Художник моего тела - Пэппер Винтерс

и серой.

Волна за волной больной, изнуряющей похоти. Изливаясь в предателя. Разделяя наслаждение с противником.

Не успел я кончить, как волна желчи подкатила к моему горлу.

Оторвавшись от нее, я слетел с кровати и едва успел добежать до ванной, прежде чем изверг содержимое своего желудка в раковину.

Мое тело очистилось.

С моего члена капала сперма на кафель, а желудок избавился от виагры и виски, в то время как мое сердце билось, разбивалось на мелкие осколки, искало спасения за разрушения, которые я причинил.

Опустившись на колени, я вцепился в унитаз, когда начался шок.

Зубы стучали, когда я осознал все последствия того, что сделал.

Я проведу свою жизнь в тюрьме.

Никогда больше не увижу Олин.

Всегда буду известен как насильник.

— Вставай.

Я сгорбился, борясь с очередной волной тошноты, когда Таллап потрепала меня по плечу.

— Вставай, — повторила она, шагнула в душ и включила горячую воду.

Я не двигался, пока она намыливалась и ополаскивалась, пытаясь собрать себя в кучу, чтобы встать и встретиться лицом к лицу с полицией.

Ее босые мокрые ноги появились в поле моего зрения на полу, когда она обернула полотенце вокруг своего измученного тела. Тела, которое я пытался лишить жизни. Сосуд, который я пытался убить за то, во что она заставила меня превратиться.

Таллап положила руку мне на голову, и в каком-то извращенном, отвратительном смысле я смотрел на нее в поисках руководства. Она была моим учителем. И должна была учить меня, помогать мне расти, направлять меня во взрослую жизнь.

Вместо этого она сделала из меня вот это.

Слезы навернулись мне на глаза, когда я заметил красные следы, которые оставил на ее лице, когда удерживал ее. Ее рот распухли, и кровь блестела там, где была прокушена губа.

Но вместо ужаса на ее лице, вместо того чтобы подойти к телефону и вызвать полицию, она улыбалась свободно и удовлетворенно.

— Оказывается, мне не нужно было учить тебя трахаться, Гилберт Кларк. Ты сам по себе мастер.

Я застыл.

В моем животе бурлила желчь.

Она повернулась, сбросила полотенце и направилась к кровати. Потом села на нее с самой хитрой и мерзкой ухмылкой на лице.

— Теперь ты знаешь, что мне нравится, возвращайся сюда. У нас вся ночь впереди, пока виагра не перестанет действовать. — Она похлопала по кровати. — Иди сюда.

Я покачал головой, проклиная жжение в животе. Желание подчиниться. Потребность кончить снова. И еще раз.

Таллап прищурила глаза, в них вспыхнул гнев.

— Мы договорились на одну ночь. Не на один перепихон. Подчинись, и ты свободен. Даю слово, что не буду беспокоить Олин Мосс. Я позволю тебе закончить школу. И ты сможешь притвориться, что ничего этого не было.

Она провела рукой между ног, раздвигая губки своей пизды, показывая, куда именно та положила палец.

— Но если ты не приползешь ко мне прямо сейчас, наша сделка будет расторгнута, и я вызову полицию. — Таллап всунула палец внутрь себя. — Они не будут относиться к тебе по-доброму, Гилберт. У них не будет никаких причин сомневаться в моих утверждениях. У меня есть синяки, что будет соответствовать обвинениям. Ты никогда больше не увидишь Олин. Никогда не будешь свободен. — Она печально покачала головой. — Бедный, невинный Гилберт Кларк. В каком ужасном положении ты оказался.

Ее губы растянулись в злобной улыбке. Ресницы затрепетали, когда она взяла себя в руки.

— Теперь ползи.

И я пополз.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Олин

— Наши дни —

Я поймала глаза Джастина, когда снова бросила взгляд на часы на кухне.

1:13 ночи.

А Гила все еще не было.

Я слабо улыбнулась Джастину и поглубже зарылась в одеяло, лежащее на диване. И изо всех сил старалась сосредоточиться на шоу, которое мы притворялись, что смотрим, но не могла перестать волноваться.

Мой телефон лежал рядом со мной. Он молчал и не показывал новых сообщений. Всякий раз, когда я пыталась позвонить Гилу — а я звонила довольно много раз, — ни один из вызовов не был принят.

— Я уверен, что с ним все в порядке, — пробормотал Джастин, его голос был громким для моего перенапряженного слуха.

— Ага.

Я кивнула, проводя рукой по вымытым и высушенным волосам. Мои пижамные штаны и толстовка сохранили тепло и уют после того, как зеленая краска для тела стекла в канализацию.

Принимать душ в комнате Гила без него было неправильно.

Принять душ в том же месте, где он поцеловал меня и не мог остановиться, заставляло мое сердце сжиматься, а беспокойство усиливаться, по мере того как Гил не возвращался домой.

Я скучала по нему.

Он был мне нужен.

Я волновалась.

Я не сказала Джастину, что его забрала полиция. Не сказала ему ничего из этого.

Мы ограничились светской беседой и заняли себя приготовлением тостов с самым необходимым из кухни Гила на ужин — никто из нас не хотел уходить, на тот случай, если Гил вернется.

— Тебе необязательно оставаться. — Я подавила зевок, снова посмотрев на часы.

Джастин вытянул руки над головой, его позвоночник искривился от долгого сидения.

— Если ты в опасности, я не оставлю тебя, пока не вернется Гил.

— Но разве у тебя нет никого, кто бы скучал по тебе дома?

Он тихо вздохнул.

— Нет. К сожалению, уже давно нет.

— Что случилось? — Я покраснела. — Я не хочу лезть не в свое дело…

— Все в порядке. Ее звали Коллин. Мы встречались, но потом она решила, что я ей не нравлюсь настолько, чтобы оставаться рядом, и съехала.

Я ссутулилась от сочувствия.

— Мне жаль.

Он потер лицо обеими руками, а затем усмехнулся.

— Не переживай. Мы не подходили друг другу".

— Я уверена, что ты найдешь кого-то, кто подойдет.

Джастин кивнул.

— Я знаю. Так же, как и ты снова нашла Гила.

Я закуталась в свои одеяла.

— Я не знаю, подходим ли мы друг другу. К тому же, мы снова встретились совершенно случайно.

— Случайность… судьба. — Он пожал плечами. — У случайности много имен. Но это не отменяет того факта, что в вас двоих есть что-то особенное, когда вы вместе.

Некоторое время я молчала. Мои мысли вернулись в прошлое, когда Гил исчез без объяснения причин. Как он обидел меня сильнее, чем кто-либо другой. Как я слепо прощала его за все это.

На прошлой неделе я ходила по собеседованиям в одиночестве. Теперь сгорала от беспокойства, ожидая, как нежеланная жена, мужчину, который сказал, что никогда не будет моим.

Я вздохнула.

— Особенные или нет, но в первый