Солнцеравная - Анита Амирезвани

что он откажется помогать тебе. Прими, по крайней мере, маленький совет.

— Конечно.

— Извинись. Объясни, что обезумел от горя. Поклянись быть соратником. Так поступает мудрый придворный, а ты был одним из лучших.

Все в моем теле напряглось.

— То есть я должен вернуться к прежним уловкам? — прорычал я.

— Успокойся, — велел Баламани. — Насколько сильно ты жаждешь победить?

Мирза Салман не позволил даже впустить меня для встречи с ним, хотя я прождал целый день. Когда я проскочил мимо его слуг к нему в покои, настаивая, что у меня срочное дело, его лицо набухло яростью. Едва я заговорил о мельнице, он обозвал меня невежей и дураком и велел выставить вон.

Тогда я решил немедленно сходить к Фереште под предлогом обмена сведениями о новых царедворцах и замыслах. Мне нужен был ее совет. А еще острее мне хотелось увидеть ее и облегчить свое сердце.

Когда я добрался до ее дома, мне было сказано, что Фереште занята и впустит меня, как только сможет. Я выпил чаю, съел несколько маленьких огурцов и полюбовался новой росписью, где знатная женщина угощает вином влюбленного придворного. День тянулся, шли часы, и я понял, что Фереште, скорее всего, обслуживает гостя. Что, если это мирза Салман? Мысль эта наполнила меня отвращением.

Когда меня наконец провели к ней, она даже не встала приветствовать меня. Ее большие глаза были полны усталости, а платье было измятым и несвежим.

— Что случилось?

— Мою дочь тошнило, — сказала она. — Я дала ей лекарство, и теперь она наконец уснула.

— Надеюсь, она скоро поправится.

— Спасибо.

— Я пришел поблагодарить тебя. Ты мне помогла во многом.

— Как бы я хотела, чтоб известие о мирзе Салмане пришло вовремя и спасло твою госпожу…

— И я бы этого хотел, — ответил я. — Странно, и все же мне кажется, что в глубине души Пери знала, что обречена.

— Почему?

— Она говорила со мной о смерти и загробном суде еще до того, как узнала об убийстве своего дяди.

— Увы! Какая беда! А была она так сильна, как рассказывают?

Я припомнил встречу Пери с Мохаммадом и Хайр аль-Нисабекум.

— Она была такой яркой, что ослепляла. Она была из тех, кто не уступает и не боится говорить. Она злила некоторых людей настолько, что им хотелось ее уничтожить.

— Потому что она была слишком прямой?

— И потому, что у нее было слишком много сторонников. А теперь Мохаммад-шах и его жена казнили ее мать и дядю, уничтожив черкесское влияние при дворе и освободив место для своих союзников. Хотя, по мне, они отрубили ветвь собственного дерева.

Внезапно я ощутил влагу на своих щеках и вытер их тканью, все еще лежавшей в моем поясе. Это был один из шелковых платков Пери, и при виде его мне стало еще тяжелее.

Фереште не сводила глаз с моего лица:

— Ты любил ее?

— Да, — сказал я. — Как воин любит отличного вождя или вельможа — справедливого шаха.

— Понимаю. Да будет эта печаль твоей последней!

— Благодарю тебя.

— Это тяжкая утрата. Что ты будешь делать теперь?

— Не знаю. Надо подождать и узнать, куда меня хотят назначить при дворе. Баламани сказал, что попробует мне помочь.

— Надеюсь, тебя не обделят. Между тем я узнала полезную вещь, — продолжала Фереште. — Мирза Салман только что женился.

— Неужели? — сказал я.

— Жену его зовут Насрин-хатун.

Я брезгливо фыркнул:

— Она следила за мной и обвинила в злом умысле, что едва не стоило мне жизни. Неужели они с мирзой Салманом все это время действовали вместе?

— Полагаю, что да.

— Они друг друга стоят.

— Никто, разумеется, не ждет, что мирза Салман будет ей верен.

Все знали, что знатный вельможа мог иметь несколько жен и столько женщин, сколько мог себе позволить. Почему Фереште решила об этом упомянуть?

— Ладно, говори. Что он сказал?

Она так же пристально смотрела на меня:

— Он сделал мне предложение.

— Стать женой?

— Содержанкой. Обещал покрывать все мои расходы, если я буду обслуживать только его, — и тогда я с тобой больше не увижусь.

Мою грудь сдавил гнев.

— Ему судьба что, одними розами дорогу усыпала? Высокий пост, устранение Пери, жена на нужном месте, а теперь еще и вся твоя красота? Боже милостивый! И почему он не позвал тебя замуж?

— Ты отлично знаешь, что знатные на проститутках не женятся.

— Он убил царевну и старается любой ценой погубить меня. Да как ты вообще можешь думать о нем?

— А у меня есть выбор?

— Ты говорила, что хочешь уйти от дела.

— Это единственный способ уйти, какой мне когда-либо предлагали.

Я больше не мог слышать о нем. Вскочив, бросился к дверям, сунул ноги в туфли, каменея от ярости.

— Чем его предложение отличается от проституции?

— А чем от нее отличается брак?

— Это нелепо!

Остановившись, я повернулся к ней со злым ответом на языке. Она подняла руку, словно защищаясь. Влажный блеск ее глаз остановил мою отповедь.

— Джавахир, я должна думать о своей дочери. Больше всего на свете мне хочется оставить свое занятие.

Я помедлил.

— Что ты сделала бы, появись у тебя деньги?

— Я занялась бы тем, что вернула бы себе уважение, выучившись делу, которым смогла бы иначе зарабатывать деньги. Когда моя дочь подрастет, я хочу выдать ее за доброго человека из хорошей семьи. На это не будет надежды, пока я не предстану миру с новым лицом.

Ее огромные прекрасные глаза были печальны. Я подумал вдруг, что никто не может спасти нас обоих от нашего рока. Но что, если мы волей благой судьбы сможем спасти тех, кто наследует нам? Только тогда можно будет считать, что мы смогли искупить наши поступки. Какое было бы счастье, сумей мы защитить наших младших от жизни, которую вынесли сами!

Я отшвырнул свои туфли и со вздохом уселся обратно:

— Фереште, прости меня за мою вспышку. Думаю, что есть способ помочь друг другу. Пери оставила мне мельницу, но мирза Салман не разрешит мне получить ее. Мне нужно что-то такое против него, что заставит его согласиться. Если я стану ее владельцем, обещаю: я помогу тебе. Мельница отлично работает, она всегда нужна людям. Доход с нее позволит тебе начать новую жизнь. Мне хотелось бы суметь отблагодарить тебя за всю твою помощь, и я знаю, что Пери хотела бы того же.

Все ее лицо вспыхнуло надеждой.

— Как благодарна я была бы, сумей я быть хозяйкой себе! Никогда бы не дотронулась больше ни до одного из этих…

Я едва сумел подавить кривую усмешку.

— Почему не попросить шаха