Современный чехословацкий детектив (сборник) - Войтех Стеклач

— Добрый вечер, — поздоровался я.

Кивнув с отсутствующим видом, доктор Майерова посторонилась. Но я продолжал стоять. Тогда она пригляделась ко мне и узнала.

— Добрый вечер, — ответила докторша. Тоном далеко не восторженным.

Меня это не отпугнуло.

— Могу я поговорить с Йозефом? — вкрадчиво спросил я.

— Сейчас? Нет.

— Почему нет? Я ведь только на минуту.

— Потому что поздно, — упорствовала она. — И еще… Ваш последний визит не слишком пошел ему на пользу. Вы не должны рассказывать Йозефу о том, что происходит за больничными стенами. Ему нужен покой.

Я изобразил на своем лице виноватую улыбку.

— Это трудно. Йозеф и на смертном одре будет интересоваться делами на стройке. Да и не стоит держать его в изоляции. Это повредит ему гораздо больше, чем наш минутный разговор.

Доктор Майерова слушала меня с тем безразлично-терпеливым выражением, которое практикуется в лечебных учреждениях специально для бесед с назойливыми профанами. В ее исполнении эта мина достигла своего совершенства.

— Сегодня здесь был пан Иреш, — жестко сказала она. — Разговаривал с Йозефом полдня. Сомневаюсь, что вы можете сообщить ему еще что-нибудь интересное.

— Я должен… — осторожно начал я, но докторша меня перебила:

— Прошу вас свои личные проблемы оставить пока при себе. Поймите же, Йозефа привезли в очень тяжелом состоянии. Всякие неприятные эмоции сведут к нулю проведенное нами лечение.

— Как может его взволновать то, что к нему не имеет отношения! — не сдавался я. — О том, что случилось, он знает и не думать об этом, конечно, не может. Вы ведь тоже в курсе? Йозеф вам рассказал, верно?

Сунув руку в карман, докторша вытащила, пачку сигарет. Я дал ей огня. На засученном рукаве халата виднелось кровавое пятно, на белой коже возле локтя — красная полоса. Она медлила с ответом.

— Нет, не Йозеф… — наконец выговорила Геленка.

Понадобилось время, чтобы до меня дошел смысл ее лаконичного ответа.

— Тогда кто? Поручик Павровский?

Пани Майерова, выпустив облачко дыма, зажмурила глаза.

— Вы не единственный, кто навещает Йозефа, — уклончиво ответила она. Увидев у себя на руке кровавую полосу, докторша, послюнив палец, сунула сигарету в рот и начала тереть пятно. В эту минуту ее подбородок выглядел особенно упрямым.

— Кто тут был? Прошу вас, позвольте мне поговорить с Йозефом! Хватит и пяти минут, даю вам слово.

— Нет. — Она снова вложила в рот вместо сигареты покрытый уже засохшей кровью пальчик. — Напрасно вы меня уговариваете. И к сестрам даже не пытайтесь… я их предупредила, чтобы к Йозефу никого не пускали.

Она легко угадала мой замысел, который я собирался осуществить, как только она уйдет. Докторша выглядела хрупкой и измученной, точно маленький вампир, которому достаточно капли крови, чтобы вновь обрести нечеловеческие силы. Не удержавшись, я сообщил ей об этом.

— Это вы вампир! — Она показала мелкие белоснежные зубки. — Не стыдно вам избавляться от неприятностей за счет больного человека?

— Что вы говорите? — возмущенно воскликнул я. — От чего, по-вашему, я собираюсь избавиться за счет Йозефа? У него-то с этим что общего? Что вы про это знаете? Й что пытаетесь скрыть?

— Ничего, чем могли бы заинтересоваться органы безопасности.

— Вы так уверены? А я — нет! И хочу знать, пусть от вас, раз уж вы не пускаете меня к Йозефу!

— Я не собираюсь распространяться о личных проблемах других людей, — ловко отшила она меня. — Приходите в среду. У нас день свиданий. Спросите у Йозефа.

— Но я не могу ждать до среды!

Геленка передернула плечиком.

— Тогда спросите…

— У кого? — Я пожирал ее глазами. — Почему вы такая неприступная?

В первый раз она обнаружила что-то вроде женской слабости.

— К счастью, не все женщины на меня похожи. — Язвительно усмехнувшись, она отшвырнула сигарету, которой затянулась не более трех раз, повернулась и ушла. По всей вероятности, ее дожидались еще несколько бедняг, в которых она с наслаждением всадит скальпель. Я надеялся, что к ним она будет милосерднее, чем ко мне, по крайней мере даст наркоз.

* * *

Я обошел вокруг хирургического корпуса, как дедушка, который хотел освободить Будулинека [10] из лисьего логова. Но у меня не нашлось под рукой скрипочки, да и лиса оказалась уж больно хитра. У меня не было уверенности, что «мой мальчуган» уже не спит сладко-пресладко, получив какое-нибудь надежное средство, всегда имеющееся у врачей.

Но, черт возьми, почему? Меня трясло от злости, я утратил жалкие остатки благоразумия. К чему, например, последнее ядовитое замечание? Лично я никаких «доступных женщин», за исключением Рамоны, может, не знал.

То есть знал одну такую, про которую не скажешь, что в последние дни она вела себя со мной недоступно. Но с ней в свою очередь не была знакома доктор Майерова. А если б даже и была, то не могла обо всем знать. Я сдался. Хватит напрасного ожидания, бесплодных размышлений, пустых надежд. В последний раз остановился я перед входом, куда как раз подъехала машина «скорой помощи». Двое санитаров быстро вытащили носилки и рысцой побежали к дверям. Я увидел желтое лицо старухи с испуганными непонимающими глазами. Под кучей одеял словно бы и вовсе не было никакого тела. Я вспомнил о бабушке Лукаша. Нашел ли ее поручик Павровский?

Когда я подходил к своей машине, уличный фонарь замигал и вспыхнул белым светом. Из тени выступила невысокая коренастая фигура и остановилась напротив меня. В белом свете фонаря лицо инженера Дрозда посинело, а глаза провалились в фиолетовых ямах. Я тоже остановился в нескольких шагах от него и с подозрением стал коситься на свою машину. Похоже, с ней все в порядке. Я сунул руку в карман за ключами.

— Что вы здесь делаете? — спросил он. Его голос напоминал шуршанье сухой луковой шелухи.

— А вы что? — отпарировал я и подошел к машине.

Он шагнул ближе. Я сжал в руке ключи. Маленькие и легкие, но кулак все же будет крепче. Инженер Дрозд не делал никаких угрожающих движений. Его впалые глаза уставились на меня, словно он никак не мог решиться задать какой-то важный вопрос.

— Вы разговаривали с Каминеком? — наконец спросил он.

— Нет. — Я сунул ключи обратно в карман. — Вы к нему? Даже и не пытайтесь. Вас туда не пустят.

— Я знаю.

Вот оно что.

— Вы ходили к доктору Майеровой? — спросил я, чтобы убедиться.

— Да.

Что-то в его голосе меня насторожило.

— Вы с ней знакомы?

Он кивнул и улыбнулся. Это была первая улыбка, которую я видел на его сумрачном лице, и улыбка нельзя сказать чтоб веселая.

— Вы у нее лечитесь? — спросил я без обиняков.

— Нет. Она ведь хирург.

Этот эпилептик с натурой холерика отвечал на мои вопросы охотно, почти услужливо. Я мог бы что-нибудь извлечь для себя, знай я только, о чем его спрашивать. И вдруг меня осенило.

— У вас с ней общие интересы, не так ли? Для нее важен Йозеф, для вас — ваша жена. А они оба… — Я вопрошающе умолк.

— Это дело касалось лишь одной стороны, — спокойно ответил он. — Да и времени много прошло.

Говорил он как хорошо воспитанный, владеющий собой человек. Меня это не устраивало. Мне больше подошло бы, если б он колотил все вокруг и плевался. Сегодня я был к этому готов — и мог благодаря этому больше узнать.

— Да что вы говорите! — Я отвратительно ухмыльнулся, надеясь спровоцировать его. — Что вы тут делаете? Пришли избить Йозефа, как избили меня?

На мои слова он не ответил, но ошеломил меня совершенно невероятным заявлением.

— Мне жаль, что так случилось, — сказал он. — Я прошу у вас прощения, если это что-то значит для вас.

Своими словами Дрозд едва не свалил меня с ног — сильнее он не мог меня оглушить, даже если б двинул ломом по голове.

Я попытался прикрыть растерянность жалким сарказмом:

— Ничего страшного. Ваше сожаление, пусть и запоздалое, делает вам честь. Но моим покрышкам оно уже не поможет.

— Чему-чему? — В его глазах блеснул огонек невменяемости.

— Моим новым дефицитным покрышкам, — подробно объяснил я ему. — Изрезанным так, что они теперь годятся лишь на сигнальный дымовой огонь. Жаль, что такая мысль не пришла мне в голову, когда я в тот раз дополз до своей машины. Мог бы таким сигналом позвать на помощь.

Инженер Дрозд внимательно слушал мою болтовню и был похож на сообразительного шимпанзе, который жадно ловит каждое слово служителя, ухаживающего за животными. Только у шимпанзе куда более выразительная физиономия.

— Я вам заплачу, — наконец отозвался он. — На будущей неделе после зарплаты.

Я потерял дар речи. И хотя вроде бы для этого не было причины, мне сделалось гадко, будто я обокрал слепого. Инженер Дрозд шевельнулся, и лицо его оказалось в тени.