Держи меня крепче (СИ) - Сукре Рида

— Какого ещё общего дела? Ты псих. И ты невыносим.

— Да нет, я выносим. Но ты меня точно не поднимешь, — он усмехнулся.

— Так как ты меня нашёл?

— Секрет…

— А как же — «общее дело»? — передразнила я его. — Отказываешься от своих слов?

— Не-а. Просто не скажу.

— Это нечестно.

— Честно.

— Нет.

— Да.

Я помотала головой, отрицая, а он в ответ закивал. Паяц.

— Как хочешь, — сдалась я.

— И как я хочу?

— Молча, — у меня прямо грудная клетка клокотала. То есть сердце в ней клокотало и отдавало эффектом. Хочешь молчать — молчи. Переживу без подробностей.

— Устраивает, — ответил он и стал стягивать с себя футболку, обнажая татуированный торс. Я опешила.

— Эй, ты что делаешь? — пыталась я возвратить футболку на место, а гадёныш лишь ехидно ухмылялся. — Прекрати!

— Ты же сама сказала, что согласна молча, — вперил он в меня свой пристальный взгляд.

— Что молча? — ёкнуло моё сердце.

— Что хочешь меня молча…

— Извращенец! — кинулась я на него с кулаками, а он заржал.

Что за тупые манеры пещерного человека? Издевается и радуется, когда моё лицо вытягивается. Сволочь! Мой внутренний голос снесло с катушек.

Мы ещё несколько минут посоревновались, то есть я пыталась лягнуть его хоть какой-нибудь своей частью тела, а он пытался меня усмирить, крепко вжав всем телом в стену. Разумеется, у меня ничего не вышло.

— Эй, эй, успокойся. Фурия.

— Я спокойна.

— Тогда прекрати руками дрыгать, а то я устал уже тебя держать.

— Тогда отпусти.

— А ты мне потом лицо расцарапаешь?

— У меня даже ногтей нет. И я, правда, успокоилась…

— Честно? Ну-ка, посмотри мне в глаза.

Вот дуралей, а я куда последние полчаса таращусь?

— Ну?

— Хорошо, отпускаю.

Он разжал руки, и я смогла вдохнуть крупицу воздуха. Проверила свои плечи.

— У меня из-за тебя теперь синяки останутся, — надула я губы.

— Скажешь, что твой парень хорош в постели, — спокойно отозвался он.

Вот же козёл!

— Ты вообще в своём уме?

— Вроде да. Красть чужие умы пока мне неподвластно… — с долей сожаления в голосе ответил Артём.

— А если бы мог, то крал. Ты клептоман.

— Ой-ой. У тебя что не диагноз, то целый букет. Вообще знаешь, клептомания — это всего лишь способность приобрести что-то раньше, чем кто-то успел потерять.

Услышав слово «диагноз» я сразу вспомнила о мнимом переломе. Захотелось придушить его ещё сильнее. Почему я в прошлую встречу не вспомнила об этом? Ах, тогда надо было спасать свою тушку, зато сейчас у меня есть целая семья, которая пусть и без ума от волка в овечьей шкуре, всё равно меня спасёт, если он решит прибить.

— Ты… Ты… — я бессильно сжимала руки, зная, что если прикоснусь к его драгоценному тело, то он меня опять об стенку шмякнет. Убить не убьёт, но покалечит. Всё-таки есть у меня в этих делах опыт… — Ты ничего не заметил? — высоко подняв бровь, спросила у него я.

— Что я должен был заметить?

— Ну, не знаю… — я закатила глаза к потолку и зацепила глазами то, что помешало закончить мне фразу, заорав дурным голосом: «Может быть это?!» ткнуть ему в лицо свою руку, на которую этот умелец некогда посоветовал наложить гипс, а именно: мои глаза зацепили затемнённый угол, где сиротливо пристроилась самая настоящая… летучая мышь. — А!!!

Я кинулась прочь, но споткнувшись об Артёма, кубарем скатилась со скамейки, потащив его за собой и собрав одеждой всю пыль и песок. Он назвал меня «сумасшедшей», а также добавил, чтобы я прекратила вопить, потому что «ультразвук слышат только собаки», я ему «значит ты собака, раз слышишь» и сказала, что надо валить. Вскоре мы вырвались на свободу. Тут же около нас собралось семейство. Подозрительно не хватало только младшенького. Наверняка ведёт скрытую съёмку из дома. Ну, попадись он мне в руки.

— Что случилось?

— Что произошло?

Заозирались оба родителя нам за спину и решительно ничего страшного там не увидели.

— Он к тебе приставал? — вдруг блеснул интуицией папа.

Мне до жути хотелось выкрикнуть «да!», но я сдержала себя в руках и решительно покачала головой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— И мне бы тоже хотелось узнать, что случилось, — задал свой вопрос и отряхивающийся Артём.

Все четыре пары глаз уставились на меня.

— Там… летучая мышь, — возвестила я шёпотом, сделав страшные глаза.

— Летучая мышь? — переспросил муж.

— Ты уверена? Она вас не покусала, дети? — ехидно спросил дядя.

— Слушай, ты меня так в могилу сведёшь! — заржал Шер, а вся мужская братия его поддержала. Лучше бы его братья по Адаму, хором его ненавидели. И вообще, как они, то есть мужское население, могут существовать в мире и согласии? Ведь в детстве они отбирают друг у друга игрушки, подростками бьют друг другу морды, а повзрослев, начинают уводить друг у друга девушек и жён. Загадка века.

— Сведу и не приду к тебе на похороны, — после того, как они оторжались, гордо сказала я.

— А я к тебе обязательно приду, — мигом отозвался ехидный шёпот у моего уха.

Я чертыхнулась. Папы вновь меня обругали. А ведь умеет, хитрец, составить о себе благоприятное впечатление и подставить невиновного. Вон как все его уже почти любят. А гадости и колкости он мне на ухо сообщает. Я чувствовала, что настолько зла не была вообще никогда. Он поднимал во мне низменные чувства. Это не есть хорошо.

— Дети, идите, погуляйте что ли, — отправил нас Максим. — А то с её способностями к уборке и готовке, думаю, пищевое отравление — это самый лёгкий диагноз, который нам грозит.

Шер посмеялся его шутке, поднимая уровень своих очков ещё на порядок.

Стасик тоже порывался свалить, но отец его не пустил, а тётя Глаша продолжала держать свой пост, забавно тараща глаза. Нельзя забывать, что она Баба Яга. Лучше не буду про неё гадости думать. А то ещё наведьмачит мне новых неприятностей.

Папа тоже благодушно отнёсся к тому, что мы отправимся на прогулку. Это же отличная возможность водички с речки принести. А то ведь до подачи воды ещё час. Он пренебрегал фактом, что вода не питьевая.

Заставив взять себя под руку, Шер вывел меня за пределы нашего участка.

— Значит, ты решила сбежать из города, чтобы проигнорировать меня?

— Я о тебе вообще не думала, чтобы игнорировать…

— А как же вечер? Ужин у мэра? — спросило он, щурясь от солнца.

Я схватилась за голову.

— Точно! В субботу же… А я забыла…

— Не мудрено.

— Сам ты немудрёный.

— Не мудрено — в смысле неудивительно, что забыла. У тебя же память куриная.

— А ты всё равно дурак, — тоном обиженного ребёнка возвестила я.

— А ты всегда обзываешься. Заметила?

— Нет, не заметила. Ты зато говоришь не на русском языке, как нормальные люди, а на его производном — русском-сантехническом!

— Намекаешь, что мне надо было идти в сантехники?

— Кстати, да! Сантехником чинить краны лучше, чем делать людям фальшивые гипсы! Они, краны, по крайней мере, боли не чувствуют.

Мы отошли достаточно далеко, чтобы я смогла повысить голос.

— А сейчас ты на что намекаешь? — отозвался парень. Очень непривычно было видеть его таким спокойным и не порывающимся кинуться на мою шею в попытке придушить. Хотя его врождённого специфического юмора эта его ипостась не отключала, всё равно такое состояние было намного лучше, чем разъярённый буйвол, прущий напролом.

— Ты прикалываешься, да? Ты же мне гипс на руку заставил доктора поставить, хотя никакого перелома не было!

— Я? Это в ту ночь что ли? — уточнил он. — Я же был в неадеквате, нашла, за что меня гнобить, — он хохотнул.

— Я же страдала с этим дурацким гипсом…

— Детка, ты меня из-за этого так люто ненавидишь? — спросил он, старательно разглядывая образовавшиеся на моём лбу складки. Знаю, что образовались. У меня всегда так, когда глаза на лоб лезут.

— С чего ты решил, что я тебя ненавижу? Ничего не путаешь? Это же ты ненавидишь меня всем своим сердцем.