Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом - Нельсон Мандела

и мы чувствовали себя в безопасности, пусть и ненадолго. Это был такой идиллический мирок.

Винни привезла старую пневматическую винтовку, которая была у меня в Орландо, и мы с Артуром тренировались на ферме в стрельбе по мишеням или по голубям. Как-то я на лужайке перед домом целился из винтовки в воробья, сидевшего высоко на дереве. Хейзел Голдрайх, жена Артура, наблюдавшая за мной, в шутку заметила, что я никогда не попаду в цель. Едва она закончила фразу, как воробей замертво упал на землю. Я повернулся к ней и уже собирался было похвастаться своей меткостью, как сын Голдрайхов, Пол, которому тогда было около пяти лет, повернулся ко мне со слезами на глазах и закричал: «Дэвид, зачем ты убил эту птичку? Ее маме будет очень грустно!» Я вместо гордости испытал стыд, поняв, что в этом маленьком мальчике гораздо больше человечности, чем во мне. Это было достаточно странное ощущение для человека, являвшегося руководителем зарождавшейся партизанской армии.

45

Планируя формы деятельности для военизированных формирований «Умконто ве сизве», мы рассмотрели четыре вида насильственных акций: диверсии, партизанская война, проведение террористических акций и осуществление открытого переворота с использованием силы. Для небольших по численности, только-только создаваемых военизированных формирований осуществление открытого переворота было невозможно. Проведение террористических акций негативно отразилось бы на их исполнителях и подорвало бы поддержку освободительного движения со стороны широкой общественности. Вполне возможной была бы организация партизанской войны, но поскольку АНК принципиально выступал против насильственных методов борьбы, то имело смысл начать с той формы насилия, которая наносила наименьший вред рядовым гражданам и отдельным лицам: с диверсий.

Поскольку диверсионные акции не должны были повлечь за собой человеческих жертв, это давало наибольшую надежду на последующее примирение между расовыми группами. Мы не хотели инициировать кровную вражду между белыми и черными. Если вражда между африканерами и англичанами спустя пятьдесят лет после Англо-бурской войны оставалась непримиримой, то какими были бы расовые отношения между белыми и черными, если бы мы спровоцировали гражданскую войну? Саботаж имел еще одно преимущество: для соответствующих акций требовался минимум привлекаемых сил.

Наша стратегия состояла в том, чтобы совершать выборочные диверсии против объектов военного назначения, электростанций, телефонных линий и транспортных коммуникаций, то есть против тех целей, разрушение которых не только снизило бы уровень боеготовности государства, но и устрашило бы сторонников Национальной партии, отпугнуло иностранный капитал и ослабило бы национальную экономику. Мы рассчитывали на то, что это вынудит правительство Национальной партии сесть за стол переговоров. Членам военизированных формирований «Умконто ве сизве» были даны строгие инструкции о недопустимости людских жертв при проведении диверсионных акций. В том случае если эти акции не принесли бы желаемого результата, мы были готовы перейти к следующему этапу: к партизанской войне и проведению террористических акций.

Структура формирований «Умконто ве сизве», по существу, отражала структуру Африканского национального конгресса. Руководило ими Национальное верховное командование, в подчинении которого находились региональные командования в каждой из провинций, затем шли местные группы и ячейки. Региональные командования были созданы по всей стране. В таком крупном по территории районе, как Капская провинция, насчитывалось более пятидесяти ячеек. Национальное верховное командование определяло тактику действий и общие цели, а также отвечало за подготовку формирований и их финансирование. В рамках, установленных Национальным верховным командованием, региональные командования имели полномочия выбирать для нападения конкретные цели. Членам «Умконто ве сизве» было запрещено идти на операции с оружием и подвергать свои жизни какой-либо опасности.

Одной из проблем, с которой мы столкнулись на первом этапе, был вопрос о разделении полномочий между формированиями «Умконто ве сизве» и структурами АНК. Большинство наших новобранцев являлись членами АНК, которые активно работали в местных отделениях. Мы обнаружили, что как только они начали функционировать в формированиях «Умконто ве сизве», то перестали выполнять работу на местах, которая им поручалась по линии отделений АНК. Секретарь местного отделения, обнаружив, что некоторые активисты больше не присутствуют на собраниях, подходил к одному из них и интересовался:

– Парень, почему тебя не было на собрании вчера вечером?

Ему отвечали:

– Я был на другом мероприятии.

– Какого рода мероприятии? – удивлялся секретарь.

– А вот этого я не могу тебе сказать.

– Ты не можешь сказать это мне, секретарю твоего отделения АНК?

После нескольких подобных недоразумений мы поняли, что, набирая в состав «Умконто ве сизве» активистов подразделений АНК, нам следует в обязательном порядке информировать об этом секретарей данных подразделений.

Однажды теплым декабрьским днем, сидя на кухне на ферме Лилислиф, я услышал по радио объявление о том, что вождю Альберту Лутули на церемонии в Осло присуждена Нобелевская премия мира. Для выезда из страны и принятия этой награды правительство выдало ему десятидневную визу. Все мы были чрезвычайно довольны, так как это было, прежде всего, признанием нашей борьбы и достижений Альберта Лутули как лидера этой борьбы и как человека. Это означало также признание на Западе того факта, что наша борьба была морально оправданна, что слишком долго игнорировалось великими державами. Награда стала пощечиной националистам, чья пропаганда изображала Альберта Лутули опасным агитатором, стоявшим во главе коммунистического заговора. Африканеры были ошеломлены, для них присуждение Нобелевской премии мира чернокожему стало очередным доказательством извращенности западных либералов и их предвзятого отношения к белым южноафриканцам. Когда было объявлено о решении Норвежского нобелевского комитета, вождь Лутули уже третий год находился под пятилетним правительственным запретом, который ограничивал его пребывание городом Стангер в провинции Наталь. У него были проблемы со здоровьем: он жаловался на сердце, его память также оставляла желать лучшего. Однако награда обрадовала его, как и всех нас.

Эта честь, однако, была оказана Норвежским нобелевским комитетом в несколько неудобное для АНК время, поскольку это событие совпало с объявлением, которое могло поставить под сомнение саму обоснованность награды. На следующий день после возвращения Альберта Лутули из Осло формирования «Умконто ве сизве» возвестили о своем рождении. По приказу Национального верховного командования в ранние утренние часы 16 декабря (этот день белые южноафриканцы праздновали как День Дингаана[54]) при помощи самодельных взрывных устройств были подорваны электростанции и правительственные учреждения в Йоханнесбурге, Порт-Элизабет и Дурбане. Один из наших активистов, Петрус Молифе, случайно погиб в ходе этой операции, став первым героем вооруженной борьбы «Умконто ве сизве» против апартеида. Смерть на войне всегда вызывает чувство горечи, но она неизбежна. Каждый борец за свободу, присоединившийся к «Умконто ве сизве», знал, что он может погибнуть в бою с угнетателями.

В тот же день по всей стране были разбросаны тысячи листовок с манифестом новорожденной организации:

«Сегодня подразделения ”Умконто ве сизве“ совершили запланированные нападения на правительственные сооружения, в частности на те, деятельность которых связана с политикой апартеида и расовой