Искусство и его жертвы - Михаил Игоревич Казовский

внутренней брезгливостью.

— Нам сообщили из полиции… — Гость вздохнул печально. — Что же вы, голубчик? Да еще, оказывается, во второй раз? Понимаю: любовь, страдания, юношеские мечты… Но нельзя же замыкаться только на личном. Это мелко, батенька. Вы забыли о Родине, о России. Ей нужны люди вроде вас. Очень, очень нужны.

— Неужели? — пробубнил Николя со скепсисом в голосе.

— Да, представьте себе, — вдохновился пришелец. — Вы, студент-этнограф, специализирующийся на Абиссинии. Удивляться нечему, мы всё знаем, ибо в этом и заключается наша работа… Абиссиния, да! Лакомый кусочек, за который борются Англия, Италия и Франция. У России тоже есть свои интересы… Большинство абиссинцев, то бишь эфиопов — православные. Вера к ним пришла из Константинополя. А Константинополь, ныне турецкий, тоже в зоне нашего внимания… Словом, если вы хотите с нами сотрудничать, мы поможем вам остаться во Франции и закончить образование, а потом снарядим в Абиссинию для разведки…

Гумилев уставился на него с недоверием. Наконец спросил:

— Полагаю, вы шутите, Юрий Павлович?

— Отчего же? Нет. Это более чем серьезно. Я скажу больше: если вы подпишете с нами контракт, мы готовы профинансировать вашу дальнейшую учебу в Сорбонне.

— А какой контракт, простите?

— Договор о взаимодействии. По нему, вы становитесь тайным сотрудником нашей военной разведки.

— Говоря иначе, шпионом?

Гость расхохотался, шлепнув себя по мясистым ляжкам, обтянутым брюками.

— Разве дело в терминах, Николай Степанович? Для кого-то шпион, для кого-то разведчик… Впрочем, не сомневайтесь: на Европу ваша активность не будет распространяться. По Европе у нас немало других людей. Здесь вы только студент, не более. А вот в Абиссинии… Исключительно в Абиссинии… Разве не заманчиво? Разве вы мечтали о чем-то ином? Так давайте же станем друг другу полезными.

Гумилев криво усмехнулся:

— Наш с вами разговор ничего не напоминает?

Юрий Павлович вскинул брови:

— Нет, а что?

— Разговор Мефистофеля с Фаустом. Душу в обмен на прекрасное мгновение…

Визитер расплылся:

— О, поэт есть поэт! Видит во всем аллюзии и реминисценции. — Но потом быстро посерьезнел: — Не волнуйтесь, я не Мефистофель, мне нужна не душа ваша, а отчеты по наблюдениям в Африке. Больше ничего.

Николя спросил:

— Можно я подумаю?

— Разумеется, — покивал искуситель, — разумеется, думайте, Николай Степанович. — Он поднялся. — Но недолго. До завтра. Завтра я приду с текстом договора. Вы его подпишете, коли согласитесь.

— Хорошо, до завтра. — И пожал его руку с большей симпатией, нежели при встрече.

А когда Юрий Павлович откланялся, даже улыбнулся. Черт возьми, жизнь подбрасывала ему удивительный шанс. В третий раз накладывать на себя руки не хотелось.

4.

Нюся, возвратившись осенью в Киев, поступила на Высшие женские курсы при университете. Их основали еще во время царствования Александра II — в краткий период вольности и надежд, в том числе на принятие Конституции, переход России к конституционной монархии, но потом Александр III это все свернул, растоптал, отменил, заодно и почти что все институтские учреждения для женщин. Курсы возобновились после октябрьского Манифеста Николая II…

Нюся выбрала юридическое отделение. Ей, конечно, было ближе по духу историко-филологическое, но последнее не давало надежд на приличные заработки. А зато служба в нотариальной конторе обещала финансовую свободу, а она, в свою очередь, свободу творческую.

Продолжала писать стихи. Брат Андрей переслал ей в Киев из Парижа номер "Сириуса", где она увидела напечатанным свое стихотворение. Вот оно:

На руке его много блестящих колец —

Покоренных им девичьих нежных сердец.

Там ликует алмаз, и мечтает опал,

И красивый рубин так причудливо ал.

Но на бледной руке нет кольца моего.

Никому, никогда не отдам я его.

Мне сковал его месяца луч золотой

И, во сне надевая, шепнул мне с мольбой:

"Сохрани этот дар, будь мечтою горда!"

Я кольца не отдам никому никогда.

Подпись: Анна Г.

Это "Анна Г." ее покоробило. Ладно, если просто "Горенко", но возможно, Гумилев имел в виду, что она, выйдя за него, будет Гумилева? Или, негодуя, он имел в виду нехорошее слово на букву "г"? Ни один вариант Нюсю не устраивал. Никаких "г", ни Горенко, ни Гумилева. Мамина девичья фамилия — Стогова. Может, "Анна Стогова"? Да, звучит неплохо. Но не царственно. "Стог", "стожок" и "копна" — слишком приземлено. Бабушка рассказывала, будто их предок — хан Ахмат из Орды. Может быть, "Ахматова"? Симпатично.

Посещала курсы поначалу с энтузиазмом, с интересом постигая историю права и латынь. Но когда пошли чисто юридические предметы, как-то приуныла. Вероятно, все-таки надо было идти на историко-филологическое, там живее вроде бы, не сплошная схоластика.

Забегала в салон художницы Саши Экстер. У нее в студии собирались живописцы, журналисты, писатели. Пили крымские вина и болтали о разных разностях. Заводили романы. Только Нюсе никто не нравился. Сохраняла верность Голенищеву-Кутузову. Или Клаусу? У нее в воображении оба эти образа как-то объединились в один предмет неразделенной любви. Тосковала по обоим, и ни по одному в частности. Кто поймет направление мыслей юной девы, да еще и поэта?

Заходила в церковь. Чаще — в Софийский собор. Прикасалась кончиками пальцев к ледяному мрамору саркофага Ярослава Мудрого. Устремляла взор на мозаику потолка, купола. На Оранту — Богоматерь с воздетыми дланями. И заглядывала в очи Христу. Шевелила губами, умоляя о милости. Он смотрел вроде бы сочувственно.

Неожиданно получила письмо от Гумилева. Он вернулся в Санкт-Петербург и готовит к печати новый сборник своих стихов — "Романтические цветы", посвященный А.Г. Если А.Г., конечно, не против. Предлагал присылать ее поэтические работы для журнала "Аполлон", где он подвизается вместе с друзьями.

Нюся ответила. Кое-что послала из новенького. Всё за подписью "Анна Ахматова". Приглашала в гости в Киев. Можно организовать творческую встречу, выступление литераторов северной столицы, даже билеты продавать. Киевская публика будет в восторге.

Николя написал, что подумает. Он готовится к путешествию в Африку по своей специальности этнографа (обнаружились заинтересованные спонсоры) и надеется по дороге в Одессу, где он сядет на пароход в Абиссинию, задержаться на несколько дней в Киеве. Снова объяснялся в любви. Нюся улыбалась, но надежд не давала.

Летом отдыхала в Крыму. Снова на велосипеде ездила к Ялте и обратно. И на этот раз ей не встретился никто, кто бы жил в Ливадии. Потому что такие встречи не планируются намеренно. Потому что судьба. Видимо, ей не суждено больше говорить с Клаусом. Позвонить ему она не решалась. Параллельные прямые никогда не пересекаются. Глупо даже мечтать. Голенищев-Кутузов и тот не увлекся ею.