Воспоминания - Степан Тимошенко

Конгресс на этот раз оказался многолюдным. Было близко и от Лондона, и от Парижа. Явилось много англичан и французов. Прилетели и американцы. Явилась даже группа русских. На предыдущих конгрессах они совсем не показывались. После торжественного открытия Конгресса, русские представители меня окружили, перезнакомились. Очевидно им было разрешено со мной встретиться и разговаривать, но совершенно свободными они не были. Они были под постоянным присмотром. Их поместили в одном этаже большего отеля, доставляли всех вместе в особом автобусе на заседания Конгресса. Большую часть времени я проводил с русскими. Покидать здание они, видимо, не могли, но могли уходить из зала заседаний и с ними можно было разговаривать в других помещениях. Они охотно отвечали на вопросы и сами спрашивали об условиях жизни на Западе. Перед концом Конгресса русская группа устроила в своем отеле торжественный обед и пригласила ряд иностранцев. Я был в числе приглашенных и мог наблюдать все происходившее. Обед, видимо, был подготовлен при содействии русского посольства. Порядок был точно установлен. Были и речи, и переводчицы из посольства. После обеда разговоры продолжались. Вечер был приятный и интересный. По окончании Конгресса я вернулся в Швейцарию и провел остаток моих каникул на Женевском озере.

Учебные годы 1956-1957 и 1957-1958 прошли без особых событий. Я занимался подготовкой второго издания моей книги по пластинкам и оболочкам. Тут мне оказал большую помощь Кригер-Войновский, мой бывший ученик по Институту Инженеров Путей Сообщения.

Поездка в Россию

Американцев в то время (1958) очень интересовал вопрос о постановке инженерного образования в России и ко мне часто обращались с разными вопросами по этому делу. Чтобы получить более точную картину о состоянии русских инженерных школ, я решил съездить в Россию. Поездки по России для иностранных туристов были уже организованы, но это меня не устраивало. Я хотел осматривать инженерные школы, а не исторические достопримечательности. Решил вести переговоры через русское посольство и при моей обычной декабрьской поездке на Восток остановился в Вашингтоне и зашел в посольство. Тут я неожиданно встретил очень любезный прием. Секретарь посольства видимо заинтересовался моим делом, попросил составить программу моей предполагаемой поездки и список школ, которые я желал бы посетить. При этом он высказал убеждение, что каких либо затруднений в получении нужного для поездки разрешения не будет. И действительно весной 1958 года, когда пришло время моего отъезда в Европу, я получил без затруднений русскую визу на моем американском паспорте.

Приехал я в Европу к началу мая и из Генуи отправился на Женевское озеро, где и пробыл до конца месяца. Поездка в Россию намечалась на первую половину июня, когда можно было уже ожидать в России хорошую, теплую погоду. До Вены я ехал по железной дороге, а оттуда должен был лететь на русском аэроплане в Киев. Аэроплан был маленький, двухмоторный, но погода была чудесная и никакой качки я не ощутил.

Первая остановка на русской территории была во Львове. Здесь осмотрели наш багаж, считали деньги и чеки. Тут нам дали и завтрак. Малороссийский борщ был неплохой. От курицы, значившейся в меню, подали только кости.

На третье был кисель. Но завтраком я тогда не очень интересовался. Главное было то, что я в России! Кругом русские люди, русская речь. От Львова до Киева аэроплан почему то летел очень низко. Можно было различать не только деревенские хаты, но и ходивших по улице людей. С приближением к Киеву можно было узнавать знакомые места.

Наконец, мы в Киеве. На аэродроме меня встретила служащая Интуриста с автомобилем. Подъезжали мы к городу со стороны Кадетской Рощи. Дорога была в отвратительном состоянии. Служащая Интуриста объяснила это тем, что кругом шла постройка новых зданий. Приехали мы в город. Подымаемся в гору по Бибиковскому бульвару. Сворачиваем на Фундуклеевскую улицу. Улицы теперь имеют другие названия, но дома остались прежние и видно давно не ремонтировались. Подъезжаем к знакомой мне гостинице Гладынюка. Тут теперь помещают приезжих иностранцев. Мне отводят обширное помещение, состоящее из приемной, спальни и ванной комнаты. Мебель тяжелая, еще дореволюционного времени. Четыре больших окна на Фундуклеевскую улицу раскрыты настежь. Когда я попытался закрыть их, то убедился, что этого сделать нельзя. Оконные рамы были новые, но ужасная столярная работа. Оконные переплеты еле держались и при ничтожном усилии вся рама выгибалась и была готова рассыпаться на куски. Пришлось жить в Киевском отеле с раскрытыми окнами. В июне было тепло, но что делали с этими окнами зимой — я не знаю. Позже мне объяснили, что оконные рамы были разрушены во время взрывов, произведенных большевиками во время войны при отступлении из Киева. Мои оконные рамы представляли теперь образец нового, послевоенного строительства.

Я приехал часа в четыре дня. На дворе светило яркое солнце и, наскоро умывшись, я отправился осматривать город. Решил начать с Академии Наук — она была на Владимирской улице в двух шагах от моего отеля. Оказалось, что для административных учреждений Академии было построено небольшое новое здание, а различные исследовательские институты расположились в соседних, ранее существовавших зданиях. Я интересовался Институтом Механики. Служитель Академии дал мне нужный адрес и я туда отправился. На Фундуклеевской улице я видел старые знакомые мне дома. Разрушенный взрывами Крещатик был восстановлен. Тут теперь располагались здания общественного назначения, такие, как почтамт, консерватория, торговые дома. Архитектура зданий была тяжелая, мало интересная.

Некоторое оживление было заметно возле книжных магазинов. Этот товар, повидимому, был в большом изобилии. Столы с книгами были вынесены на тротуар и кругом их собиралось немало людей пересматривающих и читающих книги. Так я дошел до площади, где когда‑то располагалась Городская Дума. Теперь здесь разбит красивый сквер. Тут же находился и нужный мне Институт Механики. Помещался он в старом двухэтажном доме. Из надписи у входа было видно, что тут когда‑то жил Шевченко, значит — дому больше ста лет. Поднялся по узкой крутой лестнице во второй этаж. Институт был заперт. Вспомнил, что была суббота и что посещение официальных учреждений нужно отложить до понедельника. Пошел обратно в свой отель.

На Крещатике появилось теперь много гуляющих, никуда не спешащих людей. Одеты они были в парусиновые или ситцевые блузы, подпоясаны шнурком. Обувь плохая. В отеле уже был открыт ресторан — можно пообедать. В ресторане иностранцев не видно — все местная публика. Сажусь за свободный столик. Рядом какая‑то мужская компания. Пьют водку — поражает количество пустых бутылок. Ни вина, ни пива, видимо, никто не пьет. Подают меню — выбор небольшой. Начинаю с малороссийского борща. Борщ неплохой. С мясным блюдом труднее. Какой‑либо росбиф или отбивную котлету трудно разжевать — нужно брать рубленое мясо. Позже я постоянно заказывал яичницу с ветчиной. Ветчины обычно не было, но яйца были хорошие. На третье блюдо можно было получить компот из сушеных фруктов или кисель. Так я и питался во время моего двухнедельного путешествия. Подача блюд шла почему‑то очень медленно и на обед уходило не меньше полутора часа. Но я никуда не спешил. Можно было наблюдать публику. За одним из ближайших столов сидел какой то нервный господин. Он возмущался медленностью подачи обеда, поднял шум, потребовал жалобную книгу и что‑то в нее записывал. Это было, очевидно, обычное дело — никого эти действия и пререкания с прислугой не удивляли.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});