Замечательные чудаки и оригиналы - Пыляев Михаил Иванович

Пятая картина – взятие Бендер 1б-го сентября 1770 года; здесь видится на тверди небесной, испещренной звездами, Беллона, мечущая на город стрелы, в одной руке горящий факел, а в другой держит хартию с сию надписью: «Что может постоять?». Шестая картина – покорение Кафы и всего Крыма 1771 года. На высоте зрится Слава, держащая в руках лавры для венчания российских героев. Крым, веселящийся владычеством премудрыя обладательницы, изъявляет радость свою сими на свитке написанными словами: «Коль сладок ныне жребий мой». Осмотря все сие, государыня изволила пойти к так называемому «Китайскому урочищу», где построены домы, сады и птичники во вкусе китайском, наполненные птицами; служители домов этих, одетые китайцами, играли на разных китайских мусикийских орудиях. Между этими домами была воздвигнута из редких морских камней, раковин и окаменелостей горка; на площадках стояли высокие мачты, украшенные китайскими с колокольчиками пагодами и разновидными флагами. Государыня, здесь отдохнув немного, пошла через маленький мостик в правую сторону рощи, где слышен был раздающийся от рожков деревенских пастырей и пение ликующих поселян голос. Здесь, посреди леса, на лугу, видны были шалаши хлебопашцев, а немного подалее открылись их дома, огороженные плетнями и вмещающие в себе все, чем семейные и зажиточные крестьяне изобиловать могут. Любящие деревенское хозяйство с восхищением видели живое и наглядное представление здесь деревни; любители полей, жатв и пчельников – каждый с удовольствием находил тут соответствующий своему вкусу предмет. Государыня оттуда пошла к площади храма, намощенной досками для танцев, которые тотчас и открылись при игрании в переходах храма огромной музыки. Государыня после пошла в верхние покои, где накрыт был великолепный вечерний стол, с кушанием и десертом из редчайших плодов нынешнего времени года на 80 персон, прочие же, коих было более 2 ООО лиц, угощаемы были по разным беседкам и покоям в роще, на нарочно устроенных столах, наполненных кушанием и питием. В это время проспекты, рощи, здания и все места, как и крыльца верхних покоев и ограда всего дома, освещены были налитыми воском глиняными и стеклянными сосудами и разноцветными слюдяными и другими фонарями.

По окончании ужина при реке, именуемой Красной, зажжен был фейерверк, коего щит представлял Астрею возвращающую Золотой век; в одной руке держала она весы равенства, а в другой – рог изобилия, внизу видны были пастухи, веселящиеся спокойно паствою овец и удаляющиеся от них в виде фурий несогласия и раздоры; по сгорании щита пущено вверх несколько тысяч ракет и увеселительных огненных шаров; причем зажжены и разные огнемечущие колеса, представлявшие глазам наиприятнейшее зрелище. Ее величество и его высочество изволили сию огненную потеху смотреть из нарочно поставленного для сего на лугу намета, из которого лишь только изволили выйти, то открылось между дерев другое прозрачное огненное явление, представляющее в колеснице Феба, держащего в руках озаряющее всех пресветлыми лучами освещенное вензелевое имя императрицы, под которым внизу виден был образ престарелого индийского брамина, стоящего с благоговением между пальмовым и расцветающим алоевым деревом, и творящего воэдеянием рук сему им обожаемому светилу поклонение. У корня одного из этих дерев был изображен герб домохозяина. Когда это зрелище окончилось и все полагали, что оно последнее, как вдруг увидели еще освещенный сиянием среди перспективы мраморный столб, наверху которого виднелся двоеглавый орел, с вензелевым именем государыни, а внизу, на подножии, состроенном из дикого камня на медных досках, бронзовыми буквами была изображена следующая надпись: «Сей из обретенного в Сибири мрамора сделанный и от всещедрой государыни Екатерины Второй в дар полученный столб, в незабвенный знак к ее императорскому величеству благодарности на сем месте поставил Лев Нарышкин, лета, в кое российский флот прибыл в Морею и истребил турецкие морские силы». Наверху сего показалось приятнейшее зрелище восходящего солнца, лучами своими озаряющего всю рощу, так что если бы часы не показывали полуночи, то можно бы подумать, что наступил уже день. Некто из находившихся тут стихотворцев при открытии сего явления начертил карандашом следующую надпись:

О новое, что видит здесь народ!В необычайный час зрим солнечный восход.Конечно, Феб, узнав приход Екатерины,Вознесся в полночь здесь, оставивши пучины,И не хотя идти еще на твердь небес,Узреть ее предстал во Левендальский лес.Блеск радостных огней собой усугубляяИ храм побед ее сияньем окружая,Простря свои везде чистейшие лучи,Чем изъявил он тут пресветлый день в ночи.Монархиня! тебе круг солнечный дивится,Так дива ль, что народ твой, видя зрак, чудится?

После осмотра всего этого императрица и ее двор отправились в храм, где продолжались танцы. Мрак, тихость и теплота ночи и приятность летней погоды соответствовала празднику. В час ночи его императорское высочество и в начале третьего часа государыня, изъявив хозяину свое удовольствие, изволили возвратиться в Петергоф, в четыре часа ночи и все гости, оказав хозяину благодарение, разъехались по домам. В заключение чего выпалено несколько раз из пушек, чем празднество сие окончилось».

По смерти этого Нарышкина, сын его Ал. Львович, удивлял Петербург тоже своими праздниками, подобия которых, как говорил фельетонист того времени, «находили только в повестях Востока, где многолюдные торжища Бассоры, Багдада, бывшие театром приключений забавных и вместе удивительных, могут беспрерывным шумом, разнообразием картин, деятельным движением сравняться с подобными зрелищами, виденными у него на праздниках. Ал. Львович Нарышкин возобновил петербургские серенады, бывшие в большом употреблении в царствование императрицы Екатерины II. Перед домом его (Английская набережная), в продолжение почти трех летних месяцев, богатых светлыми ночами, с шести часов вечера до поздней ночи, разъезжали по Неве шлюпки с разного рода музыкою, роговою, духовою, хором певчих с рожками, бубнами и тарелками; набережная во время таких прогулок была покрыта народом. Этот Нарышкин был впоследствии очень хорошим директором театров; расточительность его не имела границ, и он частенько нуждался даже в небольших суммах.

Между вельможами века Екатерины также отличался широким гостеприимством и великолепием своих праздников обер-камергер граф Петр Борисович Шереметев. У него часто устраивались праздники, маскарады и спектакли, в которых участвовал и цесаревич. Особенно интересен был спектакль 21 февраля 1766 года, распорядителями которого были: директором – генерал-поручик граф Ив. Гр. Чернышев, указательницею мест – его жена, собирателем билетов граф Зах. Гр. Чернышев, директором оркестра тайный советник князь П.Н. Трубецкой, капельмейстером – баронесса Е.И. Черкасова, музыкантами в оркестре были: князь П.И. Репнин, А.А. Нарышкин, тайный советник А.В. Олсуфьев и многие другие вельможи двора. На театре давали сочинение де ла Гранжа комедию «Le contretemps» (помеха); действующими лицами в комедии были: князь Щербатов, две дочери хозяина, графиня Чернышева, граф Сольмс, прусский посланник, граф Строганов и другие высокие особы; в заключение дана была комедия Клюзака «Зенеида»; в числе актеров был и цесаревич, графиня Шереметева и две графини Чернышевы; на четырех лицах, в ней игравших, было бриллиантов на два миллиона рублей. Но особенно великолепный праздник граф Шереметев дал в честь императрицы в своем подмосковном имении Кускове, во время проезда ее через Москву из Крыма. В этот день по дороге из Москвы до села были устроены арки и триумфальные ворота с аллегорическими эмблемами и надписями; в устроенных над ними галереях во время проезда царицы гремели трубы и литавры. Граф с семьей встретил государыню на границе своего села, при въезде в которое были устроены ворота ионического ордера, расписанные под мрамор, белый с красным, с затейливой золотой резьбой и с четырьмя золочеными гербами, изображавшими Нептуна, Аполлона, Марса и Меркурия. Внутри ворот изображена была летящая Слава с трубой, вокруг которой надпись гласила: «Течением приумножает славу свою»; на боковой стене верхняя картина представляла город и часть моря, озаренные солнечным сиянием; в середине их – вензелевое имя Екатерины с надписью: «Лучами своими озаряет». Другая, нижняя картина изображала в окружности цирка пьедестал в виде большой непоколебимой скалы, на которой лежала книга, озаглавленная «Учреждение законов», щит, шлем и меч, связанные лавровым фестоном, с надписью: «Утверждают и охраняют». На другой стороне верхней картины было изображено солнечное сияние с вензелевым в середине именем государыни, а под ним в перспективе город Москва с надписью: «Веселящаяся присутствием», нижняя картина изображала в перспективе Кусковский сад, часть оранжерей и мраморный обелиск. Наверху ворот – галерея, на которой во время проезда государыни играла музыка. Пред воротами по обе стороны находились вызолоченные цирки с нишами, в которых были поставлены померанцевые и лимонные деревья, обремененные плодами. За каретами царицы иностранных посланников и придворных тянулся нескончаемый ряд экипажей почетных гостей. Когда императрица подъехала к селу, ее салютовали пушечною пальбой с берега пруда, с яхты и других судов, красиво испещренных разноцветными, полоскающимися в воздухе флагами. На шоссе выступили попарно кусковские жители, одетые в цвета графской ливреи, с корзинами, полными цветов; за ними шли девицы в белых платьях, с цветочными венками на головах, и устилали путь царицы живыми цветами. Государыня осмотрела весь дом графа, затем отправилась садом в новопостроенный для этого случая театр, в котором была представлена опера: «Самнитские браки с балетом». Вечером сад был ярко иллюминирован, в нем горел шит с изображением имени Екатерины II и парящей над ним Славы. Шумящие каскады были тоже в огне, на большом озере стояла на якоре раззолоченная шестипушечная яхта, качались шлюпки, ходили по воде челноки, ботики, гондолы с разноцветными флагами; по водам также разъезжали песенники в русских костюмах. Перед фейерверком Екатерине поднесли голубя; с ее руки полетел он к щиту, и осветилось все Кусково. После всего государыня пошла в покои, где играла в карты; в 11 часов был сервирован в галерее роскошный ужин на 60 кувертов, с золотыми ложками, тарелками и проч. Перед государыней стояло[19] изображение горы с каменной руиной, украшенной алмазами, изумрудами и жемчугами; вазы и другие украшения были осыпаны бирюзой, рубинами и другими драгоценными каменьями. Во время стола гремела музыка, и пел хор певчих.