Дневник 1905-1907 - Михаил Кузмин

14_____

В четвертом часу явился Сережа, разбудивший меня заявлением, что Городецкий пришел к нам ночевать. Сначала я казался сердитым, Городецкий рисовал карикатуру. Одевши поддевку на голое тело, я встал дать есть и вино, и сам пил и ел; на лампу повесили записку, что Городецкий спит у Сережи. Утром его уже не видал; сидел дома, писал и переписывал для «Тропинки»{554}. Пришел Павлик, слегка болела голова. Обедали у Палкина, выпили много; т. к. время было до Сологуба еще очень много, то взяли лихача и поехали кататься. Было очень приятно; заехали к Эрнесту выпить шампанского, но я не могу есть жареного миндаля, самый запах производит легкую рвоту{555}. Играли румыны, капельмейстер раскланивался и делал какие-то знаки, но когда мы подозвали его, то ничего нужно не было. Там был прехорошенький блондин, которого мы фиксировали, но он, улыбнувшись, все отворачивался. Старый слуга, толстый, ка<к> евнух, с лицом жабы, хитро улыбался, в зале мы были одни; страшно трещала голова. Музыканты кончили; блондин раза два проходил мимо, кажется, прямо в уборную. Кучеру высылали водки. Поехали по набережной. Потом к Сапунову, лошадь не стояла. Ник<олай> Ник<олаевич> был дома, очень рад, кататься завтра согласен; писал Судейкину. Взял веточку мимозы, чтобы и он пришел к Сологубу с такой же. Голова проходила от езды. Там был Мейерхольд, Добуж<инский>, Бакст, Блок и др.{556} Говорил с Мейерхольдом, Бакстом об делах. Добужинский говорит, что я признаю только москвичей не старше 26 лет. Интриговал Блока. Сапунова не было. Бакст пускает сплетни про нас. Володя говорил, что Ник<олай> Ник<олаевич> не работает больше у них. Ехали вместе с ним; Мейерхольд хотел зайти. Павлик просит взять его с собою, когда поеду в Москву. Я очень дружен, очень люблю Ник<олая> Ник<олаевича>, но совсем не влюблен в него, конечно, хотя сделать эту связь было бы легче легкого.

15_____

Днем ходил за покупками и по делам с Сережей, находящим у меня даже акцент московского франта. К обеду Сапунов не приехал. Составлял план повести. Дивная погода; совершенно круглая розовая луна низко за церковью на зеленов<ато>-голубом небе напоминало что-то японское. Приехал Павлик, я стал одеваться, Сапунова все не было. Прислали сверстанную половину «Э. Лебефа», фронтиспис положительно скучен и неприятно напоминает почему-то фигуру из анатомического атласа. Телефонировали Ник<олаю> Ник<олаевичу>, не добившись толку, поехали к нему. Оказывается, он плохо себя чувствует, был в бане и т. д. Простые отговорки. Поехали к Семеновскому мосту. Сапунов пришел в восторг, узнав, что едем на тройке. Было чудно ехать по снегу, по широким прямым дорогам, между больших, пустых, освещенных луною дач. Все запорошенные снегом, приехали к Эрнесту, но музыканты были приглашены куда-то в город к частному лицу. Никого не было в зале, слуги стояли, как жрецы из «Аиды»; гобелен бледнел на старых, темных солидных стенах, но было весело и откровенно. Отвезли Сапунова, Павлик заехал ко мне, голова нисколько не болела{557}. После читал еще «Эме Лебефа». Встану рано.

16_____

Ездил к Allegro, торопит с нотами. Встал в семь часов, раньше восхода. Кончил музыку для «Тропинки». Заезжал в типографию, в Jockey-club, Крафту, Митюрникову{558}; вышли «33 урода», «Нечаянная радость»{559}. Дома был без меня Добужинский, который подозревает, что его не принимают, особенно после того, как Варя окликнула его: «Ник<олай> Ник<олаевич>, это Вы? Оставайтесь!» К обеду пришел Десятов; принесли группы — очень неважно. К супу пришел Сапунов, все-таки поспевший и к концу блинов. Был мил как всегда. После рисовал мои глаза, смотрел галстухи, я одевался. К Кондратьеву не поехал. Пришел Леман за Сережиным рассказом, приехали Мосолов и Гофман в дамской ротонде, очень к нему не идущей. Немного попел, но ничего не выходило. Поехали на минуту в театр. Были самое краткое время, показавшись вместе. У Добужинского была куча народа. Сомов пел, я читал «Прерванную повесть». Бакст был бестолков. Москву специально не ругали. В Петербург приехал Дягилев. Гржебин обещает издание через 2 недели. Не верится. Нурок хочет поставить на вечере «мол<одых> русских авт<оров>» и меня. В час добрый! У Нувель вчера были гости, в число которых я оказался неприглашенным. Очень кружилась голова.

17_____

Встал рано, хотелось спать, т<ак> что я почти засыпал, переписывая ноты Allegro. От Ремизовых письмо, ждут, и С<ерафима> Павл<овна> прислала списанный обиход о мушках. Приехала Соловьева, страшно торопит с нотами, обещал прислать. Вышли погулять, зашел заказывать жилет, поехали в типографию. Сомов безапелляц<ионно> выбирал обложки. Говорил с Вилькиной. Ее встревожил Бердяев, заявивши, что видел меня в театре с Судейкиным (спутал с Сапуновым) и что он слышал разговор: «Вот самые декаденты». — «Ну, знаете…» Звала завтра, будет петь Сомов. После обеда все переписывал. У Ремизов<ых> были обещанные правоведы, или «мальчишки», как кто-то их называет. Трубников очень милый и любезный, и он мне нравится сам по себе. Я читал «Прерванную повесть», Ремизов «Повесть, отчего у чертей нет пяток»{560} и новую ред<акцию> «Табака». Мальчики, кажется, несколько шокировались. Трубников очень увлекае<тся> «Крыльями», в Москве много обо мне слышал, звал к себе поиграть, пого-вор<ить> об искусстве, обо многом. Провожал меня пешком, т. к. его спутники уехали без калош, в туфлях. «Старые годы» мне будут высылаться{561}. Сер<афима> Павл<овна>, конечно, тотчас стала спрашивать, нравится ли мне Трубников и т. д. Это может быть очень полезно.

18_____

Ходил куда-то утром; да, к Нувель, раньше в Гостиный двор. Читали дневники, пили чай, вместе выехали. На Марсовом поле встретил невского студента. Приехал Павлик; т. к. я не знал, как решил Ник<олай> Ник<олаевич>, то я просил Маслова заехать к нему сказать, что я жду его у «современников». «Современники» нашли, что их публика может принять «Куранты» за дилетантство, что нежелательно; выбирать 3–4 №№ менее дилетантских, т. е. менее характерных, я отказался, т<ак> что пока опять принялись за «1001 nuits». Мне кажется, что, валя на публику, «современники» сами чуть ли не того же взгляда и относительно плоскости музыкального интереса не слишком разнообразны. Сапунов зашел, поехали на Английскую; там был Сомов, певший Mozart’a, и др. Поздно приехал Сережа. До нас у них были Трубников и Маковский, первый говорил, что со мною познакомился и что я ему понравился. Сидели долго.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});