Принц для Сумасшедшей принцессы - Татьяна Устименко

Я поняла, что самая главная наша задача – это беречь своих любимых, дорожа каждым мигом доставшегося нам счастья. Любовь – ранима, и мы слишком часто неосторожно разрушаем ее пустой обидой или грубым словом, непониманием или необдуманной изменой. Любовь – многогранна и чиста, подобно не замутненному грязью хрусталю. Любовь, желающая оставаться только духовной, – истончается до состояния тени и умирает. Но вторая ипостась любви – страсть, лишенная духовного начала и охватывающая лишь тела, – превращается в пошлость, в низменную похоть. Любовь невозможно приковать цепью и удержать насильно, будто посаженную в клетку птицу, – ведь она не признает никаких преград и не терпит ограничений. Любовь не является чьей-то собственностью, а дается всем, ибо никто из нас не может потерять никого, потому что никто никому не принадлежит. Наверно, это и есть истинная свобода любящей души – обладать тем, кто стал для тебя дороже всего на свете, но не владеть им. Любовь – будто птичка, не поющая в неволе: она прилетает когда захочет и уходит не попрощавшись. Любовь и есть жизнь!

Наконец интуиция привела меня на поляну, разительно отличающуюся от всех прочих мест Радужного уровня. Небольшая лесная прогалина, окруженная стройными стволами тоненьких березок, зеленела молодой травой, напоминая светлый оазис надежды, случайно выживший среди сумрачных Долин вечной скорби. Двенадцать берез, печальных и хрупко склоненных, словно плакальщицы на похоронах, стерегли изумрудный лужок, дружелюбно принявший меня в свои мягкие объятия. И какое-то спонтанно нахлынувшее озарение внезапно захлестнуло меня с головой, подсказывая – я пришла, мой путь закончен: вот она, Поляна воскрешения. Я вступила в медвяно благоухающую растительность, достигающую моих щиколоток, укрылась под сенью священного дерева, своей непорочной белизной символизирующего таинство обетов, приносимых женихом и невестой, улеглась в густую мураву, свернулась клубочком и крепко заснула…

Вы верите в сны? Я – да! Но только не в том случае, если они превращаются в кошмары… Возможно, причиной всему стала накопившаяся чудовищная усталость, до неузнаваемости исказившая мои самые заветные мечты и чаяния, низведя их до уровня отталкивающего в своей бессмысленности ночного бреда. Мне приснились мои собственные руки – чистые и ухоженные, чья белизна эффектно оттенялась богатыми красно-зелеными рукавами атласного домашнего халата, обшитого дорогим мехом. И вот этими-то руками я педантично раскладывала крупные серебряные снежинки, симметрично размещая их изящные фигурки на мраморной доске огромного камина, в недрах которого жарко пылало целое дерево. И при этом снежинки не таяли, создавая атмосферу некоего праздника, радостного и долгожданного. Брр, что за ерунда? Разве бывает нетающий снег? А потом картинка сместилась, поплыла фигурами незнакомых людей, подносящих мне конскую попону, укутывающую нечто неживое, напоминающее замороженное человеческое тело. Вот они отгибают крой покрова и показывают мне исхудалое, восковое лицо, полускрытое прядями смерзшихся волос… Я растерянно отвожу их рукой и разеваю рот в диком вопле ужаса, ибо в этом искривленном, безобразном трупе я внезапно узнаю его – моего Астора! Вокруг меня заполошно мечутся бородатые, облаченные в тулупы мужики, а я все кричу, кричу и никак не могу остановиться…

Я проснулась со сдавленным всхлипом, вырвавшимся из моего полупарализованного от ужаса горла. А еще – от пронизывающего, сковывающего все члены холода, неожиданно нагрянувшего в заповедный березовый лесок и сопровождающегося обильным снегопадом. Видимо, я проспала всю ночь, потому что небо, расстилающееся над макушками деревьев, слегка порозовело, торопясь избавиться от апатичной серости, присущей Радужному уровню. Похоже, снег шел уже давно – он полностью покрыл траву и наметил приличный сугроб возле моей озябшей фигуры. Бриллиантово поблескивающий иней обсыпал березовые листья, создавая тончайший кисейный покров, потрясающе контрастирующий с их изумрудно-насыщенным цветом и превосходящий по своей красоте фату молодой, целомудренно смутившейся невесты. Несомые ветром снежинки танцевали вокруг моего лица, оседая на ресницах и оборачиваясь мельчайшими капельками сладкой влаги, смачивающей пересохшие губы. Несколько секунд я потрясенно таращилась на белую круговерть, хороводившую меж березок, а потом одним рывком вскочила на ноги, бормоча сбивчивые слова:

– Мне велели дожидаться выпадения Снега желания… Так неужели это и есть тот самый снег? А Астор – он ведь тоже говорил о белом вихре на зеленой листве… – Я тоненько взвизгнула, прыгнула в снег, упала на колени и принялась торопливо сгребать его в кучу, стремясь охватить как можно больший участок мягкого, долгожданного покрова.

Мои пальцы замерзли и плохо справлялись с непривычной для них работой. Абсолютно не представляя, как это делается, я все-таки упрямо скатывала и приминала пышные хлопья, ползала на четвереньках и, высунув от усердия кончик языка, лепила сначала голову, а затем плечи, грудь, руки, талию, бедра, ноги… Я понимала, что неспособна добиться точного портретного сходства, и уповала на милость судьбы, воссоздавая из Снега желания тело своего любимого мужчины, намереваясь вырвать его из бездны небытия, чтобы вернуть обратно – в мир живых. Наконец распростертая на земле статуя была закончена. Снегопад прекратился. Над кронами берез взошло теплое солнце, растворяя фату изморози и одевая слепленное мною изваяние в панцирь прозрачного льда. И тогда я сняла с шеи оправленный в серебро флакон и щедро окропила снеговую скульптуру мертвой водой. Едва заметный туман окутал ледяного принца, пробегая по нему волной и придавая снегу разительное сходство с настоящей плотью. Грубая корка потекла и преобразилась, принимая форму прекрасного, одухотворенного лица с чеканными скулами, высоким лбом, точеным носом и капризно изогнутыми губами. На мощной колонне шеи проступили мельчайшие жилки, ниже обрисовались очертания налитых силой грудных мышц и рельефного пресса. На кончиках пальцев рук выросли черные когти, длинные белокурые локоны нимбом разметались кругом головы, упруго взбугрились мускулистые икры. Я восхищенно расширила зрачки и, раскупорив флакончик с живой водой, вылила ее на воссозданного демона…

Его рот чуть приоткрылся, выдыхая облачко теплого пара. Глазные яблоки задвигались, плотно сомкнутые веки – дрогнули. Грудь приподнялась в напряженном вздохе и… вновь опала – жалобно и бессильно. А откуда-то издалека, из иной реальности, до меня долетел громкий разочарованный стон, полный отчаяния и несбывшейся надежды. Чуда не произошло! Всей душой, всеми помыслами я мгновенно ощутила – Астор здесь, рядом, совсем близко, нас разделяет всего лишь один удар сердца, страстное слияние губ и прикосновение пальцев. Но что-то властно удерживает его по ту сторону незримой границы, не отпуская сюда, ко мне. А стон, полный невыразимой горечи и тоски, звучал все глуше, тая во мраке и уходя обратно в пустоту. Я повалилась на ледяную статую, жарко лобзая холодные губы, умоляя его сжалиться и остаться со мной.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});