Наковальня Льда (Зима Мира - 1) - Майкл Роэн

Меч изменил направление, отклонившись от Элофа в сторону его друзей. Керморван с посеревшим лицом безуспешно пытался встать. Элоф стремглав бросился под удар, загораживая его, и крикнул через плечо:

- Тащите его вниз и сами спускайтесь! Вы еще успеете уйти!

- Поздно! - прокричала в ответ Илс. - Они поднимаются! Мы поможем тебе!

- Нет! Удерживайте лестницу, прорубите себе дорогу, если сможете. Это для меня одного!

Он увидел, как девушка кивнула и бросилась к лестнице. Керморван, спотыкаясь, последовал за ней. Снизу донесся лязг клинков и сердитый рев Рока.

Теперь меч указывал прямо на Элофа. Волны чистой силы захлестывали его, как будто он переходил вброд быструю реку, чье течение могло в любой момент сбить его с ног и унести прочь. Он сжал пальцы латной рукавицы в отчаянной попытке уловить эту силу, но напор был слишком могучим: мутная вода прорвалась между пальцами и выплеснулась пеной бесплотного ужаса. Волосы кузнеца встали дыбом, сердце молотом стучало в груди. Казалось, пол под его ногами раскололся и внизу разверзлась бездна. Элоф качался на ее краю, задыхаясь, захлебываясь, как тонущий пловец. Постепенно его зрение начало меркнуть. Жуткие образы закружились перед ним - сначала бесформенные, потом все более осязаемые и болезненные.

Он выставил против них собственный меч, и на мгновение клинок в его руке тоже превратился в нечто ужасное, истекающее болотной слизью, окутанное смрадом трупного разложения и гниющей плоти, сползавшей вниз по его руке. Но это продолжалось лишь мгновение. Вокруг черного клинка сгустился другой образ - рука, первой державшая его и собравшая богатую жатву в последнем славном бою. Эта рука была уже не темной и высохшей, но сильной, решительной и беспощадной. То была могучая десница, повергавшая врагов наземь, даже когда жизнь покидала тело и трясина неотвратимо засасывала его в свои объятия. Элоф назвал этот меч своим, вложил в него частицу себя и, сам не зная о том, принял великое наследие, заключенное в нем.

Кузнец продолжал бороться, устремляясь в самое сердце противостоявшего ему ужаса. Он смутно слышал звуки, доносившиеся с лестницы: хриплые выкрики, лязг оружия, стоны и кровавые хрипы отлетающей жизни. Все темные кошмары, которые он когда-либо видел, нахлынули на него - трупы в фургоне, тело Ингара, рассыпающееся от прикосновения его руки, глумливая ухмылка Кары - все смешалось в одну устрашающую фигуру смерти и разложения, бесконечной агонии.

Он чувствовал, что больше не может терпеть. Его сердце и воля превратились в сухожилия, растягиваемые и скручиваемые на пыточном станке, готовые лопнуть и превратиться в ничто. Но ни один из ужасов, терзавших его, не имел силы для последнего, смертельного толчка. В своих скитаниях он уже встречался с худшими их воплощениями, и хотя они по-прежнему глубоко ранили его, теперь он мог противостоять им. Охваченный горем и раскаянием, Элоф опирался на них, как на встречный ветер, и они разлетались вокруг, подобно сухим листьям, задерживаясь лишь на мгновение и уносясь прочь. Он признавал свою вину и готов был заплатить требуемую цену, принять нужное решение. Он, наконец, обрел уверенность в себе.

Что-то большее?

Элоф продвигался вперед, как усталый пловец против течения. Поток ужаса, захлестывавший его, внезапно дрогнул, темнота отхлынула. Его зрение внезапно прояснилось, и он обнаружил, что стоит почти лицом к лицу с мастером-кузнецом. Под зловещей маской проступила серая маска страха. Бледный человек попятился, беспорядочно отмахиваясь мечом. Затем, в пароксизме паники и отчаяния, он размахнулся и со всей силы вогнал узорчатый клинок в незащищенную грудь Элофа под краем подвздошной кости и проткнул его насквозь.

Элоф согнулся пополам в приступе леденящей, невероятной боли, тупо глядя на предмет, вторгшийся в его тело. Отрешенный, его разум воспарил свободно; он смотрел, как теплая кровь стекает по клинку, словно наблюдал за интересным представлением. Кровь пропитывала узоры, которые он когда-то выковал, связывая их, превращая в рукопись, которую он мог читать. Теперь он понял истинное значение символов, выгравированных на клинке.

Смутно, из-за грохота крови в ушах, он услышал торжествующий вопль на лестнице, крик радости, вырвавшийся из могучих легких Илс, и грохот падения тяжелого тела, скатившегося по ступеням. Рок тоже что-то кричал, но надо всем возвышался мстительный, яростный клич "Морван Морланхал!".

Элоф снова содрогнулся в агонии, когда меч был вырван из его тела с жестоким поворотом, который, казалось, разорвал его надвое. Однако он громко рассмеялся и зажал рукой рану, чувствуя, как кровь стекает по латной рукавице.

- Оса потеряла жало! - выдохнул он и привалился спиной к стене. - Вор ограблен собственной рукой! Ты слышишь, Майлио, ты слышишь? Он сказал мне, что понадобится нечто большее, и теперь я знаю, что это такое! Ты владел мечом, поражающим разум, обращающим страхи человека против него самого! Но лезвие, режущее дух, тупится о другие вещи, и мечом для разума нельзя пользоваться как мечом для тела! Однако ты сделал это - и что теперь?

Мастер-кузнец направил меч на него, но Элоф лишь рассмеялся еще громче. Бледный человек повернулся, подбежал к лестнице, отпрянул и направил клинок в темный провал, лихорадочно бормоча какие-то слова. Но оттуда шаг за шагом, неотвратимая как судьба, поднималась ужасная фигура Керморвана. Воин потерял свой шлем и был ранен в щеку и в бедро, но кровь, покрывавшая его доспехи и руку с мечом от кончика лезвия до плеча, принадлежала не ему и сверкала не ярче, чем гнев в его взоре. Мастер-кузнец попятился, продолжая беспомощно указывать мечом, и Элоф почувствовал, как по его щекам текут слезы радости и боли.

- Где твои стражи, Майлио? Позови их, прикажи им убить твоих врагов! Почему они сбежали?

Тогда мастер-кузнец повернулся и с безумием отчаяния бросился на Элофа. Он высоко занес меч, который теперь был не более чем обычным мечом, в попытке совершить последнее, безнадежное отмщение. Но Элоф поднял собственный меч, и то же самое сделала могучая рука в его видении. Затем, наполовину упав вперед, он опустил клинок как молот, навстречу сотворенному им злу. С пронзительным криком черный меч столкнулся с серебряным, разрубил витую, покрытую рунами сталь, рассек деревянную маску Громовой Птицы, сине-стальную голову Смерти под ней, пробил череп и опустился ниже, ниже, ниже, развалив мастера-кузнеца почти пополам.

Пустая оболочка рухнула на пол, половинки узорного меча с лязгом упали сверху. Когда Керморван подошел ближе, они начали изгибаться и растягиваться, как раненое животное, бьющееся в предсмертных судорогах. Мало-помалу витки развернулись, распрямились и распались на отдельные извивающиеся волокна.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});