Искусство управления государством. - Маргарет Тэтчер

В-четвертых, действительно ли глобальное потепление настолько опасно? Сомнение подобно рода воспринимается не иначе как ересь, но, думается, хотя бы для начала подход должен быть непредвзятым. В идеальном мире нам хотелось бы иметь стабильный климат, — так думают по крайней мере те, кто живет в неблагоприятных климатических условиях. Если бы я жила в Микронезии и меня бы волновала перспектива затопления островов в результате подъема уровня Тихого океана, я бы стала серьезно обдумывать эту проблему. Легко понять, отчего обеспокоены люди в регионах, уже сегодня страдающих от недостатка воды. В любом случае необходимо сохранять чувство меры. Глобальный климат менялся и меняется непрерывно, но человек и природа всегда, так или иначе, находили пути адаптации к изменениям.

Температура на Земле сегодня, если взять последние три тысячелетия, находится примерно на среднем уровне. Потепления случались и в прежние времена. В период, предшествовавший Средневековью, и в раннее Средневековье — примерно с 850 по 1350 год — наблюдалось довольно резкое повышение температуры — на 2,5 °C. Несмотря на затопление прибрежных низменностей, в этот период выросли продуктивность сельского хозяйства, объемы торговли и продолжительность жизни. Лишь когда вновь стало прохладнее, сельскохозяйственное производство упало и начали распространяться болезни. Поэтому, когда нам говорят об опасности распространения малярийных комаров и акул-людоедов в Средиземном море, нужно вспомнить, что хуже потепления только похолодание. Некоторым вспомнить это не так уж и трудно. В 70-х годах после двух десятилетий необычайно холодной погоды возник небольшой психоз по поводу глобального похолодания, и кое-кто из тех, которые нынче пекутся о глобальном потеплении, предлагали примерно те же программы международного контроля для борьбы с ним*.

Ответы на каждый из четырех предыдущих вопросов напрямую связаны с пятым и последним вопросом: можно ли добиться прекращения или замедления глобального потепления приемлемой ценой? В Киото Соединенные Штаты сказали «нет», по крайней мере на те предложения, которые выдвигались. Вполне возможно, ответ будет отрицательным всегда. Впрочем, может появиться и более реальный пакет предложений. В любом случае необходимо устранить множество неопределенностей, прежде чем предпринимать какие-либо действия по ограничению экономического роста, которые сделают мир беднее. Только явные доказательства, свидетельствующие о приближении климатической катастрофы, могут изменить положение. Однако таких доказательств до сих пор нет. Единственное, что становится все более очевидным, так это стремление все тех же левых раздуть опасности и упростить решения с тем, чтобы протащить свою идею антикапитализма. Место заботы о климате — в ряду других забот того же порядка: о здоровье человека (СПИД), о здоровье животных («коровье бешенство»), о генетически модифицированных продуктах и т. д. Все это требует глубочайшего исследования, зрелой оценки и адекватного ответа. Изменение климата приближает нас к концу света не более, чем другие проблемы, и не может быть предлогом для уничтожения капитализма, основанного на свободном предпринимательстве.

Когда дело доходит до рассмотрения проблемы изменения климата, необходимо вспомнить, чем заканчивались предсказания глобальной катастрофы в прошлом.

 Следует с подозрением относиться к планам глобального регулирования, которые слишком явно свидетельствуют о преследовании определенных интересов.

 Мы должны требовать, чтобы политики в своих заявлениях по вопросам охраны окружающей среды руководствовались здравым смыслом и чувством меры точно так же, как они делают это в любой другой области.

 Мы никогда не должны забывать, что экономическое процветание не только влечет за собой проблемы, оно также предлагает и их решение — чем меньше экономических достижений, тем меньше решений.

 Любые решения необходимо принимать» опираясь на последние достижения науки, после того как они получили должную оценку.

ГЛОБАЛИЗМ И АНТИГЛОБАЛИЗМ

Глобальные угрозы так или иначе постоянно выходят в этой книге на первый план, в то же время в предлагаемых решениях я, как правило, стараюсь избегать претенциозного глобального подхода. Но встречался ли в ней избитый нынче термин «глобализм»? Практически любой аспект нашей деятельности подвергается его — в зависимости от вашей точки зрения — пагубному или освободительному воздействию. Быть сторонником или противником глобализма при ближайшем рассмотрении означает быть за или против множества настолько разрозненных явлений — финансовых, технических, культурных, социальных, судебных, военных, политических, — что выбор становится практически бессмысленным*. Это, однако, не останавливает огромное число тех, кто стоит слева, и, что удивительно, тех, кто видит себя на правом фланге. Проявив себя сначала в ноябре 1999 года в Сиэттле, где прошли массовые протесты, нацеленные на срыв заседания Всемирной торговой организации, потом в апреле 2000 года в Вашингтоне, где мишенью были Всемирный банк и МВФ, затем в Праге в сентябре того же года (опять против МВФ и Всемирного банка) и, наконец, в июле 2001 года в Генуе во время саммита С8, антиглобалисты превратились в шумную и нередко агрессивную силу, с которой приходится считаться правительствам и полиции.

К наиболее разумной части противников изменений, иногда ассоциируемых с глобализацией, вполне можно относиться с сочувствием. В конце концов, странно, когда социальный раскол или трансформация культуры принимаются добровольно, хотя, конечно, это может быть результатом понимания того, что препятствовать им невозможно, да и не нужно. Большинство из нас, независимо от проводимой политики, несомненно, когда-нибудь чувствовали отвращение к тому или иному проявлению современного мира. В этом смысле любой достаточно цельный и солидный человек является «антиглобалистом», а в особенности тот, кто придерживается консервативных взглядов, привязанный (как говорил Берк) к своему «маленькому клану». Но есть точка, в которой подобные инстинкты начинают толкать нас к планированию или сдерживанию международного распространения капитализма, основанного на свободном предпринимательстве, т. е. точка, в которой на смену консерватизму приходит луддизм.

Так или иначе, консерваторов (как противоположность социалистам), обеспокоенных глобализмом, могут утешить две важные истины. Во-первых, в значительной мере глобализация — явление не новое. Глобальные проблемы существовали и раньше — в конце XIX и начале XX века. В действительности доля мировой продукции, продаваемой на глобальных рынках, в наше время ненамного больше, чем была накануне Первой мировой войны. Многие страны уже тогда открыли свои рынки капитала. Отток капитала из Великобритании достигал 9 % ВВП в Викторианскую эпоху, примерно то же самое было в Германии и Франции. В 90-х годах средняя утечка капитала в ведущих странах мира лишь немного превышала 2 % их ВВП***.

В конце XIX столетия, точно так же, как и сейчас, причинами экономической глобализации были технические и политические факторы. Транспортные издержки снизились, а время доставки сократилось в результате освоения энергии пара. Первый трансатлантический телеграфный кабель был проложен в 1866 году, а к концу столетия весь мир был связан телеграфными линиями, что стало началом международной телекоммуникационной революции. В основе этого развития лежала свободная торговля, двигателем которой с середины XIX столетия была Великобритания, а в более широком смысле — рост европейских колониальных империй, особенно Британской, втягивавшей в глобальную политическую и экономическую сеть в той или иной мере все континенты.

Возобновление процесса глобализации в конце XX столетия также обусловлено техническими и политическими факторами, однако роль последних относительно выше. Хотя быстродействие современных коммуникаций — прежде всего средств передачи информации — имело очень большое значение, невозможно переоценить вклад в создание основ глобальной экономики консерваторов 80-х годов. Консервативная революция, которая была инициирована Рональдом Рейганом в Америке, поддержана мною в Великобритании и другими политиками разных убеждений по всему свету, открыла национальные экономические системы для международной конкуренции. Дерегулирование, снижение налогов и приватизация в нашей национальной экономике сопровождались на международном уровне отменой валютного контроля и снижением тарифов. Триумфальному шествию таких западных ценностей, как свобода выбора и свобода личности, помогала информационная революция, которая лишила тоталитарные государства возможности промывать своим подданным мозги в отношении мировых реалий. Крушение коммунизма в Восточной Европе, а затем в Советском Союзе привело к полному исчезновению «второго мира» и подтолкнуло к действиям страны третьего мира, стремившиеся к самосовершенствованию. Результатом стало первое серьезное внедрение свободной рыночной политики в развивающихся странах. Теперь же мы видим, например в Сиэтле, как протекционистски настроенные западные страны пытаются навязать регулирование в сфере труда и охраны окружающей среды третьему миру, лидеры которого, зная, что это путь к обнищанию их стран, решительно сопротивляются*. Все это свидетельствует о продолжающемся влиянии консервативной революции, без которой экономическая глобализация была бы мертворожденным ребенком.