Сердце Зверя. Том 2. Шар судеб - Вера Камша

– Мы ведь тут были. Помните? Зимой… После гайифского посольства.

– Были. Будь другом, помолчи.

Плеск воды, ровный, спокойный, ласковый. Как быстро они дошли, словно что-то вело, словно тропа сама бросалась под ноги. Водопад, мраморные скамейки белеют сквозь летнюю тьму, будто светятся. Тут они говорили с Эрвином, и ноймар кинул в бассейн золотой. На счастье… Не помогло, не считать же счастьем вечное незнание того, что ты любил без надежды.

Мраморная скамья манит, Драконий источник утешает, уговаривает, лепечет, что время сглаживает боль, как волны обтачивают камни. Самые острые, самые твердые, они становятся гладкими, по ним не больно ходить, но камни остаются камнями… Волны помнят и с этим живут, среди горьких и странных песен, среди рухнувших старых лестниц, задыхаясь от новой боли, унося слезы сердца в море, остывая, как скалы ночью, поседев, как травы обочин, ты идешь от осени к лету, от заката идешь к рассвету… Остальное, поверь, не нужно, отвернись от беды минувшей, посмотри на цветы живые, твои раны – не ножевые, твое горе – не соль морская, жизнь твоя – не чаша пустая…

Плеск. Что-то упало в воду. Что?

– Монсеньор, я бросил на счастье монету. Это все делают.

Все… Он тоже бросит, только не золото. Пусть Марианна живет, пусть она встретит старость, счастливую и незаметную, пусть к ней придет тот, кто заберет ее у барона и кому барон с легкой душой вверит женщину, за которую отвечал… Этот, новый, не подведет – не умрет, не разорится, не разлюбит.

– Будь счастлива, любовь моя. Пусть без меня, но будь жива и счастлива!

Теплая жемчужная змейка в последний раз обвивает пальцы. Завтра Коко получит письмо и рубины Эпинэ, а этот жемчуг останется здесь, на дне. Ничьим… Тихий плеск, песня водопада, почти лето, но звезды еще не падают. Никогда не иди по кругу, пустота не твоя подруга, твое сердце забьется чаще, отрешившись от уходящих; не пытайся бежать от песни, слушай, чувствуй, и ты воскреснешь… Ты поднимешь глаза и встретишь новый день и обнимешь ветер… Эта воля воды и лета предвещает ласку рассвета, предвещает, поет и плачет для тебя, и никак иначе…

– Все, Жильбер, возвращаемся во дворец.

Глава 4

Восточная Гаунау. Нижняя Кагета. Гурпо

400 год К.С. 21-й день Весенних Молний

1

Рядом весело говорили о полуденном привале. В хорне или чуть дальше обнаружилось селение; Реддинг его уже проверил – чисто, маршал решил…

Еще бы он не решил! Маршал у нас молодец, снова угадал, успел протащить армию в узкую щель между наваливающимся врагом и взбесившимися скалами… А кто, хотелось бы знать, ее туда завел? Леворукий? Чарльз ухватил себя за язык, вознамерившийся ляпнуть ненужную и несправедливую гадость, и огляделся. Обвал случился пять дней назад, а капитан все еще был как с похмелья, с трудом соображая, где он и что делает. Колонны талигойцев вовсю куда-то маршировали. Судя по висящему за спиной солнцу, командующий повернул не на юг, как намечалось, а на север. Опять в глубь Гаунау, из которой вроде бы собрался уходить. Как всегда, ничего не объясняя, хотя тогда Сэц-Алан с Лецке гадали бы, что задумал Савиньяк, а не болтали про обед. Значит, он сам что-то недослышал. Капитан вгляделся в лица свитских, потом привстал в стременах и узрел за спиной Айхенвальда маршальскую шляпу. Понятнее, само собой, не стало, и Чарльз обернулся на еще не ставшие холмами горы. Это было ошибкой.

– Надеюсь, на нас сейчас ничего не посыплется? – немедленно пошутил Лецке. – Терпеть не могу обвалы перед обедом. Уж лучше драка.

– Сперва найди, с кем драться…

– В такую погоду? Я не желаю, чтоб мне портили прогулку какие-то «медведи». Вот в дождик…

Шутки были глупыми, разговор – раздражающим, но деваться было некуда. Офицер для особых поручений следует вместе с маршальской свитой. Хочется ему кусаться или нет, никого не волнует и не должно волновать.

Лецке заговорил про быструю скачку и великолепные прыжки своего Стрижа, Сэц-Алан ответил, Чарльз кивнул. Он чувствовал себя прилично, но не настолько, чтобы обсуждать чужих лошадей.

– Леворукий! Это еще откуда?

Теньент-драгун выскочил сбоку, галопом пронесся напрямик через кустарник и еще издали заорал:

– Срочное донесение! От капитана Уилера!

– Хотел бы я знать, что ловят кошки, – улыбнулся Лецке.

– Кошки ловят медведей, – шепнул Сэц-Алан, – по крайней мере наши кошки. Кто тут хотел драки?

Офицеры переглянулись и вновь уставились на драгуна, который уже добрался до капитана охраны. На вышедшего из боя гонец не походил, но лошадь успела хорошо пробежаться: Уилер шел последним, вслед за арьергардом. На всякий случай. Схваток после обвала не было, как, собственно говоря, не было и гаунау. Противники потеряли друг друга и найти вновь не особо спешили: и Хайнриху, и талигойцам требовалось прийти в себя.

– Давенпорт, Лецке, к маршалу.

Передние расступаются, пропуская адъютанта и офицера для особых поручений. Колонна стоит. Теньент докладывает, Савиньяк слушает. Очень спокойно, Леворукий бы его побрал. Сейчас что-то опять начнется, что-то пакостное.

– …мы решили, засаду устроим, если приблизятся, – частит драгун. И его никто не учит, как докладывать! – Не получилось – они, как на дорогу выехали, серый флаг подняли и в открытую двинулись. На дороге следов полно, трудно не догадаться, что здесь армия еще утром проходила. А где армия, там и мы неподалеку. Так и встретились… Уилер своих «фульгатов» там оставил, на всякий случай, а из наших я лучший наездник, да и конь мой порезвее остальных.

Савиньяк кивнул и повернулся к свитским. Чарльз не переносил этот его взгляд, пробегающий по лицам, словно по выставленным на стол закускам.

– Вайспферт, кто из знающих «медвежьи» повадки есть поблизости?

– Капитан Шлянгер.

– Очень хорошо. Давенпорт, ваша лошадь в порядке?

– Да.

– От нашего неугомонного друга Хайнриха прибыл парламентер. Вам придется его встретить, но пускать не самого глупого гаунау в гущу наших частей я не намерен. Везите его стороной, на подходе отправите гонца. Лецке, выделите им десяток гвардейцев.

2

Вопрос с увеличением поставок свежего мяса, овощей и вина был решен. Цена, которую, как дал понять явившийся на сей раз в одиночестве Панага, обеспечил лично он, вполне устраивала и Капраса, и его интендантов. И о лошадях для пополнения кавалерии договорились, и о работниках. Пара мелких казаронов из местных за очень скромную плату соглашалась предоставить для разного рода хозяйственных работ крестьян, чтобы маршалу не приходилось отвлекать своих новобранцев.

Очень неплохими были и присланные Хаммаилом вина. Капрас с удовольствием смаковал свое любимое белое и ждал, когда у гостя закончится овес и начнутся шпоры. Ждать пришлось недолго, «Курподай» заговорил о том, чего маршал и ожидал с тех пор, как до его сведения довели подробности учиненных приспешниками Лисенка зверств. Казар желал, чтобы несколько гайифских отрядов были выдвинуты к речонке с зубодробительным названием, разделявшей Кагету Лисенка, которую Капрас для удобства называл талигойской, и Кагету гайифскую, то есть, простите, Хаммаила.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});