По воле Посейдона - Гарри Тертлдав

Менедем развил мысль:

— Тогда он сможет добраться до Карфагена! Если именно это Агафокл и хочет сделать, он храбрец, да еще какой!

И капитан «Афродиты» восхищенно присвистнул.

— Судя по тому, как карфагенцы гонятся за сиракузцами, они считают, что именно это Агафокл и задумал, — проговорил Соклей.

— Не сомневаюсь, вы правы, молодые господа, — вступил в разговор Диоклей. — По крайней мере, я не знаю, что еще мог бы затевать Агафокл. А этот сукин сын всегда что-то затевает, если хоть половина историй, которые я о нем слышал, правда.

— Верно, — согласился Соклей. — Вспомните, как он позволил своим врагам покинуть полис, а потом ловко избавился от них.

— Этот человек готов на все, не сомневаюсь, — сказал Менедем. — Теперь нам придется проникнуть в Сиракузы без его помощи.

— Полагаю, нас ждут еще большие трудности, — отозвался Соклей.

— Что ты имеешь в виду? — поинтересовался его двоюродный брат.

— Я имею в виду — кто нам теперь заплатит?

— Да, полагаю, это немаловажно, — согласился Менедем.

— Немаловажно? — переспросил Соклей. — Немаловажно? Теперь, когда мы проделали весь этот путь, едва не погибнув и не попав в плен, обещанная плата могла бы послужить лишь скудной компенсацией за страх, которого мы натерпелись. Вознаграждение представляется мне ничтожно малым, но я просто не могу придумать соразмерной оплаты.

— Ты слишком беспокоишься, — ухмыльнулся ему Менедем.

Он потянул за рукоять одного из рулевых весел и толкнул вперед рукоять другого, направив «Афродиту» вперед — в гостеприимную сиракузскую гавань.

* * *

— Разумеется, вам заплатят, — официальным тоном заявил сиракузский командир, когда рабы выгрузили с «Афродиты» мешки с зерном и понесли их по пирсу в голодающие Сиракузы. — Приходите завтра во дворец на Ортигии, и вы получите все до последнего обола. Это обещание Агафокла, и оно будет выполнено.

Он говорил так, будто солнце не встало бы, если бы Агафокл нарушил свое обещание. Менедем задумался: «Интересно, что сказали бы политические враги сиракузского тирана, если бы это услышали?» Но он тут же отогнал досужие мысли: поскольку все враги Агафокла мертвы, узнать это все равно невозможно.

Каким бы отважным Менедем ни старался выглядеть перед Соклеем и командой акатоса, он прекрасно понимал, что, отправляясь в Сиракузы, сует голову в пасть льва. Теперь он собирался сунуть голову в львиную пасть еще раз. Если Агафоклу — или, вернее, его брату Антандру, который правил городом, пока тиран вел свой флот к берегам Африки, — не захочется выполнять условия соглашения, которое заключил в Регии его проксен Онасим, что с этим можно будет поделать?

«Практически ничего», — с грустью осознал Менедем.

Некоторые из потных рабов, сгружавших зерно с «Афродиты» и с других судов, были высокими, белокожими, светловолосыми кельтами; некоторые — приземистыми италийцами из разных племен. (Менедем надеялся, что среди них много римлян, но по внешнему виду не мог этого распознать.) Большинство рабов, однако, были темнокожими карфагенцами с крючковатыми носами.

— А ведь немало эллинов сейчас находятся в рабстве в Карфагене, — сказал Соклей, когда Менедем поделился с ним своими наблюдениями. — Одни боги знают, кому из нас суждено взять пленных, а кому попасть в плен самому. Так что нам еще повезло.

— Пожалуй, и впрямь повезло. — Теперь, когда они благополучно пришвартовались в Маленькой гавани, Менедем мог в этом признаться. — Но Тюхэ — могущественная богиня.

— Судьба вообще отличается капризным и переменчивым нравом, — заявил Соклей. — Помнишь, что случилось с афинянами, которые явились сюда сотню лет назад? Большинство из них могло считать себя просто счастливчиками, если им пришлось всего лишь таскать мешки с зерном.

— По-моему, я уже слышал от тебя эту историю, — заметил Менедем. — Что до меня, я больше беспокоюсь о том, что случится завтра, чем о том, что произошло сотню лет назад.

Он надеялся разозлить своего двоюродного брата; тот и вправду разозлился, но не так сильно, как рассчитывал Менедем. Вместо того чтобы развернуться и уйти прочь в гневе и обиде, Соклей серьезно ответил:

— То, что случится завтра, отчасти случится из-за того, что произошло сотню лет назад. Разве можно понять настоящее, если не знаешь прошлого?

— Понятия не имею, и меня это не очень-то заботит, — честно ответил Менедем.

Теперь Соклей оскорбился всерьез и зашагал к носу судна, уворачиваясь от людей с мешками на плечах. Менедем улыбнулся ему вслед.

На пирсе попадались не только рабы. Зазывала из таверны выкликал:

— Первые две чаши вина — бесплатно для всех моряков, которые привезли нам столь необходимое зерно! Приходите в таверну Леостения, справа от гавани!

С «Афродиты» раздались радостные крики. Крики с больших судов звучали слабее — тамошние экипажи были не столь многочисленными.

Менедем обратился к келевсту:

— Диоклей, пожалуйста, обеспечь, чтобы на борту этой ночью осталось полдюжины моряков. Двухдневная плата тому, кто вызовется добровольно и сам решит сегодня не упиваться и не трахаться до полусмерти.

Он и не пытался говорить тихо, наоборот — ему хотелось, чтобы моряки услышали его слова и вызвались заработать лишние три драхмы. Однако капитана услышал также Соклей и быстро обернулся в тревоге: он терпеть не мог тратить лишнее серебро. Менедем боялся, что его двоюродный брат запротестует вслух, но Соклей доказал, что у него достаточно здравого смысла, и промолчал.

Пока Диоклей искал добровольцев, Менедем поманил Соклея обратно на корму.

— Не беспокойся, — сказал он тойкарху. — Как только Антандр нам заплатит, несколько лишних драхм уже не будут иметь значения.

— Деньги всегда имеют значение, — весьма недовольно заявил Соклей. — И я всегда беспокоюсь. А сейчас в числе прочего меня беспокоит еще и то, заплатит ли нам Антандр.

— Но ведь тот человек сказал, что заплатит, — ответил Менедем.

Ничего убедительнее он придумать не смог. Откровенно говоря, он и сам беспокоился и делал все, чтобы этого не показать.

— Но даже если и не заплатит, у нас ведь в любом случае останется та часть серебра, которую мы получили на Регии. А кроме того, мы в Сиракузах, клянусь египетской собакой! И я уверен, что мы сумеем дорого продать тут птенцов павлина, шелк и ариосское вино — и в придачу оставшиеся запасы папируса и чернил… Уж если мы не сможем продать их тут, значит, мы не сможем продать их нигде, кроме Афин. А там слишком уж большая конкуренция, чтобы получить хорошую цену.