Русская Фантастика 2005. Фантастические повести и рассказы - Алан Кубатиев

Он пережил тогда нечто подобное и теперь не мог ни простить этого участникам той акции, ни избавиться от страха. Он знал, что она улавливает его эмоции (почти все астранийцы владеют эмпатией, из-за чего Хозяева и ввели режим «Свертывание»), но без компьютера не получалось держать их под контролем. Собственно, он и раньше не держал их под контролем. Биокомпьютер все делал сам, пока не подцепил вирус.

Только бы она не заговорила с ним… Ее присутствие выбивало Вермеса из равновесия, которое он обрел благодаря ласковому свету, неотличимому от солнечного, и хорошей новости насчет того, что с вирусом покончено. Ему было неуютно под ее взглядом.

Заговорил с ним Олвен Сентил:

— Ну что, башка-то теперь в порядке?

— Да… досточтимый лорд, — он запнулся, потому что не сразу вспомнил, как в Меводе полагается обращаться к главе министерства.

Память работала плохо, словно что-то в ней атрофировалось — слишком привык он полагаться на подсказки биокомпьютера. Вермес слегка запаниковал: что делать, когда его начнут допрашивать? Он же обещал им информацию…

— Мне трудно думать и трудно вспоминать. Я расскажу все, что вспомню, но сейчас у меня в голове какая-то каша, и трудно искать в ней то, что нужно…

— Тебе придется заново учиться думать. — Он вздрогнул от звуков ее голоса — в общем-то приятного, если отвлечься от побочных ассоциаций.

— Вирус что-то повредил у меня в мозгах? — прошептал Вермес.

— Не вирус, а компьютер твоих Хозяев, — она смотрела на него почти с сочувствием. — Точнее, его программы. Такие шутки с сознанием не проходят бесследно. Вообще-то шансы вернуться в норму у тебя есть — если хватит сил и желания. Олвен, я жду тебя внизу.

Сейчас уйдет… Вермес ощутил облегчение.

— Погоди! — окликнул ее лорд общественного порядка, когда она направилась к двери. — Из больницы-то ничего не прихватила? А то после тебя всегда чего-нибудь недосчитаешься, будь то отчет о беспорядках в Охтоле, живой человек или мой любимый карандаш с обгрызенным кончиком.

— Ты вчера нашел этот отчет на подоконнике, под коробкой со своим любимым печеньем, — бросила Дайвин Танрос, уже невидимая для Вермеса.

— Знаешь, да? А как насчет остального? О людях лучше помолчим, а карандашик-то в аккурат после твоего визита пропал…

Должно быть, она вышла, не дослушав, потому что лорд вновь повернулся к Вермесу, который смотрел на него и тупо моргал: ему дико было услышать такой разговор между людьми, облеченными высшей властью. У Хозяев по-Другому: там вышестоящие всегда держались величественно, с мрачноватой торжественностью, как на похоронах — по крайней мере в присутствии подчиненных и посторонних. А эти… Но тут он с ужасом понял, что ему очень трудно находить в своей памяти какие-либо подробности из Жизни Хозяев: они словно плавают в сером тумане, вне пределов досягаемости.

— Чего ты так перетрусил? — спросил лорд общественного порядка. — Естественно, ты арестован, но суда не будет, и вообще неприятностей не будет. Ты нам очень помог. Посидишь пока в изоляции, чтобы твои Хозяева тебя не достали.

— Я мало помню, — с отчаянием признался Вермес.

— А, об этом не беспокойся. Тебя уже допросили, не приводя в сознание, так что ты выложил и все, что помнишь, и все, что не помнишь, и все, что Хозяева приказали тебе забыть. Кое-что мы и сами знали, кое-что было новенькое… Можешь отдыхать.

— Значит, я не буду считаться предателем?

— Нет, раз ты сам решил переиграть. — Лорд повернулся в ту сторону, где находилась, видимо, дверь, на ходу ощупал свой бок под медицинским комбинезоном и удовлетворенно пробормотал: — Вот он, мой карандашик, в кармане лежит… А куда ему деться?

Вермес расслабился в кресле: да, теперь можно отдохнуть. И от Хозяев, и от суркота на верхнем этаже, и от Семелой… Пусть «Кедайские россыпи» без него налаживают связи с общественностью!

Сняв натянутый поверх костюма комбинезон, Олвен Сентил спустился вниз. Дайвин ждала его в холле на первом этаже.

— С каких это пор ты стала такой деликатной? Смотри-ка, ушла, чтобы парня не нервировать… Ладно, я зато знаю, как мы выловим остальных!

— Я тоже знаю, — улыбнулась Дайвин. — Я уже связалась с нашими программистами, они сегодня же приступят.

— Ну почему мы с тобой иногда так одинаково мыслим? — вздохнул он с наигранной досадой. — Все равно приоритет за мной: ты первая сказала вслух, а я первый додумался. Вот будет работенка — ловить по городу психов, мне же придется на это дело мобилизовать всю полицию!

— Не придется. Этим займемся мы.

— На моей территории, ага?

— В соответствии с договором, Олвен.

Он вдруг ухмыльнулся:

— А ведь те, кто поумнее, сами к нам прибегут, как этот Вермес, после того, как мы запустим свой вирус. Это наша планета, и мы еще дадим Хозяевам под задницу!

Вермеса привезли в палату с большим окном, за которым зеленел залитый солнцем парк под голубым небом. Окно скорее всего ненастоящее, но ему понравилось.

— Доктор сказал, читать и смотреть кино вам пока нельзя, — предупредила медсестра в таком же, как у хирурга, комбинезоне с прозрачным щитком. — Можно музыку слушать. Потом, через два-три месяца, будут книги, телевизор, компьютер…

— Нет. — Он хотел помотать головой, но не смог и повторил: — Нет! Компьютеров не надо.

ОЛЕГ ОВЧИННИКОВ

ОРГАЗМ В ОКТЯБРЕ

Его всосало и выплюнуло, но где-то в промежутке еще и раскрутило бешеным волчком, так что Трифону, даже несмотря на вновь обретенные способности, понадобилось несколько долгих микросекунд, чтобы сориентироваться на новом месте.

Полигон представлял собой круговое плато диаметром 8400 метров, засыпанное мелким красным песком, почти пылью. Местами сквозь пыль проглядывала плита, образующая основание, судя по цвету, из монолитного асфальтида. Небо напоминало огромный мыльный пузырь, радужно отливающий по краям у горизонта и почти прозрачный над головой. Через него вполне можно было наблюдать звезды, если бы не затмевающее все на свете солнце, также красноватое и палящее. В паре километров к югу от плато чернел глубокий шрам пересохшего канала. Дальше начинались скалы.

«Что это? — подумал Трифон. — Марс?»

— Нет, «Спикере»! — раздался в его голове дребезжащий женский голос с заметным акцентом.

Трифон внутренне поморщился. Курсанта до сих пор коробило от осознания того, что каждая его мысль во время операции мгновенно становится известной людям за пультом. Или нелюдям, вроде Немки.

— Вон из прохода, Грифон! — последовала мысленная команда. — Не задерживай высадку!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});