Читая «Лолиту» в Тегеране - Азар Нафиси

брак, а чувства и взаимопонимание в браке; не первичность условностей, а неприятие условностей. Эти женщины, прекрасные и воспитанные, – на самом деле бунтарки, противящиеся выбору, сделанному за них бестолковыми матерями, никчемными отцами (редкий отец в романах Остин отличается умом) и закоснелым традиционным обществом. Рискуя подвергнуться остракизму и лишиться достатка, они стремятся к любви и взаимопониманию в браке и рвутся к труднодостижимой цели, являющейся основой демократии: праву выбора.

15

Представьте летний вечер. Мы приглашены на вечеринку и сидим на улице в благоуханном саду. На большой террасе с видом на бассейн наш хозяин, человек с тонким вкусом, расставил тонкие свечи на маленьких столиках. В углу у стены на персидском ковре разбросаны яркие подушки. Часть гостей сидит там. Мы пьем домашнее вино и самогон, на вид неотличимые от магазинных. В воздухе звенит смех и болтовня. Здесь собралась хорошая компания – люди культурные, остроумные, образованные, каждому есть что рассказать.

Чем же мы так увлечены – те, кто сидит на ковре и вращает в стакане вино, откинувшись на подушки? Хозяин дома рассказывает историю о случае с автобусом. История новая. В последние два дня мы кое-что об этом слышали, но случай кажется невероятным даже нам – нам, слышавшим столько невероятных историй. Хозяину можно верить; мало того, он слышал эту историю от непосредственного участника инцидента.

Примерно два месяца назад совет директоров иранского Союза писателей получил приглашение на конференцию в Армении. Приглашение распространялось на всех членов Союза. Сначала многим звонили из разведки, угрожали и велели даже не думать о поездке на конференцию. Но потом режим пошел на уступки и вроде бы даже поддержал идею конференции. В конце концов приглашение приняли двадцать с лишним человек. Решили арендовать автобус. Дальше сведения разнятся – кто-то говорит, что с самого начала заподозрил неладное; другие обвиняют друг друга в причастности к инциденту. Однако все сходятся в одном: в утро, когда должна была состояться поездка, писатели в количестве двадцати одного человека собрались на автостанции. Кому-то показалось странным, что автобус не приехал вовремя и водителя заменили. Другие заметили, что некоторые их коллеги пошли на попятную и передумали в утро поездки.

Наконец делегация выехала. Все шло хорошо до полуночи, по другим сведениям – до двух часов утра. Пассажиры спали, но один, страдавший бессонницей, заметил, что автобус остановился, а водитель пропал. Он выглянул в окно и увидел, что автобус стоит на краю очень высокого обрыва. Он немедля бросился в кабину, по пути перебудив своим криком спящих пассажиров, сел за руль и развернул автобус. Пассажиры, испуганные резким пробуждением, в суматохе выбежали из автобуса и наткнулись на службу безопасности, окружившую автобус на «мерседес-бенцах» и вертолетах. Пассажиров развели по разным комнатам, допросили, задержали, посоветовали молчать и отпустили. На следующий день новость разнеслась по всему Тегерану. Предполагали заговор: мол, кто-то хотел столкнуть автобус с утеса и списать все на несчастный случай.

Теперь об этом происшествии ходило много шуток, как и о других подобных событиях. Тем вечером по пути домой мы с Биджаном обсудили ужасное потрясение, которое пришлось пережить писателям. Как странно, сказал он. Обычно эти писатели возникают в наших разговорах, когда мы критикуем их идеологический взгляд на литературу, но подобные происшествия отодвигают наши разногласия на второй план. Даже если мы с ними в чем-то не согласны или считаем их бездарными писателями, сочувствие берет верх над другими соображениями.

Вскоре после этого рано утром нас разбудил звонок подруги, жены одного из основателей Союза писателей. Голос у нее был испуганный. Она спрашивала, можем ли мы позвонить в Би-би-си и сообщить им, что происходит. Их с мужем вынудили уехать из Тегерана, пока ситуация не утрясется, и она спрашивала, может ли их сын несколько дней побыть у нас.

Случай с автобусом не был единичным: до этого было нападение на дом немецкого консула, который устроил небольшой прием для писателей и интеллектуалов – их всех арестовали; исчезновение известного левого журналиста, редактора популярного журнала, которого арестовали с группой других журналистов, но не выпустили, когда освободили остальных. Потом сообщили, что он уехал в Германию, где жила его жена и другие родственники, но он так там и не объявился. По словам иранского правительства, он покинул Иран и его держали у себя немцы. Правительство Германии все отрицало. Вокруг его исчезновения начался международный скандал; дело привлекло внимание общественности. Потом однажды журналист объявился в аэропорту Тегерана и рассказал странную историю: мол, он уехал в Германию, а оттуда выехал в третью страну. А через несколько дней он написал открытое письмо и рассказал о пытках, которым подвергся в иранской тюрьме; его опять арестовали. Наконец его освободили благодаря сильному давлению со стороны международных организаций. Вскоре после этого иранский издатель, помогавший этому журналисту, и еще несколько писателей-диссидентов побывали у него в гостях, ушли из его дома, и больше их никто никогда не видел. Тело издателя впоследствии нашли на пустыре в окрестностях Тегерана; там же позднее обнаружили тела других диссидентов.

В середине девяностых в попытке наладить контакты с Европой в Иран стали приглашать западных интеллектуалов. Приехал Поль Рикёр и выступил с лекциями. Всего было три лекции, и каждая собирала толпы: слушатели стояли в коридоре и на лестнице. После Рикёра в Иран приехал В. С. Найпол. Его гидом по Исфахану стал известный иранский переводчик и издатель Ахмад Мир Алаи. Я помню Мира Алаи в его книжном магазине в Исфахане, ставшем местом встреч интеллектуалов и писателей. У него была бледная кожа, казавшаяся странно выцветшей. Он был полным и носил очки в круглой коричневой оправе. Это сочетание полноты и бледности почему-то вызывало доверие; с ним хотелось делиться сокровенным. Он был умен и умел слушать и сочувствовать. Отчасти это объяснялось тем, что, в отличие от своих более воинственно настроенных друзей, он не любил конфликты. Я могла бы назвать его жертвой, потому что политикой он не интересовался – он попал под перекрестный огонь и порой был вынужден занимать радикальную политическую позицию вопреки своей природе. У него был превосходный литературный вкус; он сам выбирал, кого переводить, и выбрал Найпола, Кундеру и нескольких других писателей.

Через несколько месяцев после отъезда Найпола из Ирана тело Мира Алаи нашли на улице у реки. Он ушел из дома утром и не вернулся. Вечером семье сообщили о его смерти. В его кармане нашли маленькую бутылку водки. Водкой облили его рубашку, пытаясь представить все так, будто он посреди бела