снова уснула.

Окружающее пространство между тем быстро стало темнеть. Загорелись лампочки звезд, появилась великая Мать всех коров и быков, но под красным сиянием ее в этот раз не установилось покоя: телки и пони снова и снова вдыхали пыльцу, отлучались на водопой, тыкались в темноте в каждый угол поляны — что бы поесть? Разброд продолжался, и Джума, выбрав место под деревом, крона которого, частично объеденная, напоминала лохмотья, наблюдала такое, что самой ей казалось, что мозги у нее набекрень…

— Бред какой-то… — прошептала она, наблюдая действительно бред: Кувшинка ухватила венок из цветков, украшающий Анну, стянула его с рогов избранной сущности, и обе коровы с аппетитом, хрустя, принялись поедать этот символ, сплетенный Божественным Пастухом. — Скотина и есть скотина! — промычала Джума и добавила: — Фигули́на была права! — и отвернулась от этого мерзкого зрелища, порожденного синей травой.

67. Блажь и соблазн

Тьма ушла, свет наступил, и к его появлению на поляне, неестественно раскинув копыта, валялись только Антонина-гадалка, Марта, Сонька, Анна, Роза, Мария-Елизавета и Овсянка с Ириской, и ходила между ними Джума, пытаясь пробудить телок к жизни из глубокого сна. Картину эту и увидел сразу оторопевший Пастух, вернувшийся с поисков великой Паршивой Заблудшей Овцы. Оторопелость его выразилась