Секстет - Салли Боумен

– А что это за замечательная башня?

– В средние века в таких помещениях над воротами держали заключенных. – Колин заметно приободрился. – Осталась только часть оригинальной постройки. Различные Ласселы добавляли кусок за куском. У них была мания строительства. Кроме этой башни, все остальное, что ты сейчас видишь, построено при Тюдорах.

– О-о, – восхищенно протянула Линдсей. – Дом действительно чудесный. Я-то боялась, что он будет слишком величественным. Застывшим. Мраморные залы и широченные лестницы…

– Я люблю тебя, – просто сказал Колин. Она, кажется, готова простить ему деньги и предков. – Я хочу показать тебе дом изнутри. Отец, наверное, спит, но я познакомлю тебя с собаками.

Линдсей не возражала. На темном крыльце Колин поцеловал ее. Потом, вдруг вспомнив о чем-то важном, снова потянул ее наружу, в лунный свет, где снова торжественно сделал ей предложение. Он видел, как лунный свет скользит по ее лицу, отражается в глазах. Линдсей нежно гладила руку Колина. Не договаривая фраз, сбиваясь, она сказала, что должна еще подумать, но она говорила так мягко, что Колин сделал лестные для себя выводы. Колин видел, что Линдсей не хочет причинить ему боль, и у него возникло отчетливое ощущение, что дело идет на лад. Увлекая ее к дубовой двери, он думал, что должен проявить немного настойчивости, и скоро он будет вознагражден.

Колин заранее дал отцу вполне определенные указания. В результате дом выглядел буднично, а именно беспечно неприбранным. Как он и предвидел, Линдсей не обратила внимания на портрет кисти Гейнсборо в холле, отвлеченная видом сапог и походных ботинок, количество которых было достаточным для экипировки небольшой армии, горами бинокуляров и полевых биноклей, а также птенцом совы, сидевшим на спинке кресла. Один глаз у совенка был закрыт. В картонной коробке, выстланной газетами, сидел маленький ежик, пахнувший довольно неприятно.

– Папа помешан на природе, – сказал Колин, с надеждой взглянув на нее. – Когда он не наблюдает за птицами, а большую часть времени он именно этим и занимается, он всех спасает. Например, вот этого ежа.

Линдсей была тронута до слез. Потом она никогда не могла сказать, что именно так на нее подействовало – ежик или то, что Колин не уследил за собой и невольно произнес слово «папа», при этом густо покраснев.

И тогда Линдсей признала одну истину – не только то, что она любит Колина, это она уже признала раньше, а то, что она любит его правильно, и, как всякая женщина, она чувствовала, что это не одно и то же. Она верит в то, что он такой, каким она видит его: доверчивый и сомневающийся, любящий и импульсивный. Да, ему нужна ее любовь, ее признание.

Но даст ли судьба ей шанс остаться с Колином? Ей оставалось лишь надеяться, потому что Линдсей сама поставила себе одно условие. Оно касалось ребенка.

Линдсей знала, что ее стратегия, как бывало уже не раз, не слишком ненадежна. Если она сможет зачать ребенка, она сделает следующий шаг. Если же не сможет – как ей предсказывала Джини, – то она должна будет найти способ расстаться с Колином. Надо поставить себе срок, подумала она. Полгода? Год? Нет, год – это слишком много. Если она год пробудет с Колином, то уже никогда не сможет разорвать эту связь. Полгода, решила она, когда Колин ее поцеловал. Может быть, семь месяцев, подумала она минуту спустя. Обведя глазами спальню, до которой они наконец добрались, Линдсей пришла в восторг и подумала, что эта спальня – самое подходящее место для того, чтобы зачать ребенка. Придвинувшись к Колину, она начала говорить и делать все то, чего он так желал.

Следующий день выдался холодным и ясным. Линдсей была представлена отцу Колина, которого она нашла добрым, резковатым и, безусловно, вызывающим некоторый трепет. Вместе с Колином они зашли в церковь – Линдсей не бывала в церкви уже несколько лет, – где для восьми прихожан была произнесена проповедь о великом значении Пришествия.

После воскресного завтрака Колин загадочно объявил, что должен встретиться с одним человеком, и отбыл в неизвестном направлении, оставив Линдсей с господином Ласселом и пообещав скоро вернуться.

Пока Колин ехал в направлении Оксфорда, он репетировал.

– Том, – бормотал он себе под нос, – я хочу жениться на вашей матери… Том, ваша мать и я собираемся…

«Все не то, – думал Колин, – надо сосредоточиться».

– Том, дело в том, что с некоторых пор я питаю надежду…

Еще хуже, решил он, приходя в отчаяние. Откуда такая выспренность?

– Привет, Том, как дела? Я подумал, что вам лучше знать… Я просил Линдсей… Линдсей и я…

Нет, опять не то. Надо попроще.

– Том, я хочу жениться на вашей матери. Я просил Линдсей выйти за меня замуж. Я хочу, чтобы вы нас благословили и сказали, что, черт возьми, я должен сделать, чтобы она приняла мое предложение.

Это уже лучше, думал он, крутя руль. Вдруг он понял, что уже подъезжает к дому Тома, и нервы у него сдали. Подползая к дому на черепашьей скорости, он решил, что все это предприятие – его глупейшая ошибка. В последний раз, когда он встречался с Томом, вернее в тот единственный раз, когда он встречался с Томом, он был в стельку пьян. Вряд ли Том мог это забыть. Предположим, он скажет, что никогда в жизни не слышал ничего более нелепого. Что тогда делать? Просто взять и уехать?

Он остановил машину у дома, но не выключал мотор. Так он сидел в машине несколько минут, неспособный принять хоть какое-то решение. Наконец решился и вышел из машины. Он уже собирался позвонить в дверь, когда она открылась сама. За нею стояла молодая женщина, видимо, соседка Тома с верхнего этажа. Узнав, что этот высокий, красивый и явно взволнованный человек хочет видеть Тома, она впустила его в дом и собиралась выйти, но в последний момент обернулась.

– Дело в том… – она нахмурилась. – Том в неважном состоянии. Вы это знаете? Вы его друг?

– Я друг его матери. Что значит – в неважном состоянии? – с удивлением спросил Колин. – Это странно. Его мать вчера говорила с ним по телефону, и все было в порядке.

– Ну, я думаю, матери он и не мог сказать ничего другого. Вы, наверное, сами знаете, как это бывает. Он не хочет, чтобы об этом знали, но у них с Катей произошла жуткая ссора – в прошлый четверг, когда он вернулся из Эдинбурга. На самом деле они вроде бы расстались, и Том ужасно страдает. Я за него беспокоюсь. Вчера вечером я хотела с ним поговорить, но он наотрез отказался. А сегодня утром он даже не открыл мне дверь. Так что обращайтесь с ним поосторожнее.

Она вышла. Колин понял, что сейчас не самое подходящее время для разговора о Линдсей. Он решил, что самое разумное вернуться в «Шют» и привезти Линдсей сюда. Но после непродолжительного колебания Колин передумал и стал подниматься по лестнице.