Лучинушка - Ольга Дмитриевна Конаева

не сомневался.

– А что об этом думает её мама?

– Ничего не думает.

– Как ничего? Ты вообще её видел?

– Нет, не видел…

– То есть, вы всё решили без неё?

– Без неё… – подтвердил Родька.

– А она хотя бы знает, куда делась её дочь? Она же будет её искать, волноваться, плакать…

– Плакать? – удивился Родька. Женские слёзы всегда выбивали его из колеи, – плакать не надо.

– Я думаю, вам с Катей надо пойти и сообщить ей о своём решении.

– Да, пойти и сообщить… – согласился Родька.

Софья Николаевна решила больше на него не давить и отправилась на кухню, где её ожидали подруги.

Тем временем Стеша порылась в своих вещах, выбрала светлое кашемировое платье и подала Кате.

– Думаю, вот это тебе подойдёт. Надевай, не стесняйся.

Катя взяла платье, и, потрогав мягкую ткань, посмотрела на Стешу.

– Надевать?

– Конечно. Ты же не хочешь простудиться?

– Зачем, это же ваше платье… – ответила Катя, протягивая его обратно, – заберите, я не простужусь.

– Надевай, оно не ношенное. Я тебе его дарю.

– Оно моё?

– Конечно, твоё. Одевай же, а то Родя заждался.

*****

– Девочки, – сказала Софья Николаевна,– кажется, наш Родя решил жениться. Что будем делать?

Её заявление никого особо не удивило.

– А что тут поделаешь? – сказала Надежда Семёновна, пожимая плечами, – Он взрослый парень, имеет право.

– Взрослый то он взрослый, но ты же понимаешь…

– Я понимаю, что ты хочешь сказать. Но согласись, что, при всех его странностях, Родя здоровый мужчина и ему нужна пара. Мне кажется, Катя будет с ним счастлива, если, конечно, она согласна.

– Наверное, согласна. Вы же не думаете, что он привёл её сюда насильно?

– Конечно, не думаем. А что скажет её мама?

– А вот это вопрос. – сказала Асенька, – Лизавета настоящая гром – баба, и, если она воспротивится, а это скорее всего так и будет, нам всем мало не покажется. Представляете, каким это будет ударом для Роди?

– Ничего, мы выстоим и Родечку в обиду не дадим… – разгорячилась Надежда Семёновна.

– Надо будет ей объяснить, что их встреча была не случайной… – предложила Софья Николаевна, предпочитавшая решать все проблемы мирным путём, – они созданы друг для…

Зычный голос, донёсшийся с улицы, не дал ей договорить.

– Катерина, ты где? Выходи сейчас же!

– А вот и наша гром – баба… – сказала Асенька, выглядывая в окно.

– Ну что, подруги, идём держать оборону, – Надежда Семёновна поднялась, и решительно одёрнув блузку, выступила впереди всех.

Лизавета стояла, опершись на толстую палку и заглядывала во двор. Асенька и Надежда Семёновна пошли к калитке, Софья Николаевна осталась на крыльце.

– Катерина!!! – крикнула Лизавета, игнорируя приближавшихся дам.

– Добрый день, Елизавета, простите, не знаю, как вас по батюшке… – робко сказала Асенька.

– Катька у вас? – грозный вид Лизаветы подтверждал, что рассчитывать на компромисс с её стороны не приходится.

– Заходите пожалуйста в дом. – пригласила Асенька.

– Не надо мне в дом! – воспротивилась Лизавета, – я спрашиваю, Катька у тебя?

– И не надо так кричать… – поддержала Надежда Семёновна, становясь рядом с подругой.

– Катерина!!!… – крикнув, Лизавета пнула калитку ногой, зашла во двор, и, растолкав их в разные стороны одним движением плеча, направилась к крыльцу, продолжая кричать, – Катька, выходи сейчас же, чего прячешься.

Увидев, как легко эта мощная женщина гренадёрского роста устранила с пути её подруг, Софья Николаевна попятилась, и, задев стоявшую рядом корзину, в которой был обнаружен найдёныш, машинально её схватила и прикрыла свою грудь, как щитом. Это хрупкое средство защиты подействовало совершенно неожиданно. Лизавета остановилась и стала его рассматривать, как нечто давно утерянное, но очень важное и значительное.

Эта корзина была сделана её собственными руками, вот и тонкий синий проводок, который она вплела в неё сама не зная зачем. За свою жизнь она сплела их столько, что давно потеряла счёт, но эту запомнила хорошо.

В короткий летний сезон она любила выезжать на трассу, где находился придорожный рынок в два прилавка, наспех сколоченных из горбыля. Там жители окрестных деревень реализовывали плоды своих трудов. Лизавета тоже привязывала к багажнику велосипеда корзину, загружала в неё банки с молоком и туески с грибами и ягодами, и ехала туда как на праздник.

Торговля привлекала её не только возможностью немного пополнить свой скромный бюджет, но и радостью общения с незнакомыми людьми. Этот крошечный рынок был для неё своего рода окном в мир. Проезжие покупатели схожи с попутчиками вагонного купе, с которыми за время пути можно поделиться такими сокровенными мыслями, которых не расскажешь самым близким людям. Человек выслушал, посочувствовал или дал дельный совет и исчез, унося твою тайну за собой. Так и здесь, некоторые люди, остановившиеся на минутку передохнуть и что – то купить, в короткой беседе старались облегчить душу, делясь своей бедой или радостью, послужившей причиной или целью их поездки. Обычно эти беседы заканчивались обоюдными пожеланиями здоровья и всех благ. Они ложились бальзамом на душу Лизаветы и вселяли веру в то, что она ничем не хуже других.

Однажды около неё задержалась немолодая интеллигентная дама очень приятной наружности. Пока её муж, грузный мужчина в очках в тонкой золотой оправе, ходил в туалет, она увлечённо рассказывала о том, что они едут из Чебоксар на Чёрное море, что сейчас в Чебоксарах дождливо и прохладно, а в Анапе жара до тридцати пяти… Вернувшись домой, Лизавета отыскала на висевшей над столом карте Чебоксары и Черное море, и долго удивлялась – подумать только, где эти Чебоксары и где Черное море… А она считала, что такое, чтобы вот так просто сесть в машину и ехать в неизвестную даль, не думая ни о чём, кроме ожидавших тебя красот, возможно только в кино. Она часто, оставаясь наедине с собой, вспоминала эту женщину, её чёткую речь и пыталась ей подражать, говорить так же как она, негромко и спокойно, тщательно подбирая слова.

Софья Николаевна была чем – то на неё похожа. Поэтому Катерина сбавила тон, словно из неё вдруг выпустили воздух, и спросила тихим, усталым голосом:

– Где моя Катька?

– В доме, пожалуйста, заходите. – ответила подошедшая Асенька, и на всякий случай держась подальше, добавила, – у нас к вам очень серьёзный разговор.

– Какой разговор? – удивилась Лизавета, отставляя в сторону свою палку и отряхивая снег с валенок.

– Раздевайтесь, сейчас попьём чайку и поговорим.

– Где Катька? – снова спросила Лизавета, входя в гостиную, – почему она прячется?

– Она не прячется, – сказала Софья Николаевна, – вот она, ваша красавица.

Дверь, ведущая в соседнюю комнату, медленно отворилась и из неё вышла Катя. Серое облегающее платье, подчёркивающее её тоненькую фигуру, распущенные волосы пепельного цвета, подобранные на висках и заколотые серебряной заколкой, подаренной Стешей, преобразили её до неузнаваемости, превратив в настоящую красавицу.

Лизавета замерла, не видя вокруг никого и ничего, кроме своей дочери, а Катя обернулась, взяла стоявшего за её спиной Родьку за руку, и, поставив его рядом с собой,