Тёмные самоцветы - Челси Ярбро

— Нас более трех дюжин, — сказал Флемминг и умолк, ожидая, когда Бенедикт Лавелл переведет его фразу на русский. — Все крепкие и умеют работать.

— Негоже вам строить мост, — повторил со вздохом отец Севастьян. — Будь вы русскими — дело бы сладилось. Вон там, — он показал рукой, — есть поляна, где можно заночевать. А не хотите ждать, поезжайте в объезд. Выше река мелеет. Это недалеко.

— Недалеко? — с нескрываемым подозрением спросил Флемминг, уже знакомый с русской манерой оценки дистанций. — Насколько?

— Верст семь, а то и все восемь, — сказал священник, подумав. — Там есть сельцо со скотным базаром.

Лавелл перевел сказанное своим сотоварищам.

— Скот, брод — вот вам и Оксфорд, — добавил он по-английски.

Англичане расхохотались.

Отец Севастьян укоризненно погрозил им пальцем.

— С дорогой не шутят. Места тут глухие, недолго и сгинуть.

Лавелл перевел предостережение, ощутив невольное уважение к старику.

— Мы и не думали шутить. Просто у нас есть такое же местечко на родине. — Он похлопал себя по груди. — Я там живу.

Тревога отца Севастьяна несколько улеглась.

— Вот оно что. Тогда ладно. — Ему не хотелось продолжать разговор о чужой стороне, и он опять указал на поляну: — Тут ночуют многие проезжающие. Наши женщины приготовят вам ужин. Если вы им заплатите. Это встанет в три золотые монеты.

— Мы охотно заплатим и добавим еще один золотой на нужды вашей церковной общины, — заверил Лавелл, уже постигший азы учтивого разговора в России. — Мы проделали длинный путь и сильно утомлены. У нас одиннадцать повозок: по два возчика и по два пассажира на каждую. Все повозки, кроме последней, принадлежат мистеру Флеммингу и загружены русскими товарами, закупленными в Москве. Одиннадцатая повозка принадлежит одному знатному иностранцу. Он путешествует вместе с женой, слугой и собственным возчиком. Мы стараемся не беспокоить его, поскольку он ранен и не встает. — И вряд ли встанет, добавил он про себя, переводя Флеммингу сказанное.

Тот нахмурился и, пожевав губами, спросил:

— Вам не кажется, что вы наговорили ему много лишнего? Зачем местным жителям знать столько о нас?

— Затем, чтобы между нами не было недомолвок. Это не Англия, а Россия, — отрезал Лавелл и, заслоняя глаза рукой, глянул на солнце. — Уже вечереет, — сказал он. — Нам надо решить, остаемся мы тут или едем искать брод. Время есть, но оно уже на исходе и…

— Да. Да, — с раздражением прервал его Флемминг. — Делать нечего, мы останемся здесь, даже если решим поутру отправиться к переправе. — Он вздохнул. — Скажите священнику, что через час мы будем готовы отужинать. Пригласите его разделить с нами трапезу, если находите это нужным.

Лавелл повернулся к отцу Севастьяну и, передав ему приглашение Флемминга, рискнул уже от себя прибавить:

— Мы также хотели бы перед долгим морским путешествием еще раз насладиться дивным звучанием русских песен. У вас ведь в деревне должны быть певцы. Прошу вас, приведите их вечером к нам, если это, конечно, возможно.

— О! — Отец Севастьян против воли заулыбался. — Будь по-вашему, если вам это любо. А певцы у нас есть, и превосходнейшие. Да и как им не быть?

— Что вы ему сказали? — спросил Флемминг, когда они с Лавеллом возвращались к повозкам. — Этот угрюмец просто преобразился. Что с ним произошло?

— Я попросил его договориться с крестьянами, чтобы те устроили для нас нечто вроде сельской гулянки, — ответил Лавелл и, заметив в глазах Флемминга блеск, поспешил прибавить: — Нет-нет, женщины, возможно, и будут, но о флирте забудьте и думать. Они просто хотят нас порадовать своим пением.

— Ох! — Флемминг с наигранной горечью покачал головой, потом воодушевился: — Но смотреть-то на них будет можно?

Лавелл улыбнулся:

— Полагаю, что да. А также думаю, что они расстараются с ужином. Все лучше черствого хлеба, каким нас угощали в Нижкове.

Флемминг жестом выразил крайнюю степень признательности.

— Да. Я понимаю, в чем дело. Вы малый не промах. — Он с восторгом хлопнул Лавелла по спине. — Не так уж дурно для оксфордского буквоеда, у каких на уме лишь гекзаметры да латынь. Все-то они корпят, все пытаются выяснить, что имел в виду Плиний, описывая облака над вулканом.

— Я не пытаюсь, — сказал Лавелл. — Я буквоед другого разбора. — Он вдруг почти осязаемо ощутил, как сильно изменили его годы жизни в России. Кто знает, возможно, это были лучшие годы — овеянные романтикой рискованных приключений, и расставаться с ними было пронзительно жаль.

Он насупился, помрачнел и сохранял молчание, пока они не дошли до повозки, запряженной лучшими в караване серебристо-серыми лошадьми, за которой топталась шестерка столь же великолепных животных. Возчик — наполовину венгр, происходивший из семьи коннозаводчиков в пяти поколениях, — никому, кроме Роджера, не позволял к ним приближаться. Его звали Геза, он не знал языка своей родины, но говорил с венгерским акцентом и носил платье венгерского кроя.

— Мы заночуем здесь, — сообщил ему Лавелл и кратко пояснил причины принятого решения. Затем прибавил: — Не хотите поужинать вместе со всеми? Намечается что-то вроде развлекательной вечеринки.

— С удовольствием, — ответил возчик. — Меня лично задержка лишь радует. Лошадям давно пора отдохнуть. — Он засунул руки поглубже в карманы двубортной кожаной куртки и зашагал к поляне, чтобы все там как следует осмотреть. Флемминг, неопределенно махнув рукой Лавеллу, пошел следом за возчиком.

Из фургона выглянул Роджер и кашлянул, привлекая внимание англичанина.

— Доктор Лавелл, мой господин, хотел бы с вами поговорить, — сказал он, спрыгивая на землю.

— Только недолго, доктор, — произнесла вполголоса Ксения, откидывая кожаный полог. — Он еще очень слаб.

Ракоци полулежал на высокой груде подушек, одетый в просторную бургундскую блузу узорчатого итальянского бархата со стоячим воротником, окантованным красным шнуром. Он поднял руку, приветствуя гостя. Пальцы его все еще были отекшими, правда синяки, пятнавшие их, побледнели, зато обрели ядовито-зеленоватую желтизну.

— Добрый день, Бенедикт, рад вас видеть. Насколько я понимаю, что-то мешает нам двигаться дальше?

— Мост вышел из строя, — сказал по-английски Лавелл. — Ремонтные работы ведутся, однако от завершения далеки. Говорят, что выше по течению имеется брод, но…

— Но мы не хотим сворачивать с намеченного пути, — закончил за него Ракоци. — Понимаю. — Он медленно и глубоко вдохнул, справляясь с приступом боли, и как ни в чем не бывало продолжил: — В таком случае нужно заночевать здесь, а поутру решить, что можно предпринять.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});