Горы дышат огнем - Веселин Андреев

согнутся наши спины, моя и Колкина. С какой любовью составим мы опись этих книг и пронумеруем их, даже время выдачи определим, как и положено в каждой порядочной библиотеке.

Стефчо кое-что угадал, когда говорил о Гешеве, на самом деле, однако, все оказалось наоборот: вместо того чтобы нам взять книги у него, он позже взял наши. Будучи оптимистами, сегодня мы обнаруживаем, что этот вандальский акт оказался весьма полезным: составив список изъятых книг, полиция точно зафиксировала, как велика была наша любовь к знаниям...

Прежде всего книги-руководства, в том числе по военному делу: «Учебник солдата», «Строевая подготовка», «Разомкнутый строй»; и политические: «История Всесоюзной коммунистической партии (большевиков)», «Избранные произведения Ленина», «Парижская коммуна», «В Стране Советов»; и медицинские: например, «Диагностическо-терапевтический словарь». Затем книги-оружие: «Записки о болгарских восстаниях», «Гайдуки в Болгарии», «Разгром»; много книг научных; «Возникновение жизни», «Война и религия», «Происхождение человека», «Природа и общество», «Материализм и другие философские учения», «Метафизика и диалектика», «От Гераклита до Дарвина», «Роль личности в истории», даже «Теория литературы»; очерки из жизни замечательных людей: Благоева, Вольтера, Гарибальди, Лермонтова, Степана Разина, Ганди. Конечно, и романы, рассказы: несколько томов сочинений Максима Горького, «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок», «Царь Голод», «Мальчик Мотл», «День второй», «Тартарен из Тараскона», «Два мира», «Мир»; немного поэзии, в том числе томик стихов Смирненского. Больше всего поэзии было в каждом из нас.

Как можно не бороться с фашизмом, если он отнял у меня столько книг! Хуже, конечно, когда у тебя отнимают голову, но если ты ее сохранил, то тебе жалко становится и мелочей…

ВРЕМЯ, АНТОН, ТВОЕ ВРЕМЯ...

Чавдарские районные комитеты партии и РМС не могли собираться в полном составе. Членов этих комитетов разделяли горные пространства, очень обширные, если учесть, что нужно было преодолевать их пешком. Да и когда бывать на заседаниях? Апостолы должны участвовать в действиях чет, обходить села, вести разведку.

Мы радовались, когда нам удавалось встретиться с секретарем партийного комитета Васо и Начо — молодежным апостолом в районах Ботевграда и Этрополя. Проверишь свои мысли, разрешишь некоторые сомнения, глядишь, придет на ум что-нибудь дельное. В тот раз, устроившись в землянке, мы долго беседовали. Васо говорил дельно, обстоятельно, Начо быстро принимал решения, а мы с Колкой хорошо знали дело, которое делали, но, несмотря на большой опыт, многое требовалось обдумать, кое-что надо было уточнить.

Жизнь заставляла нас учиться быстро. Все мы были членами партии и РМС. Постепенно партийные и ремсистские собрания стали той живой, внутренней силой, которая обеспечивала здоровую жизнь четы. Здесь и в голову никому не могло прийти приказывать, и если только можно постичь коллективную человеческую волю, мы постигали ее: категорическую, непререкаемую. Здесь преодолевались недоразумения, возникавшие между бойцами, осуждались неблаговидные поступки, мы очищали друг друга взаимно. Так мы добивались главного: полностью духовно мобилизовывали каждого человека, особенно перед проведением операции.

Секретарь партийной организации четы Мильо (потом им стал Орлин) и секретарь ячейки РМС Коце имели опыт, им удавалось расшевелить людей, заставить их думать...

Мы докладывали о проделанной нами работе. Васо требовал строгого соблюдения правил конспирации, и нельзя было прямо говорить о конкретных людях, важно было поделиться приобретенным опытом.

Я мало знал Васо и Коце. Васо рассказывал мне о моем брате, с которым вместе работал, о своем участии в Сентябрьском восстании. В нем угадывался старый партийный деятель... Теперь я это знаю точно. Тогда тридцать восемь лет считались у нас почтенным возрастом. Двадцать из них Васо прожил вместе с партией. Он родился в Новачене, два его брата и три сестры были коммунистами. В 1925 году он сменяет на посту секретаря околийского комитета партии в Ботевграде своего старшего брата, убитого полицейскими. Потом он работает в аппарате ЦК, политэмигрант в Югославии, долгое время секретарь околийского комитета в Новачене. В отряд он приходит в марте, а на посту секретаря его заменяет жена Стоянка, воспитанная в семье коммуниста бай Ивана Гаврилова, этропольца. Люди из районов Ботевграда и Этрополя знали Васо, с ними у него были не только партийные, но и дружеские связи. На первый взгляд ничего героического в работе Васо не было, но он был душой отряда. Васо и сейчас больше всего любил работу в селах. Может быть, поэтому он как политкомиссар отряда и не проявил себя так ярко. По сравнению с теми, кто занимал этот пост ранее — Цветаном, Митре, Лазаром, — он обладал меньшими талантами в военных делах, ему больше подходила апостольская работа. Он был человеком реалистических взглядов, умело преодолевал трудности, но был несколько мягче по характеру. В этом сказывалась его природная доброта. Он не блистал остроумием, но любил и умел правильно реагировать на шутки. Среднего роста, широколицый, плотный, он ходил так же, как и разговаривал — спокойно, даже медленно.

Но когда перед ним был враг, Васо преображался. Его дважды арестовывали, подвергали пыткам, дважды заочно приговорили к смерти. Он никогда не сдавался, жил идеями борьбы.

Вы помните того парня, которого я отчаянно ругал, когда шел на встречу с Лиляной, полагая, что он — агент, и которого чуть было не расцеловал, поняв, что он отведет меня в отряд? Это он, тот самый Начо. Он был все таким же худым, со светло-каштановыми волосами, смуглым лицом, подтянутый, живой, таких у нас называют живым серебром. Может быть, он был даже немного слишком быстрым, но, скорее, в разговоре, чем в поступках. Его девиз «Надо делать дело!» воплотился в чертах его характера.

Судя по всему, в Этропольском крае он свой человек. Хорошо, когда отправляешься в дальнее плавание от такой пристани: отец — шахтер и железнодорожник, мать — учительница, сестра известного партийного деятеля Йордана Кесякова. Как и я, только немного позже, Начо учился в 3-й мужской гимназии, потом на юридическом факультете. Он был активным членом БОНСС, ремсистской работой занимался по велению сердца. Банишора, Индустриальный квартал, Дразмахала, Малашевцы, Орландовцы, Лозенец, Конёвица — здесь он был секретарем районных организаций РМС.

У меня не было оснований считать, что Начо увлекается поэзией, но какой ремсист тогда не декламировал стихи, как могли не воспламеняться молодые люди, услышав слова своего согражданина Ясенова? Но характер. Начо проявляется в другом: в декабре 1941 года к ним в дом ворвалась полиция, произвела обыск. Начо оказался в опасности. Но человек не находит выхода только если он внутренне признает себя побежденным. В тот момент, когда появилась соседка, приглашенная в качестве понятой, Начо выскочил из комнаты, захлопнув за собой дверь, и полицейские, не сумев справиться с замком,