Серый коршун. Диомед, сын Тидея - Андрей Валентинов

Так и летит Деймос впереди нас. По Локриде и Фокиде, по Беотии и Мегариде. А всего ужаса – мы с Гиллом на старой колеснице, да четыре повозки, да дюжина моих родичей-куретов. Тоже мне войско! Как раз повозки охранять.

И то, навязал мне этих парней дядя Андремон! Дескать, охрана требуется. И не наемники, а настоящие друзья – гетайры. Родичи! Да от кого охрана? Еду себе, никого не трогаю. А на разбойничков-недоумков и нас с Гиллом хватит.

А Деймос-Ужас уже над Аргосом, над черепичными крышами Лариссы, над Пелопсовыми Палатами, над Новым дворцом...

ДИОМЕД ИДЕТ!

– У дорийцев – добычу поровну делят. У дорийцев голодных нет, у них соплеменников не обращают в рабство, не продают за море. И еще у них – железо. Представляешь, дядя Диомед, железные мечи! А их дикарями считают!

Горячится Гилл, сын великого Геракла, стучит-скрипит старая колесница. Далеко стук слышен! Выглядывают из-за стен басилеи-козопасы, бородами козловидными трясут: «И Гилл Гераклид тоже с ним? Ясно, ясно, скоро и сам Геракл пожалует!» Так что – от беды подальше. Войска нет – значит, спрятано войско! Фоас-курет (все, все слышали!) в Аркадии, выходит, и конница там, и пехота. Знаем, знаем этого Диомеда! Сам торной дорогой едет, а куреты его вот-вот с запада, через леса аркадские, пожалуют. Хитрый он, Диомед, да мы хитрее!

В общем, спасайся, кто может! ДИОМЕД ИДЕТ!

– Меня отец с детства к ним посылал, к дорийцам. Говорит, учись у них, своим там стань. Меня уже и во фратрию приняли, и в святилище пускают. Они отца очень любят!

Слушаю я Гилла, вожжами шевелю, а мыслишки всякие в голове так пчелами лесными, кусучими, и роятся. Нет мира в Ахайе! Аргос против Фив, Микены против Аргоса, Мегары против Афин...

...А на севере дорийцы с железными мечами. Да не сами – с сыном Геракла Амфитрионида. Вот возьмут и выберут через пару лет Гераклида вождем. И что тогда? Тут уже не о микенском престоле речь пойдет!

Железные мечи, подумать только! Папа мечтал о сотне парней в железе. А дорийцев не сотня, не тысяча. Больше!

Замолчал Гилл, видать, устал дорийцев славить. А я себе по сторонам поглядываю. Только ничего не видать вокруг. Поле черное, вспаханное, вдали село – землянки под гнилой дранкой (прав парень!), а вот и лес, пустой, неприветливый...

Герма! Радуйся, Психопомп, люблю я тебя! Хоть не спорю – хранишь. Дважды уже напасть пытались. Только куреты-гетайры мои начеку, и я начеку, да и Киллению сколько положено перед отъездом отмерили. Вот и бережет!

А Гилл про дорийцев своих додумал, на меня теперь доглядывает.

– Дядя Диомед, можно спросить? А где ты... Где ты войско свое спрятал? Я никому не скажу!

Спросил, а у самого глаза так и горят (тети Деяниры глаза). Ну, еще бы! Первая война!

Только какая тут война? Еду себе в Аргос, за всяких сорок белобоких не отвечаю, а за Деймоса-Страшилу и подавно.

– Нет у меня войска, дориец Гераклид! – смеюсь. – Вот все мое войско, с тобой да с Мантосом-старшим во главе. Это у Эврисфея войско – под Микенами стоит ждет. И у Алкмеона войско, по всем границам, по всем крепостям!

...Громко Кера кричала! Так громко, что Заячья Губа басилеям зов кинул. Все они сейчас воинов по городам и селам собирают – Диомеда-супостата бить. И Полидор-толстяк, и Эвриал Смуглый, и Промах Тиринфец. И Капанид собирает...

Да только лучшие войска Алкмеон на запад послал, ц границе Аркадской. И пеласгов своих послал. Ну еще бы! Там ведь, в Аркадии...

– А дядя Фоас с куретами? Дядя Диомед, я... я поклянусь! Я никому не скажу!

Чуть ли не слезы на глазах! Гаркнуть? Так ведь четырнадцать лет парню, даром что дориец.

– Войска у меня нет, Гилл! Фоас на свадьбу к родичу поехал. С ним двадцать человек всего. Но не волнуйся – будет войско. А главными воинами у меня – два крепких парня. Да ты их знаешь – одного Фобосом зовут, другого – Деймосом... И еще один – Пан с дочкой своей Паникой.

Тяжелый вздох. Обиделся, дориец!

Вот так и едем, так и беседуем. Через Амфелу и Опунт, через Элатею и Хароней, через Феспий и Платеи. А впереди, над полями черными, над лесами пустыми, над крышами черепичными, несется-гремит по всей Элладе.

ДИОМЕД ИДЕТ!

* * *

Летело эхо, летело – от стен микенских отразилось. От Золотых Ворот, от золотых щитов...

– Дядя Диомед, это что? Это против... Против нас?

Бедняга Гилл! Ехали-ехали, а тут – войско поперек дороги. Тяжеловооруженные фалангой, лучники с пращниками вразброс, колесницы копьями ощетинились. А главное – щиты! Золотые Щиты – хризосакосы! Неужели сам Эврисфей? Вот и шатер в сторонке стоит, красный, огромный...

...Гелиос-Солнышко как раз из-за туч выглянул. Красиво! Золотом по золоту...

– Ничего, Гераклид, – смеюсь. – Сейчас на прорыв пойдем!

Нас уже возле Коринфа остановить пытались. Но только кого останавливать, кого колесницами давить да копытами топтать? Едет себе наследник Калидонский по собственной надобности, с обозом да охраной (смех, не охрана!). Хвала богам, Куретия с Микенами не воюет.

А геквет, над колесницами старший, признался, когда мы амфору самосского с ним распивали, что все в Микенах об заклад бьются, где войско превеликое Диомедово прячется. То ли в лесах Аркадских, то ли в долинах Мессенских, то ли на кораблях чернобоких – к высадке готовится.

А насчет кораблей – ха-а-арошая мысль! Только не зимой.

Ага, вот они! Щиты золотом горят, шлемы на самые бороды опущены, копья – лесом.

– Спокойно! – это я гетайрам. А то останется ванакт микенский без охраны!

– Радуйтесь!

Еще один золотой. На колеснице, зато без шлема. Эге, а нос знакомый! Агамемнон!

– Богоравный Эврисфей, сын Сфенела, ванакт Микен и всей Ахайи, велит передать тебе, Диомед Тидид, наследник Калидонский, что войско твое пропущено отнюдь быть не может. Тебе же и людям твоим – проезд вольный, как и водится между соседями.

Уф, выговорил! Выговорил, венец серебряный в волосах темных поправил, на меня посмотрел... Нет, не посмотрел – воззрился!

– Понял ли ты, Диомед Тидид...

– Понял, понял – поспешил я. – Не надо мое войско пропускать. Только ты, богоравный Атрид, крепко дорогу стереги, войско большое, страшное!

(Ух, и посмотрел! Не люблю его, Атреева первенца!)

А я, между тем, на Гилла киваю.

– Знакомься, Атрид! Тут кое-кто на микенский трон поглядеть хочет. Хотя бы одним глазком. Покажешь?

(А на Гераклиде – хитончик старый, а на Гераклиде – плащик домотканый).

Дернулся длинный нос, нижняя губа вперед тараном выпятилась.

– Твой... оруженосец?

(Хотел «слуга» сказать – не решился!)

– Радуйся, сын богоравного Атрея! – подхватывает Гилл. – Прав ты, роду мы сирого, роду мы бедного. В Калидоне мой отец на чужих хлебах живет, Гераклом его кличут...

Хорошо, что хризосакосы рядом стояли – подхватили богоравного!

* * *

– Радуйся, Диомед Тидид!

Он сидел не на троне, просто на невысокой скамье, и это казалось странным, даже обидным. Как и тонкий серебряный (не золотой!) обруч в темных, с легкой проседью, волосах. Этому человеку к лицу была власть.

– Радуйся и ты, Атрей Пелопид!

...Короткая бородка, тоже с брызгами проседи, яркие полные губы – и огромные голубые глаза на загорелом, без единой морщины, лице. Если бы не седина, микенскому правителю нельзя было дать и сорока. А ведь он старше дяди Геракла, старше Эврисфея! И, говорят, намного.

Он и ждал меня в шатре, Атрей сын Пелопса, истинный, а не кажущийся владыка Златообильных Микен. Богоравному Эврисфею, сыну Сфенела, досталось лишь держать скипетр. Он и держит его, да вот руки уже трясутся.

Слуга поставил такую же точно скамью – для меня, неслышно скользнул к выходу. Я не спешил. Мы с Атреем, кажется, на равных. Он – наследник Микенский, я... А кто я?

– Садись, Тидид. Я не задержу тебя надолго. Мы не в тронном зале, поэтому обойдемся без «богоравных».

Он подождал, пока я сяду, помолчал, зачем-то скользнул широкой ладонью по железной, в золотой оправе, фибуле, по роскошой лиловой ткани затканного золотом фароса. Словно пыль отряхивал. Волнуется? С чего бы это всесильному Атрею, Атрею Великому, волноваться?

– Тидид! Микены готовы признать Диомеда Калидонского басилеем Аргоса. Микены готовы дружить с ним. Готовы помочь. Но ванакта Диомеда мы не признаем никогда.

Вот оно что! Давний спор – кому первенствовать в Ахайе. Новая Столица против Древней.

– Скажу больше, Тидид. Для тебя слово «ванакт» и слово «война» означают одно и то же...

Теперь он смотрел прямо на меня – холодно, без тени улыбки. В голубых глазах горел отблеск кованого железа.

– Ванакт должен быть один. Он – царь царей. Ахайя должна стать единой, тогда следующая война будет такой, как я хочу, а не иной. Ахайя, нет, Эллада завоюет весь наш Номос – объединенная, могучая, страшная для врагов. Добычи и славы хватит для всех, и власти хватит. Иначе... Иначе мы начнем резать друг друга. Микены все равно победят, но я не хочу такой победы!