Люся, которая всех бесила - Тата Алатова

своих охранников — как ребенок на яркую игрушку.

Николай был ягом, это указывалось в его личном деле, а ты годами всем и каждому рассказывала, что однажды заведешь роман с ягом.

Так я решила подослать его к тебе с осиной, благо случай быстро представился.

И вот сейчас я гадаю, чем закончится все это.

До конца рабочего дня осталось полчаса.

Я уже распечатала письмо, которое оставлю в своей квартире, и скоро начну удалять все данные с этого компьютера.

Вещи я потихоньку уносила последние две недели.

Понимала ли я, что затея с фотографиями твоего мертвого тела приведет видовиков прямиком в редакцию?

Ну разумеется. Однако я уверена, что скоро все закончится. В самое ближайшее время эксперимент будет доведен до конца.

Но на всякий случай, если и яга Николая с осиной постигнет неудача, у меня есть план Б.

Возможно, трагедия с Ветровым заставит тебя перекинуться?

Надо сказать, что все это время я внимательно наблюдала за тобой. Казалось невероятным, что ты каждый день как ни в чем не бывало являлась на работу. Что ты продолжала писать материалы и даже закрутила интрижку с полицейским.

Это была не просто живучесть, а аномальная живучесть.

Может, у тебя просто отсутствует инстинкт самосохранения? Психологическая патология, такое бывает.

Тогда я начала думать, как добраться до видовика, с которым ты спишь.

Первым делом я предложила твоей сестре соблазнить его, но она ничего не ответила.

С бывшей девушкой Вероникой тоже ничего не вышло — она не реагировала на крючки.

Но вы с Носовым вечно разговариваете так, будто других людей просто не существует.

И я услышала про Дмитрия Юрьевича Лихова.

Шанс, что бывший начальник видовой полиции устроит засаду на своего преемника в моем шифоньере, не очень велик, правда?

Но посмотрим, что из этого выйдет.

В конце концов, у меня еще есть в запасе карта Нины Ветровой.

И есть еще одна версия, как лишить тебя душевного равновесия. Высказал ее человек, который знает тебя лучше всех на свете.

Костя Носов.

Это было примерно год назад, в то время я еще только разрабатывала проект, а вы, как обычно, разругались в пух и прах из-за какого-то проходного материала.

И, как обычно, в моем кабинете.

Меня всегда возмущало, что вы устраиваете разборки в месте, предназначенном для тишины.

Ты вылетела, хлопнув дверью, а я спросила у Носова:

„Если бы ты хотел на самом деле расстроить Люсю, то что бы ей сказал?“

„Назвал бы ее эгоцентриком, пустышкой, — ответил он сердито, — сказал бы, что она не думает о людях, а только о раскрутке портала“.

„Что истинная правда“, — заметила я.

„Нет, — ответил он, — при чем тут правда? Ты спрашивала о том, что могло ее расстроить. Только то, что она думает сама о себе, а не другие“.

В этом есть смысл, подумала я.

Если бы профессор, который разгромил мою монографию, написал полную чушь, это не задело бы меня так сильно.

Но я допускала мысль, что он был прав.

Вот что причиняло мне боль.

Значит ли это, что нас может ранить только то, что мы думаем о себе сами?

Возможно, мне все-таки придется воспользоваться подсказкой Носова.

Интересно, помнит ли он об этом разговоре?

Мне надо завершить это исследование, потому что я не люблю незаконченных дел.

А потом я буду вести тихую и спокойную жизнь в уединении.

Люди изрядно достали меня своей глупостью.

А уж как мне надоело твое упрямство, ты бы только знала.

Твоя Синичка».

Люся не понимала, сколько прошло времени.

Может, час.

Может, больше.

В квартире царила оглушающая тишина, и только где-то наверху, несколькими этажами выше, какой-то ребенок играл гаммы.

Она несколько раз прерывала чтение, чтобы включить чайник, но так и не заварила себе чай.

Зачем-то открыла окно и теперь мерзла.

Несколько раз вибрировал телефон, но Люся не реагировала на него.

Проект!

Синичка называла убийство шестерых человек научным проектом!

Вот что поразило ее больше всего.

То, что сама Люся оказалась в роли подопытного кролика, задевало куда меньше.

Однажды она снова сможет пойти к психологу и рассказать о произошедшем.

Однажды она снова научится чувствовать себя в безопасности.

Однажды она снова возьмет на работу каща…

Нет, на это Люся никогда больше не решится.

Всхлипнув, Люся нашла на столе телефон и позвонила Ветрову.

— Ты где? — спросила она.

— На работе.

— На какой еще работе! Ты же в больницу поехал.

— Я поехал в больницу, Люсь, утром. И меня выписали. Сейчас пять часов вечера.

— Как пять часов? — изумилась она.

Сколько времени она провела, читая и перечитывая письмо Синички? Целый день?

А что с материалами по Лихову и трясовицам?

Носов опубликовал их без нее?

— Люсь, — напомнил о себе Ветров, — Синичкина прислала заказчику готовое исследование по нижним архам. Она прочитала твой манифест.

— А, — равнодушно отозвалась Люся, — интересно будет глянуть, к какой классификации она отнесла мой оборот от страха поцелуя. Полагаю, это поставило ее в тупик. Я нашла еще одно ее письмо, Паш, где она подробно рассказывает о том, что и почему совершила. Синичка четко играет по правилам, настоящий преступник обязательно должен поведать миру о своих преступлениях. Я перешлю тебе сейчас.

— Четко играет по правилам… — повторил Ветров медленно. — Понял. Я тебе перезвоню, Люсь.

— Ага. Ладно. До вечера.

Люся закрыла окно, набрала Носова, подробно обсудила с ним публикации, а потом ушла в гостиную, легла на диван, укрывшись свитером Пашки, который пах, как он, и так и пролежала до той минуты, пока в замке не повернулся замок.

Ветров вошел в гостиную не сразу — сначала он разулся и снял верхнюю одежду, потом долго умывался.

А потом она услышала его легкие шаги и села.

— Ну все, Люсь, — Пашка стоял на пороге, прислонившись плечом к косяку. — Все, мы сняли охрану. Ты можешь делать, что хочешь.

Глава 39

А чего она хочет?

Люся тупо смотрела на него, не испытывая никаких желаний вообще.

Ни голода, ни жажды, ни