Через невидимые барьеры - Марк Лазаревич Галлай

науке и культуре человечества…

Впервые нас познакомили за несколько лет до войны. Точнее – представили друг другу: дальше обычного рукопожатия и формального взаимного «очень рад» знакомство не пошло. Но, конечно же, я и до этого понаслышке давно знал, кто такой Королев.

Он был смолоду связан с авиацией.

Принадлежал к той яркой корпорации пилотов и конструкторов – зачинателей советского планеризма, – которая впоследствии дала Большой Авиации таких людей, как известные конструкторы самолетов О. К. Антонов, С. В. Ильюшин, А. С. Яковлев, летчики-испытатели С. Н. Анохин, В. Л. Расторгуев, В. А. Степанченок, И.М. Сухомлин, В.П. Федоров, В.Ф. Хапов, И. И. Шелест и многие другие.

На планере «Красная Звезда», сконструированном С.П. Королевым, летчик-испытатель и планерист Василий Андреевич Степанченок выполнил – впервые в СССР на безмоторном летательном аппарате – фигуру высшего пилотажа, петлю. В одном из полетов на этом планере он сделал целую серию петель подряд, после чего никто уже не мог сказать, что фигуры на планере «Красная Звезда» получились случайно.

СП и сам немного летал как пилот. Даже имел свидетельство планерного пилота-парителя. И любил вспоминать об этом:

– Я-то ведь тоже летчик!

Или:

– Мы, летчики, это понимаем…

Возражать тут не приходилось – он действительно понимал!

Понимал, что нигде взаимодействие человека с техникой не проявляется так сложно, тонко, многогранно, порой бурно, как при управлении аппаратом, свободно летящим в трехмерном пространстве.

Поэтому, я уверен, не случайным было и настойчивое стремление Королева привлекать летчиков-испытателей к работам, связанным с полетами в космос человека, начиная с самых ранних этапов подготовки этих полетов. Впрочем, не исключено, что тут кроме соображений деловых сыграли не последнюю роль и личные пристрастия СП: любовь к авиации, тяга к ней и ее людям, которые он сохранил до конца дней своих, как, впрочем, едва ли не любой человек, когда-то хотя бы в малой степени прикоснувшийся к этому делу!

А Королев прикоснулся в степени, далеко не малой!

Многие из его конструкторских работ в авиации широко известны – та же, уже упоминавшаяся пилотажная «Красная Звезда» или ракетопланер СК-9.

А когда Сергей Павлович Королев, как заместитель главного конструктора КБ по летным испытаниям, руководил во время войны доводкой ракетного вспомогательного двигателя РД-1 на пикирующем бомбардировщике Пе-2, то принимал участие в испытательных полетах в качестве бортового инженера-экспериментатора (что дало повод в некоторых очерках ошибочно называть его летчиком-испытателем). Эта-то его работа и послужила поводом для нашей второй встречи – встречи, про которую даже сразу и не скажешь, какая она была: радостная или грустная (наверное, было что-то и от одного, и от другого), и о которой мне уже довелось рассказывать в книге своих записок «Испытано в небе».

Рассказ об этой встрече – один из немногих, которые сегодня невозможно оставить без комментариев.

При первой публикации повести «Испытано в небе» – в журнале «Новый мир» в 1963 году – написать прямо, что речь идет о Королеве, было абсолютно невозможно: никакая цензура этого в то время не имела права пропустить – имя Королева, как и его роль в ракетно-космической технике, было строго засекречено (хотя в окружавшем его покрове тайны имелись изрядные дыры, о которых я еще расскажу дальше).

В 1969 году, в последней до сего дня публикации повести «Испытано в небе», писать о Королеве как Главном конструкторе уже разрешалось, но о том, что он около шести лет своей жизни провел в заключении по ложному обвинению, по-прежнему полагалось умалчивать. Рассказать все, как оно было, без умолчаний, стало возможно только сегодня.

Тем не менее, начиная с той первой публикации в «Новом мире», читатели, судя по их многочисленным письмам, прекрасно поняли, что к чему! Лишний раз подтвердилось старое правило: обращаясь к читателю, имей в виду, что он – умный. Не ошибешься…

Написав много лет спустя об этой второй встрече с Королевым, я отправился к нему, чтобы показать написанное. Тут я следовал правилу, которое сам установил для себя: перед публикацией каждой написанной мною строки, в которой фигурируют реально существующие, живые люди, при малейшей возможности обязательно показать то, что написал, этим людям. Иногда получишь от них поправку, уточнение. Иногда – драгоценное добавление. А иногда и что-нибудь в таком роде: «Ты все написал правильно. Так оно и было. Но, знаешь, я не хотел бы, чтобы это было опубликовано».

И тут уж – ничего не поделаешь – приходится с этим считаться. Немногие исключения, когда автор, выступая в плане, так сказать, намеренно критическом, считает себя вправе пренебречь волей своего персонажа, только подтверждают общее правило.

Не могу сказать, что, показывая Сергею Павловичу страницы рукописи, в которых речь шла о нем, я чувствовал себя очень уверенно: бог его знает, как он на это дело посмотрит! Вполне может счесть публикацию того, что, как говорится, прошло и быльем поросло, нецелесообразной. А может просто, без каких-либо оценок целесообразности или нецелесообразности, чисто эмоционально воспротивиться пробуждению нелегких для него воспоминаний…

Мои опасения были тем более небезосновательны, что вообще, как выразился один много лет работавший с Королевым инженер, очень уж неожиданный он был человек. Мало кто из его сотрудников, даже самых стародавних, умел с приличной степенью вероятности предсказать реакцию Королева на какие-то новые высказывания, предложения, события. Тут прогнозы, как правило, оправдывались еще хуже, чем во всех иных областях, где их пытаются строить.

Так что, вручая СП написанное о нашей случайной аэродромной встрече, я заранее был готов к любому его резюме, вплоть до категорически отрицательного.

Но Королев отреагировал на прочитанное иначе.

Он задумался. Даже как-то растрогался. Потом вздохнул – и дал свое полное «добро». Завизировав лежавшие перед ним странички, Сергей Павлович высказал единственное замечание:

– Вы тут так мой характер расписали: и нетерпимый, и резкий, и вспыльчивый, и такой, и сякой… Все вокруг да около… Сказали бы лучше прямо: паршивый характер.

Мне не оставалось ничего другого, как ответить:

– Сергей Павлович! Я бы с удовольствием так написал, но ведь ни один редактор не пропустит: у легендарного Главного конструктора – и паршивый характер? Не полагается.

– А если бы не редактор, написали бы?

– Видит бог, Сергей Павлович, с наслаждением написал бы…

СП долго смеялся и закончил разговор заключением, что вот теперь он наконец понял: не зря существуют на свете редакторы! Бывает и от них, оказывается, польза.

А характер у него был действительно тот. Недаром один из его сотрудников, выходя из кабинета Главного, любил напевать песенку из довоенного, сейчас уже почти забытого фильма «Девушка с характером»:

У меня такой