И придет волчица… - Ирина Шевченко

Голубая в трещинках чашка заняла свое место на крышке бюро. Теперь – порядок.

Мир драконов

Разговор с Гвейном не дал никаких результатов. Старик не сказал большего, чем тогда, у врат. Знал – это Рошан понимал, – но не сказал. Не потому, что желал кому-либо зла, не из-за противоречий, возникших у них в день, когда родился сын Галлы, а все по той же причине: невмешательство, абсолютное и во всем. Хранящий Слово вновь полагался на волю Судьбы, предлагая и ему поступить так же.

– Невмешательство? – рассмеялась, услыхав такое объяснение, Джайла. – Кому ты веришь? Сказочник влез во все, во что только смог. А в этой истории он увяз по уши!

– Гвейн многое скрывает, но я не думаю, что он прямо замешан во всем.

– А я уже думаю, – нахмурилась драконица. – Когда он поделился со мной и Аланом полным текстом пророчества, я поддержала его в том, что остальным драконам не следует пока этого знать. Большинство Хранителей, как это ни печально, относятся к своему статусу так же, как и Дивер с Кадмом, – считают себя властителями миров, когда само их определение обязывает лишь беречь, а не властвовать над тем, что доверено нам владыками. Не многие смирились бы с потерей этой иллюзии власти. Но в последнее время я вижу, что Гвейн скрывает не только это. Задавшись благой целью, старик не просто способствует исполнению пророчества, он буквально осуществляет его. Расставляет фигуры, подбирает факторы, просчитывает вероятности. Ведь это он привел Иоллара на Тар. Пусть не сам, но он выбрал для Сумрака роль. Мальчик вписался идеально. А теперь они еще и застряли в мире Гвейна. Еще одна случайность?

– Насчет Иоллара не знаю, но к тому, что Галла оказалась на Таре, Гвейн непричастен. Я сам выбрал этот мир. Единственный мир, куда закрыт путь драконам.

– Вот именно. А кто закрыл его? Думай Рошан, думай. Если бы кто-то решил спрятать что-то или кого-то от Хранителей, то где, как не на Таре? А что, если этот укромный уголок изначально задуман как ловушка? Ты сам сказал – единственный мир без драконов. И таким его сделал Гвейн.

– Больше тысячи лет назад, – скептично напомнил Разрушитель Границ. – Задолго до рождения Галлы.

– А ты считаешь, что история началась с ее рождения? А может, с рождения ее матери? Или с того дня, как Гвейн одобрил кандидатуру Кадма, чтобы иметь инициированного Хранящего Кровь, который смог бы воссоздать человека Изначального? Ведь без Изначальной крови пророчество осталось бы просто словами. А ты думал, откуда взялась эта кровь?

– Если записи не врут, то из Сокровищницы тайн.

– Если записи не врут, в сокровищнице хранилась кровь последних стражей Изначального Мира, – дополнила Джайла. – Не наводит ни на какие мысли?

– Э… Нет. А что?

– Я тоже не сразу поняла, что смущает меня в этой истории. Кровь древних стражей. Ты же читал о них в «Хрониках»?

– Конечно.

– Читал внимательно? Все помнишь? Тогда скажи, Рошан, много ли было стражей-женщин?

– Странный вопрос. Их вообще не было. Только мужчины.

– Правильно. Но тогда каким образом при восстановлении генетического кода первоначального носителя Кадм получил в своей лаборатории девочку?

Тар. Марони

Галла

Один из первых вопросов, который мы задаем, ощутив зов и осознав себя у врат открывающими или идущими: «В чем смысл всего этого?» Ведь не может быть, чтобы окутавшая миллионы миров паутина путей была создана безо всякой определенной цели? Хранители, те, кого мы спрашиваем об этом, напускают на себя загадочный вид и глубокомысленно изрекают, что ответ мы должны найти сами. Потом, после десятка-другого переходов, после сотни открытых порталов, этот вопрос забывается, врата уподобляются наркотику, а путешествия – развлечениям. Идущий идет, открывающий открывает – они уже не могут иначе, и смысл действия видится в самом действии.

Уйдя из мира, когда-то вложившего в мои руки ключи и знания, избавившись от зова его врат, я смогла оглянуться назад и вспомнить свой первый вопрос. Кто мы и зачем? И наверное, мне удалось найти на него ответ. Самой, как и сказал однажды Рошан.

Мы – пешки, выбившиеся в дамки. Мы – козырные карты в рукаве Судьбы. Мы – те, кого не должно было быть здесь и сейчас. Но мы есть! Нас не видят местные боги, мы не вписаны в их вещие книги, и на нас не рассчитаны скупые подачки Фортуны. Мы приходим в миры, чтобы изменить их. Кто-то вступил в войну под знаменами опального принца – и вот на престоле восседает совсем не тот монарх, который изначально был уготован на эту роль. Кто-то подцепил в баре девчонку, а через девять месяцев рождается ребенок, которому не было места в первичном рисунке мира. А кому-то будет достаточно занять чужое место в автобусе, чтобы перевернуть жизнь того, кто остался на остановке.

А раз так…

– Почему Гвейн назвал Тар твоим миром?

– Не знаю. Но иногда мне кажется, что это действительно мой мир. Здесь мне хорошо, я не чувствую себя чужой.

Даже на Земле случалось, а тут я была своей с первого дня. Легко вписалась в здешнюю жизнь, выучила языки, нашла друзей, обрела силу. Самая большая боль, самая большая радость нашли меня именно на Таре. И если мне суждено остаться здесь навсегда, я не стану прятаться. Сколько можно так жить? Год? Десять лет? Сто? И что это будет за жизнь?

– Я не прощу себе, если брошу их. Ты же понимаешь?

– Да. И вообще, я с самого начала не верил во все это: спокойный мир, море и ананасы.

– Ты не веришь в ананасы? – со всей серьезностью всмотрелась я в глаза любимого. – А зря. Они существуют.

Мы поняли друг друга и приняли решение еще там, у врат: мы остаемся и не станем жалеть об этом – пусть сожалеют те, кому это придется не по душе.

Иоллар действительно не верил в то, что они легко уйдут с Тара. Но и в то, что застряли тут на века, тоже не верилось. Наверняка Галла что-нибудь придумает. Или Рошан – он обещал. А пока они здесь, нужно как-то устраиваться. Не просидишь же все время в четырех стенах? Тем более время-то неспокойное.

Ромар хотел наведаться в приграничье, туда, где стоял отряд Брайта. Вряд ли орк надумал податься в охотники – он одиночка по натуре, – но если начнется война, не исключено, что присоединится к армии защитников Кармола. Тин-Тивилир сказал, что тоже не прочь задержаться и понаблюдать за тем, как будут развиваться события, но со стороны. А у Сэллера была школа – он твердо решил закончить обучение.

– А если все-таки война? – поинтересовался у него Лар.

Они сидели в кабачке-погребке у Южных ворот. Сумрак выбрался-таки к оружейникам, для компании прихватив Сэла, а на обратном пути предложил зайти сюда. Место было памятно ему еще по прошлой жизни – несмотря на внешнюю непрезентабельность заведения, вино и кухня тут были отменные.

– Война – дело долгое, – ответил после раздумий идущий. – Сначала имперцам нужно будет перейти Волнаву. Наша армия сделает все, чтобы не позволить им это. Но если прорвутся, наткнутся на первую линию обороны – города-крепости: Саел, Раймин. Наши наверняка станут там. Потом – Гварсоттен…

Сумрак интересовался планами самого парня в случае войны, но тот сделал вид, что не понял, и перевел разговор в иное русло. Лар заметил эту уловку, но возвращаться к вопросу не стал – и так понятно, что отсиживаться за школьными стенами или прятаться в других мирах Буревестник не станет.

– Хочешь сказать, что это не одного дня дело? – поддержал он предложенную тему.

– И даже не одного года. Кармол не настолько слаб, а границы королевства защищает не только армия.

Иоллар знал, о чем он: природные рубежи Кармола сами по себе были первой линией обороны, которую не так просто было взять. Воды Волнавы, берущей свои истоки в Северных горах, и Холодный кряж, скалистый и труднопроходимый, лишали захватчиков возможности внезапного нападения. В короткие сроки подвести к границе многотысячную армию и организовать ее в наступление врагам не удастся. И если бы не численное превосходство императорских войск, можно было бы надеяться на то, что защитникам королевства удастся сдержать агрессоров, не выходя за рамки пограничной войны.

– Ты забываешь о магах, – сказал Сэллер. – При правильной расстановке сил можно сдерживать имперцев годами.

– А ты забываешь о море. У Истмана мощный флот. Имей я такой, не стал бы тратить время на операции на суше.

– Ты не все знаешь о наших морях. – Водник подмигнул единственным глазом. – Императора ждет неприятный сюрприз, если он станет рассуждать, как ты.

– Если он станет рассуждать, как я, Марони будет одним из первых портов, которые попадут под удар. Захвати залив и город – получишь удобную базу для своих судов и форпост для сухопутных войск.

– Нет. В залив они не прорвутся. Как только будет объявлено о начале военных действий, мы поднимем уровень дна в проливе Соринг. Ни одно судно с осадкой более четырех гиаров не сможет пройти. А те, что меньше… Сам понимаешь, сформировать ударную эскадру из кораблей такого класса – то же самое, что отправить их на верную смерть.