Антология Фантастической Литературы - Хорхе Луис Борхес

по комнате, готовясь приступить к таинству Причастия: поставил свечи, раскрыл требник. Придвинул стул к кровати, дождался, пока она очнется. Настал миг просветления, Харриетт поняла, что умирает и что смерть сделала ее значительной в глазах Клемента Фармера.

— Готовы ли вы? — прозвучал вопрос.

— Не совсем. Мне страшно. Помогите мне успокоиться.

Клемент Фармер зажег две свечи, снял со стены распятие и вновь приблизился к кровати.

— Теперь вам нечего бояться.

— Я не боюсь загробной жизни, мне кажется, ко всему можно привыкнуть, меня пугает неизвестность.

— Первый этап загробной жизни в значительной мере зависит от того, о чем вы думаете в смертный час.

— Я готова открыть все мои помыслы.

— В силах ли вы приступить к исповеди? Потом, по отпущении грехов, предайтесь размышлениям о Боге.

Она перебирала в памяти события давних лет, вспомнила знакомство с Оскаром Уэйдом. Собравшись было покаяться, она вдруг поняла, что это невозможно. Не имеет смысла. Прошло почти двадцать лет. У нее достаточно других грехов. Она придирчиво перечисляла:

— Я слишком прельщалась красотой мира. Порой мне не хватало милосердия к моим несчастным подопечным. Вместо того чтобы думать о Боге, я думала о ближних.

Получив отпущение грехов, она попросила священника дать ей руку. Он еще долго сидел подле нее, пока наконец не раздался шепот:

— Вот и конец. Я напрасно боялась смерти, это избавление, избавление...

Несколько часов Харриетт провела в той же комнате. Однако в знакомой обстановке стало проступать что-то жуткое, отталкивающее. Аналой, распятие и горящие свечи напоминали о какой-то отвратительной истории, подробности которой терялись во мраке.

Одно не вызывало сомнений, история эта имела отношение к лежавшему на кровати бездыханному телу, с которым ее больше ничего не связывало. Когда вошедшая сиделка развернула саван, Харриетт увидела труп пожилой женщины. Ее собственное живое тело принадлежало женщине тридцати двух лет.

У ее смерти не было ни прошлого, ни будущего, никаких, пусть даже отрывочных, воспоминаний, никакого представления о том, что готовит ей судьба.

Затем комната стала медленно удаляться, дробиться на части и отдельные предметы, которые, покачиваясь и наплывая друг на друга, делались все прозрачнее, пока наконец не растаяли в воздухе.

Кровать с лежащим на ней телом куда-то исчезла. Харриетт стояла перед дверью — единственным, что осталось в комнате.

Распахнув ее, она очутилась на улице у желтовато-серого здания с высокой, крытой шифером башней. Она узнала церковь Девы Марии на Мейда-Вейл. Оттуда доносились звуки органа. Она взялась за ручку двери и вошла внутрь.

Она опять существовала во времени и пространстве. Ей удалось восстановить в памяти крохотный фрагмент прошлой жизни. Теперь, когда она ясно представляла себе образ церкви, отдельные детали обрели некоторую устойчивость и реальность.

Она знала, зачем пришла. Служба закончилась. Она направилась к своему привычному месту перед амвоном. Опустилась на колени, закрыв лицо руками. Сквозь пальцы ей была видна дверь в ризницу. Она спокойно глядела на нее, пока на пороге не появился Клемент Фармер в черной сутане. Пройдя мимо скамьи, где она стояла на коленях, он задержался, видимо, желая с ней поговорить.

Харриетт поднялась и поспешила к Фармеру. Однако он не пропустил ее вперед, и она оказалась так близко, что не могла как следует разглядеть его лица. Тогда она немного отступила — и увидала перед собой Оскара Уэйда. Он был спокоен, пугающе спокоен и преграждал ей путь.

Огни в боковых приделах гасли один за другим. Она пустилась бежать, чтобы не остаться с ним в темноте. В конце концов ей удалось на ощупь пробраться к алтарю. Когда она оглянулась, церковь была пуста.

Тогда она вспомнила, что Оскар Уэйд давно мертв. Значит, то был не он, а его призрак. Оскар мертв, он умер семнадцать лет назад. Она навсегда от него освободилась...

Выйдя из церкви, Харриетт увидела перед собой совсем другую улицу. Шумную улицу со множеством витрин: парижскую Рю-де-Риволи. Она стояла у входа в отель «Сен-Пьер». Вошла в вертящуюся дверь, пересекла душный серый вестибюль, который сразу же узнала, направилась прямо к широкой, устланной серым ковром лестнице и поднялась по бесчисленным ступеням до знакомой площадки. Дальше тянулся серый темный коридор с тусклым окном в конце. Ее охватил страх.

Она забыла о церкви Девы Марии, не понимала, что время потекло вспять. Все пространство и время сошлись в этой точке.

Она помнила, что обычно поворачивала здесь налево.

В самом конце коридора, у тусклого окна, кажется, был поворот направо. Быть может, ей удастся выбраться отсюда. Но коридор кончался глухой стеной. Пришлось повернуть налево, в темный проход, наводящий на мысль о пороке. Она подошла к покосившейся двери, сквозь щели в которой пробивался свет. Вверху можно было разобрать номер: 107. В прошлом здесь что-то происходило. Если она войдет, случится вновь. За дверью ждал Оскар Уэйд. Послышались его тяжелые шаги. Они приближались.

Обезумев от страха, Харриетт кинулась прочь. Шаги не отставали. Вращающаяся дверь подхватила ее и выкинула на улицу. Время исчезло. Она смутно помнила, что когда-то существовала такая вещь, как время, но что это такое, не имела ни малейшего представления. Она думала о прошлых или будущих событиях, располагая их в пространстве и пространством измеряя их длительность. Тогда у нее мелькнула мысль, что нужно постараться попасть туда, где этого не было.

Она брела по белой дороге, меж тонущих в тумане полей и холмов. Перейдя через мост, увидела за стеной деревьев старый серый дом. Вошла через чугунную калитку в сад и вскоре очутилась в просторной комнате с низким потолком и спущенными шторами. Чуть поодаль стояла кровать, кровать ее отца. Покрытое саваном тело принадлежало ее отцу. Она приподняла саван — и увидала лицо Оскара Уэйда. Безгрешность сна и смерти смягчила его черты. Она вглядывалась в них с волнением и злорадством.

Оскар мертв. Ей вспомнилось, что в отеле «Сен-Пьер» он вот так же спал подле нее. Теперь он мертв, и то, что было между ними, никогда не повторится. Она спасена.

Лицо покойника ее пугало. Ей захотелось прикрыть его, но тут мертвец едва заметно зашевелился. Она принялась торопливо натягивать саван обратно, но руки Оскара пришли в движение, пальцы вцепились в ткань, сдирая ее прочь. Рот открылся, глаза широко распахнулись. На Харриетт глядело искаженное ужасом лицо.

Впившись в нее глазами, труп уселся в кровати. На мгновение оба в страхе застыли. Опомнившись, Харриетт бросилась бежать. В дверях она замешкалась. Налево с моста дорога вела к Рю-де-Риволи, в мерзкие коридоры отеля