Протокол Сигма - Роберт Ладлэм

Перальта откинулся на спинку кресла; кресло громко скрипнуло.

- Мисс Райз, - произнес он таким тоном, будто собирался сообщить презабавную сплетню, - несколько лет назад моя контора получила весьма правдоподобную информацию от женщины, живущей в Бельграндо - это один из самых богатых наших пригородов. Она видела на улице Алоиза Бруннера, гауптштурмфюрера СС, он выходил из соседнего дома. Мы немедленно установили круглосуточное наблюдение за этим домом. Лицо старика действительно очень походило на имеющиеся у нас фотографии Бруннера. Мы задержали этого джентльмена. Он был очень возмущен и показал нам немецкий паспорт, ну вы знаете такие, с орлами Третьего рейха и с большой буквой "J", обозначающей, что он еврей. Этого человека звали Кац. - Перальта снова выпрямился в кресле. - Ну, и как прикажете извиняться за такую ошибку перед человеком, прошедшим лагеря?

- Да, - спокойно согласилась Анна, - это должно быть ужасно стыдно. Но наша информация по Штрассеру достоверна. К тому же сейчас, пока мы с вами беседуем, "Дэйтлайн" уже снимает свою халтуру - то, что относится к биографическим документам. Они, должно быть, уже не сомневаются в успехе.

- "Дэйтлайн", "60 минут", "20/20" - я хорошо знаю все эти журналистские расследования. И если вы так уж уверены, что Йозеф Штрассер живет в Аргентине, то вы давным-давно могли бы найти его и сами, скажете, нет? взгляд его глаз, похожих на глаза ящерицы, уперся в Анну.

Она не могла сказать ему правду: что ее интересует вовсе на прошлое этого нациста, а то, чем он занимался, порвав с фюрером и присоединившись к невидимым архитекторам послевоенной эпохи.

- Тогда, может быть, вы хотя бы посоветуете мне, откуда начать поиски?

- Просто ничего не могу вам сказать! Если бы мы узнали, что здесь, у нас живет военный преступник, то мы бы его арестовали. Но должен вам заявить: их здесь уже не осталось. - Он решительным жестом опустил ручку на стол.

- Неужели? - Анна сделала несколько бессмысленных пометок в своем желтом блокноте.

- В Аргентине настали другие времена. Проклятые дни, когда Йозеф Менгеле мог открыто проживать здесь под своим собственным именем, миновали. Диктатура Перона давно рухнула. Теперь Аргентина - демократическая страна. Йозеф Шваммбергер был экстрадирован. Эрих Прибке тоже. Я не могу даже припомнить, когда мы в последний раз арестовывали нациста.

Анна резко перечеркнула свои каракули:

- А если посмотреть иммиграционные документы, в которых зарегистрированы все люди, прибывшие в страну в сороковые и пятидесятые?

Перальта помрачнел:

- Возможно, такие документы имеются в Национальном Регистре, в Миграционном департаменте - учетные карточки, заполненные от руки. Но наше побережье тянется на несколько тысяч километров. И кто знает, сколько буксиров, шлюпок и траулеров за последних десять лет причаливало, никем не замеченными, к каким-нибудь estancias - ранчо и поместьям? В одной только Патагонии сотни и сотни километров береговой линии, которые некому контролировать.

Он опять проткнул ручкой воздух:

- К тому же в тысяча девятьсот сорок девятом году Перон объявил всеобщую амнистию всем тем, кто въехал в страну по фальшивым документам. В силу этого маловероятно, что где-нибудь могут найтись иммиграционные документы на имя Йозефа Штрассера, даже если он сам действительно здесь. Правда, вы можете поехать в Барилоч, это лыжный курорт, и поспрашивать там. Немцам нравится Барилоч - он напоминает им их любимую Баварию. Но я бы на вашем месте не слишком надеялся на положительный результат, хотя мне и очень жаль вас разочаровывать.

Не прошло и двух минут с тех пор, как Анна вышла из офиса Перальты, как человек из Интерпола поднял трубку телефона:

- Маурицио, - сказал он, - у меня только что была очень интересная гостья.

В Вене, в современном административном здании добродушный на вид человек средних лет без интереса наблюдал, как бригада строителей разбирает перегородки, украшенные надписями "Приемная", "Конференц-зал" и тому подобное, и увозит их фрагменты на грузовом лифте. Вслед за стенами настала очередь стола для совещания из "формайки", простого металлического письменного стола, и разнообразной оргтехники, в том числе недействующего телефонного коммутатора и вполне рабочего компьютера.

Этот мужчина в очках был американцем, который почти десять лет занимался тем, что представлял различные службы по всему миру. Смысл этого занятия неизменно оставался для него тайной. Он даже никогда не видел шефа компании, не имел совершенно никаких догадок насчет того, кто это может быть. Он знал только, что этот таинственный шеф был деловым партнером владельца здания, последний же с удовольствием предоставил кому-либо в аренду одиннадцатый этаж.

Все это очень походило на разборку декорации в театре.

- Эй, - крикнул американец в очках, - снимите кто-нибудь вывеску в приемной. А печать с гербом США оставьте мне, ясно? Она еще может пригодиться нам.

Нью-Йорк

Телефонный звонок застал доктора Вальтера Рейсингера, бывшего государственного секретаря, на заднем сиденье лимузина, медленно, дюйм за дюймом пробиравшегося по забитым транспортом улицам манхэттэнского Ист-Сайда. Стояло утро, час пик.

К несчастью, доктор Рейсингер терпеть не мог телефона, поскольку ему много лет приходилось почти непрерывно вести телефонные разговоры, за исключением разве что тех часов, когда он спал. А на своем посту в международной консультационной фирме "Рейсингер Ассошиэйтес" он был занят еще сильнее, чем в бытность государственным секретарем.

В глубине души он боялся, что, после того как покинет правительство и засядет за мемуары, его забудут, общество утратит интерес к нему, он станет обычным знатным отставником, и ему останется лишь время от времени выступать в передаче "Найтлайн" да высасывать из пальца статьи для "Нью-Йорк таймс".

Но его страхи оказались напрасными - он стал еще более знаменитым и, конечно же, намного более богатым. У него появились воистину глобальные планы. В сравнение с ними не шли даже те идеи, которые он вынашивал, занимаясь челночной дипломатией на Ближнем Востоке.

Он нажал на кнопку:

- Да?

- Доктор Рейсингер, - произнес голос на другом конце линии, - это мистер Холланд.

- А, доброе утро, мистер Холланд, - весело откликнулся Рейсингер.

С минуту они дружески болтали, а потом Рейсингер произнес:

- Это не проблема. У меня есть хорошие друзья в правительствах едва ли не всех стран мира, но все-таки я думаю, что самым действенным способом будет обратиться прямо в Интерпол. Вы знакомы с генеральным секретарем Интерпола? Очень интересный человек. Давайте-ка я ему сам позвоню.

Пациент номер восемнадцать лежал на больничной кровати, закрыв глаза, в его левую руку была воткнута трубка от капельницы. С самого начала процедуры его все время трясло. Его тошнило и периодически рвало в стоящее возле кровати подкладное судно. Около кровати стояли медсестра и техник, наблюдая за пациентом.

Врач, которого звали Лефквист, вошел в процедурную и направился прямо к медсестре.

- Ну как температура? - спросил он. Они разговаривали по-английски, поскольку английским Лефквист владел гораздо лучше, чем немецким, несмотря на семь лет работы в этой клинике.

- Не спадает, - с волнением в голосе ответила медсестра.

- А тошнота?

- Постоянно рвет.

Доктор Лефквист повысил голос и обратился по-английски к пациенту номер восемнадцать:

- Как вы себя чувствуете?

- Чертовы глаза! Они болят! - простонал пациент.

- Все нормально, - сказал Лефквист. - Ваше тело пытается отторгнуть препарат. Так всегда бывает.

Пациент номер восемнадцать поперхнулся, наклонился над судном, и его снова вырвало. Медсестра вытерла ему рот и подбородок влажной тряпкой.

- Первая неделя всегда проходит очень тяжело, - бодрым голосом произнес Лефквист. - Вы держитесь просто замечательно.

Глава 35

Выстроенная в итальянском стиле базилика, взгромоздившаяся над многолюдной Калле Дефенса, напротив вызывающе современного филиала "Банко Галисиа" носила имя Нуэстра сеньора да ла Мерседес - Богоматери Милосердной. Гранитный фасад церкви кое-где осыпался. Сварная решетка окружала небольшую площадку, вымощенную потрескавшимися черно-белыми плитками, уложенными в шахматном порядке; там просили милостыню цыганка и ее многочисленный выводок.

Бен разглядывал мать, одетую в джинсы, с закинутыми за спину распущенными черными волосами. Она сидела на ступеньках возле пьедестала разрушенной колонны, дети копошились у нее на коленях и вокруг. Дальше во дворе дремал старик с загорелой лысиной, одетый в пальто, из-под которого виднелся галстук; его рука намертво вцепилась в костыль.

Ровно в час пятнадцать, как было указано, Бен вошел в церковь и, распахнув открывавшиеся в обе стороны массивные деревянные двери, вступил в мутный полумрак притвора, где густо пахло восковыми свечами и человеческим потом. Привыкнув к темноте, он разглядел внутреннее убранство - огромное, гнетущее и сильно потрепанное. Высокие сводчатые потолки в романском стиле, пол, выложенный старинной изразцовой плиткой с красивой росписью... Священник декламировал нараспев на латыни свой речитатив, его голос, усиленный при помощи электроники, гулко, как в пещере, разносился в храме, и прихожане покорно отвечали ему. "Звоните и вам ответят". Везде прогресс.