Изменник - Хелен Данмор

это все меняет.

— Помнишь падение Ежова? Такое случается, даже с ними. Все признаки налицо, смотри: нет перечня званий и наград; никакого рассказа о его заслугах в годы войны; они едва уделили ему пару строк. И мне никогда не нравился диагноз «острая сердечная недостаточность». «Застрелен в подвале» ближе к истине. Туда ему и дорога. Пусть-ка сам отведает пули.

Анна смотрит на Галю в изумлении: ни разу она не слышала, чтобы та так говорила.

— Ты думаешь, это действительно правда? — спрашивает она. — Волков правда умер?

— А ты считаешь, они напечатали бы это в «Правде», будь это неправдой? Он или уже мертв, или кто-то позаботится о том, чтобы он умер в ближайшее время.

— Я рада, — произносит Анна. — Надеюсь, он мучился перед смертью.

Волков умер. Он умер, а Андрей жив!

— Я иду гулять, — говорит она.

Она перекрещивает на груди шаль и завязывает ее концы на спине перед тем, как надеть пальто. Коля ушел к Мите Соколову и наверняка останется с ними ужинать, если его пригласят. Дарья Соколова очень его привечает: он часть прошлого. Ей нравится, когда он приходит к ним в гости.

— Помнишь, Аня, как твой Коля и мой Митя целыми днями играли у ручья, когда были маленькими? А до этого там играли вы с Васей. — Она вздыхает. — Так тяжело, когда нет могилы, которую можно было бы навещать, правда?

— Да.

Вася лежит где-то на дне Ладожского озера. Он вел грузовик с продуктами в Ленинград, когда лед треснул и грузовик провалился под воду. Во всяком случае, она думает, что все случилось именно так.

Вася так же обожал строить плотины, как и она. Они часто ссорились, потому что у каждого было свое представление о том, как построить плотину, чтобы ее не прорвало. Но когда вода в запруженном ими ручье разливалась как настоящее озеро, в котором можно купаться, они начинали, обнявшись, скакать от радости. Интересно, кости полностью разложились в воде, если прошло больше десяти лет?

— Приятно будет посмотреть, как там играет еще один малыш, — говорит Дарья. — Но тебе нужно поторопиться и следом родить второго, потому что играть одному не слишком весело.

Дарья, кажется, решила для себя не задавать никаких вопросов об Андрее. Она ведет себя так, будто все нормально, — у многих мужья находятся в отлучке, может, работают где-то далеко. Приходится принимать все как есть, довольствоваться тем, что есть. Иногда обстоятельства разлучают семью.

Анна улыбается. Она благодарна Дарье за обыденность ее фразы: родить второго… Конечно, она родит второго.

— Вы будете в этом году покупать мед? У меня еще осталось несколько банок.

— Смотря какая цена.

И Дарья называет цену, настолько заоблачную, что Анна только улыбается и качает головой. Нормальность нормальностью, а Дарья нисколько не изменилась.

Анна застегивает пальто и повязывает голову платком. Сегодня ей не хочется видеть Дарью, — она хочет побыть одна. Ее обувь стоит у двери. Балансируя, чтобы живот не перевесил, она сует ноги в сапоги.

— Я скоро вернусь.

— Далеко не уходи.

Снегопад слабеет. Резкий лимонный свет сияет сквозь голые ветки молодой сирени, но тени на снегу глубокого синего цвета. Земля сглажена снегом, как будто весь мир улегся в белую постель. Анна идет по дорожке, которую Коля расчистил сегодня утром. Землю опять засыпало, но не сильно. Она прогуляется до леса.

Свежий, пушистый снег скрипит под сапогами. Вокруг очень тихо, очень спокойно. Хотя, конечно, не так тихо, если начать прислушиваться. Издалека долетает стук топора, слабый, но хорошо различимый. Пласт снега соскальзывает с ветки и рассыпается у Аниных ног.

Она выходит на маленькую опушку. Здесь она лазила по деревьям, когда была маленькой. Раньше опушка казалась ей тайным убежищем, скрытым подвижной тенью густой листвы, но сегодня свет беспрепятственно льется с бледного неба на сверкающий снег. Она смотрит вверх. По небу пролетает взъерошенная ворона.

Черные вороны. Дрожь проходит по телу. Но Волков мертв. Может, его уже похоронили. Он больше ничего не сможет сделать. Если Галя права и его сместили с должности, тогда, возможно, дело против Андрея развалится.

Но, конечно, ничего подобного не произойдет. Она не до такой степени дура, чтобы поверить, что его просто выпустят на свободу. Но, может, приговор будет менее суровым. Если нет больше Волкова, который придавал ход всему делу, обвинение может потерять к нему интерес.

Холодно. Ей не надо бы здесь оставаться, но не хочется возвращаться на дачу и вести разговоры с Галей, как ни в чем не бывало.

Ей хочется выть волчицей от злости и неудовлетворенности. Волков вломился в их жизнь, разлучил их — а все ради чего? Его тоже подстерегало падение, но он успел утянуть их за собой. А теперь он умер — и свободен. Как ему удалось сбежать от всего? Если бы она могла отыскать его могилу, она бы плюнула на нее. Он не заслуживает спокойного сна. Его следовало бы выволочь из гроба и повесить качаться на ветру, чтобы его плоть склевали вороны.

Анна снова дрожит и скрещивает руки на груди. Раньше она бы не поверила, что может испытывать подобные чувства. Как будто внутри нее сформировалась новая личность, а прежняя Анна — лишь пустая оболочка. Возможно, со временем она превратится во вдовеющую старуху с ожесточенным, измученным лицом, которая ни во что не верит и никому не доверяет.

Ребенок толкается глубоко внутри живота. Он родится меньше чем через два месяца. Она думает, это будет мальчик, но, наверное, только потому, что Коля тоже мальчик. Ребенок очень сильный. Теперь, когда он пинается, она иногда видит очертания маленькой ножки. Ей нужно сходить в женскую консультацию, но она и на пушечный выстрел не хочет приближаться ни к одному госучреждению. Галя говорит, беременность протекает хорошо. Состояние здоровья у Анны отличное, и все указывает на то, что роды пройдут нормально.

— В больницу я не поеду, — заявила Галине Анна.

— Но твоя мать…

Она думает о послеродовом кровотечении, которое убило Веру. Анна тоже о нем думала.

— Она была в больнице, но ей