Удар гильотины - Павел Амнуэль

– Когда же Ван Барстен успел…

– В том еще одна особенность этой копии. Ван Барстен рисовал по памяти. Уже после того, как оригинал исчез.

– По памяти? – с недоверием сказал Антон.

– В полиции тоже решили, что это подозрительно. Память у Ван Барстена фотографическая – это известно. Но не настолько же! Готфрид заподозрил, что Ван Барстен имел какое-то отношение к похищению и снял копию уже после того, как картину украли. Это не подтвердилось. Ван Барстен действительно писал по памяти, нашлись свидетели. К тому же, в студии Ван Барстена произвели обыск – конечно, не нашли и следов похищенной картины. И копия, как уверял сам Вермейен, плохая – Ван Барстен неправильно написал фон.

Фоном на картине был тяжелый пурпурный занавес, скорее всего бархат, парча или иной материал, висевший на стене подобно ковру. Антон подумал, что художник должен был выбрать что-то легкое, под стать девушке – небо с облаками или светло-зеленую стену.

– Тяжелый ковер, некрасиво, – пробормотал Антон.

– На оригинальной картине Вермейена Анна изображена была на фоне колонн, уходящих вдаль. За ее головой, где складка бархата, была изображена мозаика…

– Церковь? – поразился Антон.

– Вермейен не рисовал в церкви, – покачал головой Манн. – Просто колонны. Просто мозаика. Неизвестно, где он рисовал фон.

– Но можно спросить! У Вермейена, у Анны, у Ван Барстена, наконец!

Антон не мог усидеть на месте.

– Конечно, – кивнул Манн. – Если знать, что спрашивать. Если знать, почему спрашивать.

– По-моему, вы…

– Дорогой Антон, – проникновенно произнес детектив, – если вопросы начну задавать я, это будет выглядеть странно, и у людей возникнут подозрения. Криста сегодня, может быть, увидит Якоба на вернисаже, в музее Ван Гога открывается выставка инсталляций, видеть не могу эти поставленные в ряд холодильники с пылесосами, у меня от них аппетит портится, а Криста… ей ничего.

– Когда… Я хочу сказать, госпожа Манн вернется домой?

– Боюсь, – улыбнулся Манн, – Криста домой не вернется.

Антон ошеломленно посмотрел на детектива. Вопрос, мгновенно возникший в мыслях, задавать, конечно, было неприлично и неосторожно.

– Сразу после вернисажа, – объяснил Манн, – Криста поедет в редакцию, номер выходит завтра, материал не написан, а там еще фотографии, так что работа будет и у фоторепортера…

– Я думал, – с ноткой удивления в голосе сказал Антон, – сейчас журналисту нет надобности работать в редакции, можно из дома…

– Можно, – согласился Манн, – теоретически. Я сначала тоже так думал, а Криста поднимала меня на смех и говорила, что я ничего не понимаю в журналистике. Видите ли, в редакции атмосфера… Коллеги, с которыми можно все обсудить, поспорить, самой для себя уяснить некоторые моменты, и фотограф тут же работает на фотошопе, с ним тоже можно поругаться, потому что лучше снимок притемнить, а он высветляет. В общем, деловая и творческая атмосфера, чего, понятно, нет дома. Сначала мне это казалось странным, но как-то я побывал в редакции в ночь выпуска, и, скажу вам, это действительно ни с чем не сравнимое ощущение. Что-то вроде интеллектуального оргазма. А как они там ругаются! Обсуждают строку в репортаже, два неточных слова, а употребляют по этому поводу такое количество не вполне, я бы сказал, цензурных выражений…

– В общем, – заключил Манн, – я теперь понимаю, откуда в этом журнале такой драйв. Криста будет дома, когда номер уйдет в типографию, и сразу завалится спать, так что поговорить с ней получится не раньше завтрашнего полудня.

Увидев разочарованное выражение лица Антона, Манн добавил:

– Но если Криста сумеет что-то важное выяснить, она позвонит сама. Правда, важное с ее точки зрения, может оказаться для нас совершенно бесполезным. И наоборот.

Антон поднялся и подошел ближе к картине. Ощущение дежа вю исчезло, он понимал, что новых воспоминаний картина не вызовет, ему хотелось рассмотреть работу внимательнее. Девушка стояла в напряженной позе, одной рукой касаясь зеленого пояска на платье, а другую протянув вперед, будто хотела взять что-то невидимое зрителю.

Манн тронул Антона за плечо.

– Пойдемте, – сказал он, – иначе нас отсюда попросят.

* * *

На улице, оказывается, собирался дождь – откуда-то успели притащиться тяжелые мрачные тучи, теснившие одна другую, и первые капли упали, асфальт еще не был мокрым, но влага, растворенная в воздухе, сделала его темным и ожидающим.

– Теперь, – сказал Манн, сев за руль и подождав, пока Антон пристегнется, – повторите ваш рассказ. Домик на воде. Выстрел.

Антону хотелось, чтобы они поехали к каналу и Манн сам посмотрел на домик мамаши Кузе, но у детектива были свои планы – когда зажегся зеленый, он повернул налево, переехал через мост и сосредоточенно повел машину по улицам, которые Антон узнавал, понимая, что и это тоже дежа вю, но у него не было времени сосредоточиваться, да и не нужно, было, скорее всего. Ничто в его памяти не всплывало, кроме простого момента узнавания – был здесь, проезжал или проходил…

– Куда мы едем? – спросил Антон.

– Потом, – нетерпеливо сказал Манн. – Рассказывайте.

– Вон как, – сказал он, выслушав внимательно, не проронив ни слова, но ни разу так и не повернув головы к Антону. – Мамаша Кузе не так проста. Девушка в кафе, видимо, работает недавно, иначе рассказала бы вам. У мамаши Кузе была дочь. Мужа не было, насколько мне известно, а дочь была. Тогда ее… фрекен Кузе, я имею в виду… еще не называли мамашей, а звали ее… вылетело из головы… В восьмидесятых у нее были два дома, которые она сдавала постояльцам.

– Меблированные комнаты, – пробормотал Антон.

– Два больших дома, в одном пять этажей, в другой восемь. Достались по наследству от отца. Сама мамаша… как же ее звали… да, вспомнил: Сандра. Сама Сандра жила на шестом этаже в большом доме, зарабатывала неплохо, хотя, полагаю, и нервов ей это стоило изрядно. Жильцы, они ж такие, один платит вовремя, другой через раз, третий вообще не платит, а человека не выселишь без судебной процедуры… Характер у Сандры портился, а тут она забеременела от кого-то из своих любовников.

– Откуда вы все так подробно знаете? – не удержался от вопроса Антон.

– Родилась девочка, – продолжал Манн, не отвечая Антону, – и в день совершеннолетия покончила с собой – выбросилась из окна…

– Господи… – пробормотал Антон.

– Никто не понял – почему… Это было семь лет назад, я еще работал в полиции и хорошо помню дело. Это ответ на ваш вопрос: почему я так подробно все знаю. Выезжал на место с майором Лонгером, тогда, правда, он был еще младшим инспектором. Дело было ночью, в квартире гуляла молодежь, праздновали день рождения Эсти…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});