Государственная Дума Российской империи, 1906–1917 гг. - Александр Федорович Смирнов

Но из переговоров с этими кандидатами ничего не вышло. Умеренные общественные деятели ставили слишком большие требования (пять министров из «общества» и опубликование их программы от имени всего кабинета); Ф. Д. Самарин, более правый, заявил о своем несогласии с общим курсом премьера.

Избранники премьера признали законным роспуск Думы, а Г. Е. Львов был единственным, кто в Выборге отказался подписать воззвание, тогда как другие (С. А. Муромцев, Л. И. Петражицкий), даже считая его антиконституционным, присоединились к большинству подписантов. Д. Н. Шипов открыто не оправдывал роспуск Думы, но был известным лидером умеренных земцев. Как оппонент Милюкова, Столыпин стремился учесть все эти обстоятельства, подходил индивидуально к отбору возможных кандидатов в министры своего кабинета и все же потерпел фиаско. Встает вопрос о причинах неудачи. Один ли премьер виновен?

12 июня Шипов по поручению Столыпина был вызван из Москвы в Петербург, но, узнав, зачем вызвали, отказался поехать. Он не простил Столыпину роспуска Думы. Отказ не обескуражил Столыпина. 15 июля, через неделю после роспуска Думы, он официально пригласил Шипова с князем Львовым, якобы для переговоров о продовольственной помощи населению. Шипов догадался, что это предлог. Но уклоняться было нельзя, и он приехал. Столыпин перешел прямо к делу.

«Как только мы вошли в кабинет, — вспоминает Шипов, -П. А. Столыпин обратился ко мне со словами: „Роспуск Думы состоялся; как вы теперь относитесь к этому факту?“ Я ответил, что мое отношение к этому факту известно и что я остаюсь при своем убеждении. После моей реплики П. Столыпин сказал: „Я обращаюсь к вам обоим с просьбой войти в состав образуемого мной кабинета и оказать ваше содействие осуществлению конституционных начал, возвещенных Манифестом 17 октября“. Он им раскрыл, что предполагал сделать, используя междудумье. „Для успокоения всех классов населения нужно в ближайшем же времени дать каждой общественной группе удовлетворение их насущных потребностей и тем привлечь их на сторону правительства. Делу поверят скорее и больше, чем словам“»6.

Как на пример «насущных потребностей крупных общественных групп» он указывал на крестьянский вопрос, вопрос о старообрядцах, о приказчиках, что было позднее проведено им по статье 87. Был упомянут и вопрос о «равноправии евреев». Это была программа Столыпина, которая могла бы быть базой для дальнейших переговоров. Но не стала. Можно было сокращать или увеличивать список неотложных законов, которые Столыпин хотел провести, вводить в них поправки и изменения и т. д. Но и Шипов, и князь Львов «горячо возражали против самого плана», доказывали, что никакие мероприятия, нуждающиеся в законодательной санкции, не могли быть осуществлены помимо законодательных учреждений; недоумевали, как правительство может предрешать помимо народного представительства, какие реформы должны быть проведены в жизнь и т. д.

По словам Шипова, весь разговор был «беспорядочный; происходил при большом возбуждении обеих сторон», которые «часто перебивали друг друга». Неудивительно, что первая встреча результата не дала. В таком важном и ответственном вопросе ограничиться «беспорядочным разговором» было нельзя, и 17 июля, чтобы зафиксировать положение, Шипов и Львов написали письмо премьеру. В нем, как передает Шипов, они говорили от имени своих политических друзей и единомышленников, той «разумной части» либеральной общественности, которая была в меньшинстве и на земских съездах, и в Государственной Думе, и не шла за Милюковым, за кадетским руководством. Можно было надеяться, что это политическое прошлое отразится в их письме и соглашение с премьером станет возможным. Но эта возможность не реализовалась.

Поясняя свое отрицательное отношение к предложению премьера, авторы писали: «…мы готовы отдать все свои силы служению родине. Но мы полагаем, что намеченная Вами политика постепенного приготовления общества к свободным реформам маленькими уступками сегодня, с тем чтобы завтра сделать большие, и постепенного убеждения его в благих намерениях правительства не принесет пользы и не внесет успокоения. Реформаторство правительства должно носить на себе печать смелости и ею импонировать обществу. Поэтому мы считаем единственно правильной политикой настоящего времени открытое выступление правительства навстречу свободе и социальным реформам, и всякая отсрочка в этом отношении представляется нам губительной. <…> В этих целях, по нашему мнению, необходимо, чтобы в высочайшем рескрипте на имя председателя Совета министров, при назначении в кабинет лиц из среды общественных деятелей, было возвещено, что мера эта имеет своею целью осуществление необходимого взаимодействия правительственных и общественных сил.

Мы полагаем, что из 13 лиц, кроме председателя Совета министров, входящих в состав кабинета, должно быть не менее семи лиц, призванных из общества, сплоченных единством политической программы. Между этими лицами должны быть распределены портфели министров: внутренних дел, юстиции, народного просвещения, земледелия, торговли, обер-прокурора Святейшего синода и государственного контролера.

Главою кабинета должны быть Вы. Вновь образованный кабинет должен обратиться к стране, кабинет должен заявить, что он подготовил к внесению в Государственную Думу целый ряд законопроектов по важнейшим очередным вопросам государственной жизни, и в том числе проект земельного устройства и расширения крестьянского землевладения, в целях которого правительство не остановится и перед принудительным отчуждением части частновладельческих земель в случаях необходимости, установленных местными землеустроительными учреждениями. Одновременно с организацией нового кабинета мы признаем необходимость, что высочайшими указами государя императора было приостановлено произнесение приговоров смертной казни до созыва Государственной Думы и дарована амнистия всем лицам, привлеченным к ответственности и отбывающим наказание за участие в освободительном движении и не посягавшим при этом на жизнь людей и чужое имущество.

Вновь образованный кабинет должен неотложно выработать законопроекты, регулирующие пользование правами и свободами, возвещенными 17 октября, и устанавливающие равенство перед законом всех российских граждан, и представить их на высочайшее утверждение для введения их в действие временно, впредь до утверждения законопроектов Государственной Думой. В то же время правительство должно прекратить действие всех исключительных положений.

Мы считаем совершенно необходимым, в целях успокоения страны, приступить возможно скорее к производству выборов и созвать Государственную Думу не позднее 1 декабря 1906 г.».

Шипов и Львов проявили больше реализма, чем ранее Милюков и Муромцев в аналогичных переговорах с властью, они делали многие уступки. В их письме не было речи об Учредительном Собрании, о «четыреххвостке», не было и принципиального отвержения «коалиции» с бюрократическим миром, и «отвода» лично против Столыпина. Уступлено было даже в том, на что сначала так «горячо» ополчились Шипов и князь Львов, — проведении законов временно, без представительных учреждений. Это как раз то, что хотел сделать Столыпин и против чего они поначалу