Три закона. Закон первый – Выживание - Елена Пост-Нова

подхватывая местный горячий ритм.

…Солнце над головой, тёплые стены словно продолжали его свет, люди будто отражали его же — улыбались широко и счастливо! Мелодия захватила полностью! И опять — такого я никогда не испытывала! Ни радость, ни азарт, ни восторг, а чистейшее наслаждение, заставляющее вливаться в музыку, вливаться в сам мир, в его движение, будто до того ты был чем-то отдельным. Чудесный юноша оказался частью этой цветной карусели — и он был какой-то новый, совсем иной человек, чем те, кого я встречала раньше! И он улыбался так, что мне показалось, будто и моя улыбка зависит только от него — перестанет улыбаться, и я не захочу. Но он не перестанет!

И все, и всё кругом — совершенно новое! А я — посередине мироздания, танцую в тенях этого солнечного города! Но тут замечаю нечто знакомое…

Оно сразу зацепило внимание, и это… И это оказался господин Мичлав. Он возвышался над головами смуглых зрителей. Смотрел крайне спокойно. Неуютно спокойно. Так спокойно, что я сразу остановилась. Музыканты продолжали играть, а мы с Мичлавом смотрели друг на друга. Он кивнул за плечо — и я послушно побрела к нему, сопровождаемая недоумением кареглазого певца. Люди пропустили меня — их занимали те, кто всё продолжал веселиться.

Мичлав смотрел сверху вниз подчёркнуто изучающе. Я же постаралась не сталкиваться взглядами — стыдно немного…

Обернулась на юношу, а тот, хмуря тёмные брови, продолжал глядеть мне вслед. С грустной улыбкой помахала ему рукой — но он не ответил, а перевёл глаза на Мичлава. И с вызовом кивнул ему! Мичлав же несколько удивлённо хмыкнул, расправил широченные плечи и в один шаг заслонил меня собой! Что происходит?.. Я выглянула из-под его локтя — а юноша по-прежнему стоял, стиснув зубы, и, не мигая, смотрел на моего наставника. Люди уже стали оглядываться. Один из музыкантов бросил друзей и, подбежав к певцу, потянул того за плечо, зашептав что-то на ухо. Тот поддался не сразу… Но всё же вернулся к группе — и при этом смотрел на меня обеспокоенно!

Удовлетворённо кивнув, Мичлав повернулся и, взяв меня за локоть, потащил прочь.

— Что б меня черти взяли… — выругался он сквозь зубы, но музыка уже осталась позади, и мне это было слышно.

— Что, простите? — погромче вопросила я, опять раздражаясь.

— Я отбиваю своего ученика от слюнявых пацанов!.. Я теперь должен следить, как полный придурок, где это моя девица крутит задницей!

— Что?! Я ничем не кручу! Это раз! И не я виновата в том, кем стала — это два!

— Ну-ну, а три?

— А три — ничего страшного я не совершила! И оправдываться перед вами не собираюсь. Всего лишь немного расслабилась!

— С пацаном…

— И что же?

— А то, что мне к чёрту это не сдалось — разбираться со всеми подряд, кто западёт на твои… — едва сдержав то, что хотел высказать, он со злостью сплюнул на мостовую.

— Что за ерунда, ничего в этом роде не было!

— Короче! — дёрнув меня за руку, Мичлав прорычал уже в самое лицо. — От меня не отходишь! Иначе получишь уже по полной!

— А какое право-то?..

— От меня — только вперёд ногами, ясно? Ясно?!

Я упрямо молчала, отвернувшись от его гневного лица. Огромные пальцы сжали мой локоть ещё сильнее.

— Ясно, наставник…

Выпрямившись, он придавил меня напоследок взглядом и, отпустив, направился обратно к офису, где ждал транспорт. Всё-таки надо было звонить родителям на пункте контроля… Проклиная себя, я побрела следом.

И музыка совсем стихла за поворотом жарких зданий.

Однако это по-прежнему не было концом дня.

Шли только десятые сутки от начала детерминации. Можно сказать, она едва-едва закончилась. После детерминария человека выписывают из больницы, исходя из его состояния, но уж точно не на следующий же день.

Сегодня я испытала настоящую тучу эмоций, да и физическая активность на пользу явно не пошла. Не успела ступить и пяти шагов за разъярённым наставником, как голова закружилась, и солнечная улица перед глазами стремительно взмыла вверх. Охнув от неожиданности, я схватилась за ближайший фонарный столб, по счастью оказавшийся рядом. Мимо проходил какой-то человек, он придержал меня с другой стороны и заговорил на инсулийском. Но я не успела ни понять, что он говорит, ни увидеть его самого — Мичлав появился рядом спустя секунду (его тень закрыла солнце) и, поблагодарив, отослал доброго прохожего подальше.

— Всё в порядке, сейчас пройдёт… — пытаясь освободить вновь пленённую руку, пробурчала я.

Он сейчас подумает, что я прикидываюсь после произошедшего!

Но он так не подумал — настолько плохой сделался у меня вид. Пульс забился, прижатый пальцем, а по лицу струился пот. Дрожащей ладонью я попыталась незаметно утереться.

— Сахар упал, тебе поесть нужно, — прозвучало издалека.

— Сейчас. Всё. Пройдёт, — зло отчеканила в ответ.

Но уже через пять минут мы сидели за столиком уличного кафе, и я, как безумная, наворачивала огромные вафли, политые всем сладким, что только имелось в ассортименте. Тряслись руки, сводило желудок, в ногах была такая слабость, что ощущалась даже сидя. Мичлав хмуро наблюдал за этим, подперев кудрявую голову мощным кулаком. Перед ним дымилась чашка с кофе — а мне его не позволили, это было бы опасно и для меня самой и для всех окружающих.

На лице наставника писалась мрачная обречённость. Последний инцидент отошёл на второй план, и теперь мы оба, наверное, думали об одном — каким образом я буду работать…

— Ты вчера сколько ела? — вопросил он наконец.

Мне и в этом теперь отчитываться?!

— Я спрашиваю тебя.

— Как обычно…

— Так, — с досадой он цокнул языком, кажется, готовый опять разозлиться. — Мне это уже начинает надоедать… То, что я приказываю, девочка, БУДЕТ тобою выполняться.

Многозначительная пауза, приправленная тяжёлым взглядом — и кусок застревает у меня в горле.

— Я готов научить тебя тому, что ты не умеешь. И заставить тебя делать то, чего ты не хочешь. Не выполнила тренировку — теперь будешь тренироваться у меня на глазах. Не в состоянии спокойно стоять на улице — теперь будешь при мне сто процентов времени. Не ешь по рекомендации — доиграешься, и вот этими руками я буду тебе в глотку мясо запихивать, ясно?

Я с трудом проглотила застрявший кусок, в самом деле померещившийся шматком мяса.

— А какое право…

— Такое, что меня слабо волнует, кто получился из этого щенка — кобелёк или… — он сдержался и красноречиво поднял бровь. — Дисциплина будет соблюдаться обоими.

Гневно вспыхнув, я промолчала. Хотя, Леока, признай, что ничего сверх положенного по договору