Николай II (Том II) - А. Сахаров (редактор)

Вокзал в Барановичах оказался захудалым одноэтажным станционным зданием, городишко за ним – унылым и грязным местечком с главной улицей, где редкие двухэтажные каменные дома возвышались над жалкими лачугами белорусов и евреев. Двубашенный костёл, православная церковь и синагога были самыми высокими и красивыми зданиями городка.

Из окна вагона, у которого, как мальчишка, последние два часа пути простоял Император, он увидел на подъезде к станции, что на коротком дебаркадере торчала среди небольшой свиты тощая и длинная фигура Верховного Главнокомандующего.

Когда царский поезд остановился и конвойцы в красных чекменях откинули трап центрального вагона, Николай Николаевич ринулся внутрь и закупорил дорогу своей свите, попав в объятия Ники, не в состоянии закончить свои родственные и верноподданнические лобзания. Для свиты великого князя быстро открыли вторую дверь, и синие вагоны медленно и осторожно покатились в сосновый лес рядом с Барановичами, где располагалась Ставка, чтобы занять там приготовленное для них место.

С неподдельным интересом осматривал Государь территорию Ставки, на которой была расквартирована, помимо охраны, железнодорожная бригада, успевшая не только благоустроить сосновый лес, проложить деревянные тротуары между поездом великого князя и бараками, где работали чины Главной квартиры армии, но и срубить небольшую церковь для себя, которая, впрочем, весьма пришлась ко двору Николая Николаевича, слывшего богобоязненным и мистически настроенным человеком.

Государю всё очень понравилось, и тут же в лесной церкви был отслужен молебен. Флаг-капитан царя, адмирал Нилов, весьма суеверный, но совсем не богомольный личный друг Николая Александровича, во время церковной службы прохлаждался возле церковного крыльца, не желая своим брюхом, как он оправдывался обычно, увеличивать давку на клиросе. Нилов встретил в Ставке своего старого знакомого, великого князя Кирилла Владимировича, который усилиями его матушки, Марии Павловны Старшей, был взят Верховным Главокомандующим в свой штаб якобы представителем от военно-морского флота. На самом деле Кирилл пристроился к Ставке в надежде получить побыстрее очередной чин и внеочередную боевую награду, которые обещали сыпаться в Главной квартире армии на великих военачальников и флотоводцев как из рога изобилия. Во всяком случае, опыт всех главных кампаний русской армии, да и других армий мира, убедительно свидетельствовал о том, что пронырливые штабные крысы, ничем не рискуя, намного опережали по части орденов и эполет храбрых львов, не доживавших порой до прижизненной славы…

Не выпуская изо рта свою вечную сигару и будучи, как всегда на суше, несколько подшофе, Нилов задал вопрос Кириллу, который вертелся у него на языке с того самого момента, когда он увидал из окна вагона жалкий уездный городок, на окраине которого Верховный Главнокомандующий держал свой штандарт:

– Ваше высочество, не соблаговолите ли разъяснить мне, моряку-недотёпе, чем вызвано столь экстравагантное, без нормальных удобств, избрание места для Главной квартиры действующей армии?

Кирилл весьма недолюбливал своего родственника и нынешнего высшего начальника, дядю Николашу, но старался прямо этого не выказывать. Поэтому он, под прикрытием салонного юмора, немедленно изложил свою точку зрения на сей предмет:

– Видите ли, ваше превосходительство, стоицизм в жизни всегда похвален, а для великого полководца – просто необходим. Ведь одно дело, если офицеры, сражающиеся на передовой линии, в грязи, холоде и голоде, получают приказы из роскошного дворца, где нежится их Верховный Вождь, а другое – когда они знают – об этом уже постарались газетчики, – что их военный предводитель тоже испытывает жестокие лишения…

– Особенно от отсутствия для чинов его штаба ресторанов и других злачных мест, которыми полны губернские города… – подхватил мысль молодого великого князя адмирал. Затем он добавил, выразительно чмокнув губами: – Ах, как подрывают силы и здоровье, а также умственные способности офицеров ночные бдения не над полевыми картами, а на зелёных полях казино и тяжёлые баталии в борделях…

Кирилл воспринял последнее высказывание флаг-капитана как косвенную критику в адрес своего брата Бориса, который прославился ночными кутежами с кокотками в парижских ресторанах, во время которых «русский боярин», как его называл весь веселящийся Париж, выпускал голых красавиц в общие залы и лихо танцевал там с ними. Офицеры флота особенно осуждали в своей среде фривольное поведение гвардейцев-кавалеристов за границей, где высокородные юнцы «выпускали дурной пар»… Поэтому Кирилл недовольно поджал губы и замолчал, а Нилов продолжал мусолить свою сигару.

После обеда в царском вагоне-столовой, где все отметили великолепное настроение Государя, Император, Верховный Главнокомандующий и начальник его штаба отправились в вагон-салон Николаши, где в узком неудобном пространстве были разложены карты Восточной Пруссии, Польши, Галиции.

Николаю так приятна была атмосфера Ставки с её чисто военным духом, дисциплиной и другими атрибутами, напомнившими ему его юность, службу в полках, офицерское товарищество, что он не замечал искусственных неудобств, созданных фанаберией дяди Николаши и его ближайших сотрудников.

Царь примостился на неудобном стуле возле стола с картами. По левую руку от него встал массивный и рослый генерал Янушкевич с интеллигентским пенсне на прямом носу и с папкой в левой руке, из которой он то и дело доставал разные записки, сделанные им для памяти, одновременно поправляя пенсне, спадающее у него с носа из-за почтительного наклона головы.

По правую руку возвышался худой и длинный великий князь, зорко наблюдавший за тем, чтобы Янушкевич не ляпнул, чего доброго, и о неудачах. И Верховный Главнокомандующий, и начальник его штаба были особенно сильны тем, что красочно могли говорить о своих победах и становились немы, когда, по логике вещей, следовало бы вспоминать о поражениях и делать из них выводы. Длительная придворная закалка и гипертрофированное самомнение стирали в их мозгу всякие следы собственных неудач. Но они всегда имели подчинённых, на которых было легко свалить вину за промахи и поражения.

Николаю был внове прямой доклад начальника Штаба Ставки, и он с удовольствием два часа слушал о нынешнем положении дел, а также о предположениях главного командования на будущее. Сначала он вспомнил о том, как хотел переговорить с Николашей об его идее удара растопыренными пальцами вместо кулака сразу по немцам и австрийцам, и о слабости сил, собранных на Берлинском направлении под Варшавой, но повторный и расширенный доклад Янушкевича о том, что царь уже обдумывал и отмечал по своей карте в Царском Селе, особенно о победах у Львова и Галича, отвлёк его внимание от этой старой истории.

Никто в Ставке не задумался над тем, почему взятие Львова, дело тактически ничтожное, а стратегически вредное, ибо была утрачена возможность уничтожения живой силы врага, принесло безынициативному генералу Рузскому сразу два ордена Святого Георгия, а затем и назначение на пост командующего искалеченными армиями Северо-Западного фронта. Примитивная точка зрения Верховного командования, считавшего успехом лишь занятие «пунктов», отмеченных на карте жирным шрифтом, и неумение пользоваться трудными победами доблестных войск, даже в преследовании деморализованного противника, стала руководящей доктриной для летней и зимней кампаний 1914 года. В России не нашлось полководца, который сломал бы эту рутину и мощными ударами вывел бы из войны по отступающему в панике противнику главного союзника Германии – Австро-Венгрию. В своём почтении к авторитету военных специалистов – генералов Российской императорской армии не оказался таким военачальником и Государь. Он только начал набираться опыта на Ставке и ещё не видел всех недостатков предводителей русского воинства. Но звук литавр и фанфар не до конца искоренил в нём сомнения, начинавшие зарождаться в его голове: «А правильно ли Николаша распоряжается той огромной силой, которая вверена ему для достижения победы?»

Часть III

ИЗМЕНА И ОБМАН

54

Неподалёку от Мраморного дворца великого князя Константина Константиновича, за нумером 14-м по Дворцовой набережной, стоит малоэффектный внешне то ли большой особняк, то ли маленький дворец князя Васильчикова. Внутри это старое аристократическое гнездо в начале века без труда было приспособлено под «Новый клуб», который основали великий князь Владимир Александрович, светлейший князь Константин Горчаков и статс-секретарь Александра III, фактически управляющий делами Государственного совета, Александр Александрович Половцов.