Сквозь толщу лет - Евгения Николаевна Васильева

что это произошло, когда дома никого не было… Какое счастье, что никого не было… Какое счастье…

На следующий день еще одна бомба разнесла часть институтского здания.

Вскоре профессор уехал в Бруннвинкль, увозя собранные на пожарище письма жены. Встретившая мужа в дверях Маргарет смотрела встревоженно:

— Что случилось? Я вижу, что-то случилось…

Мюнхен, бывший для них счастливым уголком, отныне закрыт. Прожив какое-то время в старом Бруннвинкле, Фриши уехали в сравнительно мало пострадавший от военных действий Грац: здешний университет организовал новую кафедру зоологии и пригласил профессора возглавить ее.

— Новая кафедра, — удивился Фриш, читая приглашение. — Верно говорится, что у покойника ногти растут… Что же, поедем в Грац. Мюнхена нам не видать.

Поначалу поселились чуть не в сарае.

Работая в Граце, Фриш опубликовал уже после падения фашистского рейха книгу «Ароматическая дрессировка пчел на службе сельского хозяйства». Исследование вышло в 1947 году в Вене.

15

После второй мировой войны Германия лежала в развалинах. Воспоминание о мюнхенском институте еще кровоточило. Теперь Фриш мог, не тратя попусту время на нозематоз, продолжать в полную силу главные работы. В 1948 году пришло второе приглашение в Соединенные Штаты.

Инициатива исходила от профессора Л. Р. Гриффина из Корнельского университета в Итаке, где Фриш читал лекции в первый приезд и где о нем помнили. Доктор Гриффин следил по статьям за исследованиями, посвященными языку танцев у пчел, и сам, уладив дела, направил в Грац необходимые бумаги: вызов, денежный чек, темы докладов, расписание турне, рассчитанного на два месяца. После почти двадцатилетнего отрыва от заокеанских научных центров все выглядело особенно заманчиво. Биологические и зоологические журналы, вновь начавшие поступать в Европу, говорили об очень многом.

— Маргарет, собирайся! Ты ведь грозила не отпускать меня одного!

Теперь и в самом деле ничто не мешало сопровождать профессора. Дети взрослые. Отто, в начале 30-го года грудной младенец, уже кончил гимназию.

Уложились быстро. Решили поехать в Лондон, откуда ежедневно отправлялись в Нью-Йорк пассажирские авиалайнеры. «Бремен» с его катапультирующим самолетиком ушел в прошлое, стал позавчерашним днем трансокеанских рейсов. К тому же полет обещал избавить от морской качки, которой Маргарет, в отличие от мужа, боялась смертельно. Но то было первое в их жизни воздушное путешествие, и оба не очень ясно представляли себе, как они его перенесут.

Полет прошел без особых происшествий, и, спустившись вслед за женой по трапу на аэродром Ла Гардиа близ Нью-Йорка, Фриш второй раз, и снова в марте, спустя 19 лет и 72 часа ступил на землю Западного полушария. Тут же они пересели на маленький самолет и направились в Итаку.

Летели сквозь снежную вьюгу, и помощник пилота раза два выходил из рубки предупредить пассажиров, что машину немного потрясет на воздушных ямах, что было, в сущности, достаточно ощутимо и без объяснений.

Снова открылись перед Фришем, теперь перед четой Фришей, парадный ход и выстланная коврами мраморная лестница на академический Олимп Штатов. Какой контраст! Как все отлажено даже по сравнению с более или менее благополучным Грацем! И конечно, не только в Итаке. Здесь нигде не пережили ничего даже отдаленно напоминающего то, что произошло в Европе.

Из одного университета в другой, из одного колледжа в другой. Просторные аудитории, внимательные лица, заинтересованные вопросы, встречи с коллегами, знакомыми по первому приезду или побывавшими с визитом в Мюнхене, куда стремились многие биологи и зоологи. Новые знакомства, переезды по железной дороге, а чаще в автомашине, полеты, радушные приемы, осмотр местных достопримечательностей, увлекательные экскурсии…

Профессор Г.-Х. Паркер в Кембридже уже в отставке, но полон сил и продолжает работать. Новое здание университета великолепно оборудовано. И сколько профессоров! Пятнадцать зоологов, четырнадцать ботаников, чуть не полсотни ассистентов! Как не позавидовать, как не вспомнить, что осталось дома!

Директор Нью-Йоркского зоосада Ф. Осборн познакомил Фришей на приеме в их честь с доктором У. Бибом. Он стал знаменитым, побив мировой рекорд и спустившись в стальном водолазном шаре на 900 с лишним метров в океан. Биб рассказывал о невообразимом разнообразии светящихся органов, которыми оснащены обитатели подводных глубин. С не меньшим увлечением говорил он и о новом затеянном им предприятии: в джунглях Тринидада доктор выбрал место для опытной станции, обещающей стать центром интереснейших экологических исследований. Правда, для ее организации нужна масса денег. Ничего, раздобудем!

Фришу в шестьдесят три года были понятны и дороги оптимизм и энергия человека старше его почти на десять лет.

Да что там! Снова посетив захолустный университет, где в прошлый приезд он познакомился с восьмидесятилетним зоологом, подумав: «Завидная старость!», Фриш увидел на той же кафедре все еще розовощекого, только заметно поседевшего профессора, как и девятнадцать лет назад окруженного молодежью.

Чтобы показать знаменитым гостям зоосад, Осборн сел за руль автомашины и по дороге успел объяснить, почему старается не упустить возможности побольше узнать, как изменяются повадки зверей и птиц в неволе.

— Здесь мы с вами соседи, — пошутил Фриш. — Наша лаборатория — та же неволя, и она, конечно, не может не накладывать свою печать… А нам так важно приблизиться к естественным условиям, к природе.

Осборн понимающе кивал.

Он сводил Фришей в глубокий подземный изолятор с утконосами: здесь им спокойнее, пока самки выводят расплод. Потом в квартал осветленных клеток, где порхали, сверкая, колибри. Через несколько недель Фриши увидят их на воле, в садах тропической зоны, перелетающими с цветка на цветок…

Однако как ни богат Нью-Йоркский зоопарк, его сокровища померкли для Фриша, когда он попал в Национальный музей естественной истории. С 1930 года музей сказочно разросся. Сердце натуралиста-педагога дрогнуло при виде чудесных творений искусства демонстрации, слитых воедино с чудесными творениями природы.

Вот группа горилл, пробирающихся из чащи тропического леса на поляну: вожак вплотную подступает к зрителю, за ним другие замерли в удивительно живых позах. Поросший лишайником камень, растение, свесившее сверху зеленые пряди, — каждая деталь пейзажа доставлена с места, воспроизведенного на огромной панораме.

Слониха со слоненком в африканской саванне, за ними целое стадо. Длинная вереница пересекающих песчаные барханы верблюдов: их неподвижные двугорбые тени на песке под ослепительным небом пустыни…

— Тебе не хочется надеть снова полосатый бурнус и взяться за одного из этих симпатичных верблюдов? — улыбнулась Маргарет, напомнив мужу о детской фотографии с верблюдом на колесиках.

— И чтоб матушка могла снова сказать: «Рано скрючивается то, чему предстоит стать крючком», — блеснул стеклами очков профессор, и они прошли дальше.

Постояли молча у гнезда страуса с яйцами и только что вылупившимися страусятами