Венецианская птица. Королек. Секреты Рейнбердов (сборник) - Виктор Каннинг

– Сегодня утром я не слишком занят. И всегда приятно выпить на пару с хорошим человеком. Если что-нибудь выясню, обязательно позвоню. Мне было бы очень интересно опять увидеться с Эдди. Слишком легко мы стали терять прежних друзей. А все дела, черт бы их подрал! На работе только временные приятели, лицемерные улыбки, обеды за счет конторы. Затем снова за труд. Все суетятся. Мельтешат, как муравьи. Что-то строят, рушат. Жизнь незаметно меняется то в лучшую, то в худшую сторону, а потом оглядываешься вокруг и сам не понимаешь, на каком ты свете. Эдди был прав. Дайте мне миллион, и я проведу центральное отопление на Северный полюс, чтобы жить там в покое.

Уходя по коридору, Джордж все еще слышал смех Энгерса. Тот ему понравился, но надежды, что он хоть что-то узнает, нет. Переписать телефоны всех Шебриджей из справочников! Отлично. Он предложит эту идею Бланш. Пусть решает. Она будет платить за звонки. Но ей придется найти кого-то другого для подобной работы. А если действительно обнаружится пятьсот Шебриджей и ни один не окажется тем, кто им нужен? Примерно пять минут на звонок – в сумме это две с половиной тысячи минут, то есть где-то пятьдесят часов на телефоне. Пятьдесят часов впустую! От такого любой подохнет от тоски или же спятит от нервного истощения!

В рапорте по поводу Эдварда Шебриджа, полученном департаментом, телефонный номер указан не был. Полицию ведь даже не попросили установить его. Впрочем, без разницы. Ни в одном справочнике он все равно не значился.

В библиотеке графства Винчестер мисс Рейнберд взяла несколько книг о спиритизме. И на пару дней погрузилась в чтение, причем с интересом. Что такое спиритизм? Спекуляция на доверчивости и так называемом желании уверовать? Состояние транса, гипноз и сила внушения? Сверхъестественный феномен? Духовное и физическое исцеление через веру? Она знакомилась с различными теориями, вникала в суть споров и объяснений, стараясь соблюдать полнейшую объективность, но в результате пришла к выводу, который до нее сделали многие. Объективные научные познания в данной области оставались скудными, и на их основе невозможно было прийти к позитивному ответу. Мисс Рейнберд купила несколько номеров «Новостей парапсихологии» и журнала «Два мира», о чем скоро пожалела. Обе публикации она сочла вульгарными по тональности изложения материала и пристрастными. Ей не доставило удовольствия ознакомление со статьями под такими вот заголовками: «В жизни после смерти нет ничего неправдоподобного», «Ваша жизнь продолжится в Царствии Небесном», «Могила – еще не конец пути» или «Сеанс раскрыл сенсационные планы душ умерших!». Как не внушили ей доверия публикации, озаглавленные: «Пришелец из Астрала прослушал концерт», «В мире ду́хов нет миллионеров» и «Меня убедило духовное послание от покойной матери».

Просматривая лист вопросов и сомнительных моментов, которые возникли у нее во время сеансов мадам Бланш, она решила, что до сих пор не столкнулась ни с чем, чего нельзя было бы объяснить, не прибегая к спиритическим концепциям. Мисс Рейнберд не оспаривала факта, что мадам Бланш погружалась в состояние транса, помимо того, что была женщиной умной и наделенной богатым воображением. Но представлялось вполне допустимым, что мадам Бланш бессознательно обманывала себя. Она могла обладать телепатическими и гипнотическими способностями, однако пользовалась и вполне заурядными, земными источниками информации, которую собирала заранее. Мисс Рейнберд готова была признать ее умение утолять боль, но тут возникала вероятность, что это она сама, то есть мисс Рейнберд, страдала повышенной внушаемостью. Когда ребенку случалось ушибить пальчик и ты говорила ему, что, как только поцелуешь его, боль пройдет, это часто срабатывало. Если разобраться, то чем больше она читала и размышляла о спиритизме, тем чаще обнаруживала в нем все новые черты сходства с наивным ребячеством. Но ей тут же мерещился голос Бланш (или это мог произнести старый зануда Генри), отвечавший на подобный вопрос так: «Пока нам всем не удастся вернуться к чистоте и невинности детей, мы не добьемся подлинного понимания, не сумеем найти врата к высшему постижению сущности вещей». Она даже хихикнула по этому поводу. Однако в том, что касалось правды о спиритизме, мисс Рейнберд уяснила лишь одно: дать положительный ответ на вопрос о реальном существовании мира ду́хов невозможно.

Это не помешало ей принять решение по поводу продолжения сеансов с мадам Бланш. На самом примитивном уровне эта женщина служила для мисс Рейнберд развлечением. Если брать выше, то она, несомненно, избавила ее от бессонницы и от тревожных снов, связанных с явлениями ей по ночам Гарриэт. То, что она вообще переживала тяжелый период, внушала себе мисс Рейнберд, легко объяснялось общей слабостью организма и нарушениями функций головного мозга, упадком жизненных сил, связанными с вредным для стариков временем года. Но с наступлением весны, извечной певуньи и предвестницы лета – она могла выражаться не менее поэтично, чем Генри, – мисс Рейнберд вдруг почувствовала себя намного лучше, настолько хорошо, что даже принялась злиться на свое безволие, которое представлялось теперь временным явлением. Да, она – человек старый, но старость не повод становиться доверчивой и принимать за чистую монету уловки фальшивых утешителей. Пусть Генри действительно работал вместе с Брунелем над проектом подвесного моста Клифтон. Но обо всем этом можно было узнать из энциклопедии или другой книги, доступной для мадам Бланш, когда она пожелала сделать своего «наставника» бывшим инженером-железнодорожником.

Да, так она и поступит! Мадам Бланш приедет к ней нынешним вечером, и мисс Рейнберд позволит ей провести очередной сеанс, а затем сообщит вежливо, но твердо, что решила на этом закончить с ней всякие дела. И платить ей больше не придется. Пятьдесят фунтов, уже переданные медиуму, с лихвой покрывали все оказанные ею услуги. Она не желала снова слышать даже имени Гарриэт, не говоря уже о Шолто. Что же до укоров совести по поводу сынка Гарриэт… Почему она вообще так переполошилась из-за него? Это случилось сто лет назад, и лично к ней не имело никакого отношения. Мисс Рейнберд внесет щедрое пожертвование в пользу фонда «Спасите жизнь ребенка» и решит вопрос раз и навсегда.

В силу разных причин во время сеанса тем вечером настроение у мисс Рейнберд постепенно портилось. Начать с того, что мадам Бланш надела чересчур короткую юбочку для женщины своих лет и комплекции, а к ней шелковую блузку в обтяжку, воротник которой упирался в ее пухлую шею, а из-под него тянулась все та же длинная нитка бус, падавшая ей чуть ли не на колени. На лицо она наложила более густой, чем обычно, слой косметики, и, как заподозрила мисс Рейнберд, гостья основательно выпила перед визитом к ней. Так оно и было. Бланш оставила Джорджа в отеле «Гровнор» в Стокбридже и выпила с ним в баре пару порций джина, прежде чем отправиться в Рид-Корт. Позже они планировали поужинать в «Фазане» – ресторане, расположенном у шоссе по дороге домой.

И ко всему прочему, Генри снова попала под хвост поэтическая шлея. По его словам, Роналд Шебридж расцвел подобно чудесному лавру, добившись успеха благодаря трудолюбию, предприимчивости и мудрости. А мальчик под его чутким воспитанием превратился в настоящего мужчину, исполненного горячим желанием доказать, что он достоин славных родителей. Гарриэт тоже прислала через посредника свое мнение об этом молодом человеке, причем, как пришлось признать мисс Рейнберд, послание было выдержано в типичных для сестры выражениях. «Юношей он отличался необыкновенной красотой. Уподоблялся молодому божеству. Светловолосый, смуглый и сильный. Какая жалость, Грейс, что никто из нас не знал и не видел его! Он дал бы нам столько счастья, столько радостных надежд на будущее, связанных с ним. И, к счастью, внешне он унаследовал именно мои черты». Но, к подлинному счастью для мисс Рейнберд, Генри оборвал Гарриэт и пустился в описание места последнего упокоения (только бренных тел, разумеется) Роналда Шебриджа и его жены… Это небольшое сельское кладбище в Суссексе, где в полях резвятся жаворонки, воспевая в своих песнях (а надо сказать, что мисс Рейнберд терпеть не могла тавтологии как в устной форме, так и в письменной) все сущее под этими волшебно голубыми небесами. Где тисы и лиственницы отбрасывают густые тени на покрытые трещинами и мхом древние надгробия.

Она, наверное, рехнулась, твердила себе мисс Рейнберд, если так долго терпела подобную чушь. Однако весть о смерти обоих Шебриджей принесла ей облегчение. Оставалось только надеяться, что информация мадам Бланш добыта из надежных источников. Живые они могли при желании создать немало проблем. Генри же продолжал блажить своим псевдопоэтическим тоном, в котором, как слышала мисс Рейнберд, сквозили интонации Бланш. Он стал живописать портрет Эдварда Шебриджа, молодого человека, привлекающего к себе других молодых людей подобно тому, как роскошный цветок влечет к себе собирательниц меда – пчел. При этом мисс Рейнберд, которая, хотя и осталась в старых девах, была прекрасно осведомлена о новых разновидностях любви, ставших с недавних пор открыто допустимыми, посчитала сравнение несколько двусмысленным. Впрочем, она сразу забыла обо всем, когда Генри объявил, что суд высшей справедливости вынес наконец свой вердикт. Перед судом предстали свидетелями Роналд Шебридж с супругой. Они заявили, что их вечное блаженство усилится, если мисс Рейнберд отыщет их милого Эдди и введет его в законные права своего наследника. Став полноправным членом семьи, он принесет ей тепло, успокоение и полноту чувств, скрасив последние годы земного пути дорогой тетушки. Он много странствовал, но теперь дни поисков и скитаний были для него сочтены. Рид-Корт наполнится звуками звонкого смеха, радостного оживления юности, потому что Эдди привезет с собой своего сына. Но эта перспектива не вдохновляла мисс Рейнберд. Мальчишка в доме предвещал вечный беспорядок, грязные следы на полированных досках пола и ступенях лестницы, лужайку, испорченную колесами велосипеда, сломанные ветки ее любимых кустов. Да и говорить он будет, вероятно, на том жутком жаргоне, которого нахватались отпрыски ее самых знатных и состоятельных друзей и подруг. Они все теперь походили на цыганских детей, хотя учились в таких знаменитых частных школах, как Мальборо и Веллингтон. Но худшее начиналось, когда они поступали в университеты. Там они сходились с такими же беспутными девицами, употребляли наркотики и проводили время на демонстрациях то против того, то против этого, хотя им следовало всего лишь овладевать знаниями.