Береговая стража - Дарья Плещеева

Мосс преспокойно достал черную табакерку и взял понюшку табака, чихнул, покрутил носом, промокнул ноздри черным платком, обшитым черными кружевами.

— Так ведь то и потребно, — сказал он. — Шум надобен, шум. Иначе выйдет, как с этим плясуном двуглавым — потоптался, распрямился, поклонился, а публика, посмеявшись, тут же и забыла. Шутка должна быть остра, зла и опасна, тогда только от нее будет польза. Впрочем, главный из типографщиков домогался встречи с вашим сиятельством. Пусть он вас убеждает, а я посижу, послушаю да посмеюсь. Это будет забавнее вашего уродца.

— То бишь, не ты меня, а я тебя смешить буду? Так кто из нас кому должен деньги платить? — возмутился Потемкин и тут же рассмеялся. — Нет, ты из всех шутов — редчайший и необыкновеннейший, сударь! Где твой типографщик?

— В прихожей. Готов развлекать ваше сиятельство.

— Вели позвать. Пусть развлекает!

Вошел Световид, одетый богато, в дорогом хорошем парике, который даже не всякий парикмахер распознал бы. Войдя, поклонился с ловкостью придворного кавалера, невзирая на большой сверток под мышкой.

— Это типографщик? — спросил озадаченный Светлейший. — А что ж не чумазый? Да его можно с государыней за карточный стол сажать! Кто таков?

— Господин Ша, — ответил Мосс. — Далее выговорить не могу. Рекомендую — он мой соблазнитель. «Каббалистическая почта» и переписка сильфов — порождение его извращенного рассудка. Он уговорил меня, как кавалерист — деревенскую девку.

— Ваше сиятельство, позвольте мне самому рекомендоваться, — сказал Световид тоном человека, побывавшего во многих смутных обстоятельствах и умеющего уверенно говорить с самыми разными людьми. — Я — Тропинин Дмитрий Иванович, сын майора Тропинина, к вашим услугам. Господин Мосс был так любезен, что очень быстро устроил эту встречу, и ежели ваше сиятельство ищет сегодня развлечений — у меня есть славная история, в коей участвуют и злодеи, и типографщики, и дансеры, и гвардейцы.

Его французский язык был безупречен.

— Весь Петербург знает, что коли вы, сударь, целыми днями сидите дома без штанов, облачившись в турецкий халат, в обществе чудаков и уродов, то вас непременно следует развлекать, — заметил Мосс.

— Будет тебе, Моська, на слона брехать, — по-русски отрубил Потемкин. — Постой, сударь… то есть как это — Тропинин? Тропинина я знавал!

— Я его сын, ваше сиятельство. Но отца и мать не помню. И я охотно бы развлек вас нашей семейной историей, которая будет почище готического романа.

— Сказывай, — подумав, приказал Потемкин. — Да по-русски. А то этот мой Моська непременно рассуждения примется вставлять. Оно хоть и остроумно, да обременительно.

— Ваше сиятельство, вся эта история с сатирическим журналом понадобилась мне для того, чтобы вывести на чистую воду семейство обманщиков и убийц. Но велик Господь — я достиг цели иным способом. Мне не пришлось пугать злодеев журнальными статейками, чтобы они переполошились и понаделали роковых ошибок. Теперь доказательства вины их у меня в руках, благоволите посмотреть…

Световид с поклоном протянул Потемкину два конверта. Тот вынул сложенные бумаги, развернул, прочитал первые строчки.

— Да это ж духовные! Два завещания!

— Да, ваше сиятельство. Искал я следы одного завещания, а Господь послал сразу два.

— Раб Божий Петр… роду Лисицыных… кто он тебе?

— Родной дед, ваше сиятельство. А второе завещание — госпожи Захарьиной, родной моей бабки.

— И Захарьину помню, причудливая была дама. Постой, что ты врешь! Она ж бездетной скончалась!

— У нее была дочь от моего покойного деда. При себе она дитя держать не могла, девицу дед воспитал. Все знали, что матушка — его дочь, а от кого — он скрывал. Он выдал ее замуж за майора Тропинина, а когда родители мои скончались — растил меня в своем доме и дал хорошее образование. С госпожой Захарьиной он условился, что ее имущество будет завещано дочери, а в случае ее смерти перейдет ко мне. Но, как я понимаю, тогда ее здоровье пошатнулось, она стала заговариваться, и дед здраво рассудил, что лучше завещание держать у себя. Так они и лежали вместе, эти два завещания, до той ночи, когда дед скончался. Другие его дети, Николай Лисицын и дочь Марья, в замужестве княгиня Ухтомская, знали, что большую часть имущества дед завещал мне, и заготовили подложное завещание. Один из служителей, подкупленный ими, тайно известил их, что дед близок к кончине, и они приехали, чтобы сразу забрать истинное завещание и подменить фальшивым. Прозвание этого человека — Яков Матвеев. Но другой служитель, преданный и деду моему, и мне, сумел вынести оба конверта из спальни. За ним погнались, его ранили, он провалился под лед. Преследователи решили, что и завещание погибло вместе с ним. Но он чудом спасся — лед под ним треснул уже на мелководье, а рядом случился добрый человек, который вытащил. Дело было на Васильевском острове, в том его конце, где живет простой народ, мещане, доктора там и теперь редко встречаются, а тогда — тем паче. Раненый умер, а оба конверта, случайно угодив в кучу старых журналов, пролежали там до сего дня. А сегодня чудом попали ко мне.

— И точно — готический роман, — согласился Потемкин. — То бишь, справедливость восторжествовала?

Световид, вспомнив Цицерона, невольно улыбнулся.

— Она восторжествовала с большим опозданием, ваше сиятельство. За это время господин Лисицын с сестрицей успели наделать дел. Ворованное впрок не идет — они, обокрав меня, на том остановиться не сумели. О том, что в подложном завещании они обворовали и свою сестру Екатерину, в замужестве Васильеву, я уж молчу. Но она, на беду свою, вышла замуж за богатого человека, и ее дочь Марфа недавно унаследовала от деда по отцовской линии целое состояние. Тут мои родственники и забеспокоились — как его прибрать к рукам…

— Марфа Васильева?

— Да, ваше сиятельство, та самая.

— Сядь, — сказал наконец Светлейший. — Господин Мосс, распорядитесь, чтобы никого ко мне не пускали. Прелюбопытное дельце!

— Я обещал вам славное развлечение, — напомнил Мосс и вышел из спальни.

— Надеюсь не наскучить вашему сиятельству этой давней семейной склокой. Итак, я, на манер заправского сочинителя, вывожу на сцену родного своего дядюшку Николая Петровича Лисицына. Избавившись от настоящего завещания отца и явив миру фальшивое, он унаследовал более половины всего имущества, но впрок ему это не пошло. Он вскоре женился на молодой девушке, однако детей у них не случилось. Он играл — и играл неудачливо. Он продавал крепостных. Но это еще полбеды. Он вынужден был покровительствовать тому человеку, Матвееву, который вызвал его в дом, где умирал дед, а потом сам гнался за служителем, спасшим завещание, и сам его смертельно ранил. Иметь такого приятеля — порой полезно, однако чаще — опасно. Вместо того чтобы избавиться любыми средствами от Матвеева, он вздумал его употребить в дело. Несколько лет назад, коли помните, вся столица говорила о двух дерзких ограблениях в богатых домах. Я тогда уже заподозрил Матвеева, добывавшего деньги для хозяина, пытался собрать доказательства — но не сумел. У Лисицына хватило денег, чтобы подкупить нужных людей.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});