Пятое время года - Ксения Михайловна Велембовская

она сама застонала?

Ночь в поезде всегда была испытанием бессонницей, но обычно не давало уснуть радостное волнение. Вчера на верхней полке плацкартного вагона, впиваясь зубами в казенную подушку с сырой наволочкой, она еле сдерживала рыдания, — прокричав «не звоните мне никогда!», она погрузилась в пустоту, в черную, беспросветную пустоту, откуда одной, без него, было уже не выбраться. Ведь все эти ужасные дни она только и спасалась, что «легкими» мыслями о веселом, сильном мужчине из другого, счастливого измерения. Страшными предпохоронными ночами, чтобы забыться, отправлялась вместе с ним в «путешествие»: намечала маршрут и, перечисляя в уме, как считают «овечек», города, моря, реки, горы, океаны, засыпала иногда даже раньше, чем корабль приплывал в какой-нибудь Сидней или Рейкъявик… Солнце купалось в море, и сумасшедше обаятельно улыбался загорелый капитан в белом кителе и белой фуражке с золотым «крабом». Морская форма шла ему необычайно.

Имитация ночи — плотно зашторенное окно — не помогла уснуть: без лукаво-узкоглазого капитана все путешествия, не успев начаться, заканчивались в одном и том же месте — в Нижнем. Во вчерашнем дне. Между тем лежащий рядом, наготове, мобильник не подавал никаких признаков жизни. «Легкие» мысли, как и прочие, становились все более горькими: он больше не позвонит! Зачем? Такой обаятельный и состоятельный, он без особого труда найдет себе хоть тысячу юных блондинок!

С другой стороны, если взрослый, самолюбивый мужчина с характером — а он, безусловно, с характером — испуганно прокричал в ответ: что с тобой? Что у тебя случилось? — значит, он подумал: без очень серьезной причины такая девчонка, как Татьяна, не будет закатывать истерику.

Разбудила Жека — осторожно заглянула в приоткрытую дверь:

— Проснулась? Яичницу с одесской колбаской будешь?

— Нет, спасибо, я не могу…

— А ты через не могу! Нельзя, подруга, извини за выражение, сутками не жрать! Завянешь. Вставай-ка и айда на кухню!

Шваркнув сковородку с яичницей на липкий стол, Жека сполоснула грязную кружку и налила себе пивка.

— Теть Жень, давайте я вымою посуду.

— Дыши глубже, тимуровка ты наша! Беспокойная, прям как Инка! — Жека решительно пододвинула сковородку и по-инусиному заботливо намазала маслом кусок хлеба. — Лопай без разговоров! На меня не смотри, я в завязке. Нас Любаня укормила. Разменяла нынче наша молодуха пятый десяток. Гуляли по полной программе всем рынком! Обошлись всего одной «неотложкой»… Ну, посмейся, Танюх, а?

— Я бы с удовольствием, но не получается… Теть Жень, можно мне вернуться к вам?

— Какой вопрос, товарищ Таня? Обижаешь! Завтра у нас с тобой, чего, суббота? В воскресенье девушка вроде как выходная. Берем с утреца тачку, перевозим твое барахлишко, и все дела! Как говорил один мужик, в гостях хорошо, а дома Лушка!

— В воскресенье не выйдет, у меня в понедельник очень трудный экзамен. Завтра забегу к Анжелке, заберу учебники, а остальное как-нибудь потом.

— Хозяин, конечно, барин, но, как любил говаривать другой мужик, мой ненаглядный муженек Бориска, зачем откладывать на завтра то, что можно сожрать сегодня? Это я к тому, что не ровен час ты передумаешь и твоя престарелая тетка опять останется одна-одинешенька!

— Нет, не передумаю.

Прикончив бутылку «Старого мельника», «престарелая тетка» водрузила на табуретку длинные, стройные ноги с алым педикюром и, по-блатному закурив сигарету, принялась темпераментно подпевать Ларисе Долиной, прочному лидеру беспрерывной магнитофонной жизни соседней квартиры: Важ-ней все-го-оо по-го-да в дооо-ме! Зачем Жека притворялась пьяненькой? Ведь она обожала «приколистку» Бабверу и на следующий день после похорон не могла гулять по полной программе ни на каком дне рождения. Наверное, так ей было легче. У каждого своя защитная реакция организма.

Сорвавшись на высокой ноте — зонта-а-а-а! — Жека закашлялась и расхохоталась:

— Концерт окончен, бобик сдох! Кстати, как думаешь, «легко уладить с помощью зонта» — это об чём?..

— Не знаю.

— Вот и я башку сломала! Может, чегой-то из сферы жесткого сексу? Высший пилотаж? Чего девушка по своей жуткой неопытности пока еще не освоила? — Жека опять попыталась изобразить, что ей безумно смешно, но не сумела — болезненно сморщилась. — Долго мне еще нести всякую ахинею? Ну, чем мне тебя развеселить, Танюшечка, как утешить?.. Ой, забыла, старая идиотка, я ж тебе мороженого купила! Фэ эр гэ! От империалистов! С орехами! При советской власти мы б за такое партбилет отдали!.. Ха-ха-ха!.. Хошь анекдот из прошлой счастливой жизни? Историку может пригодиться. Значица, принимают мужика в партию, спрашивают: пить бросишь? Брошу. А курить? Брошу. И по бабам шастать не будешь? Не буду. А жизнь за партию отдашь? Запросто! На хрена мне такая жизнь?

Охваченная яростным желанием развеселить и утешить, Жека, хохоча, распахнула холодильник, засунула нос в морозилку: «Где ж оно, зараза?» — и не увидела, как губы печальной племянницы сами собой растягиваются в улыбку: в берлоге раздалось долгожданное «па-ра-ра-пам… па-ра-ра-пам!». Но недаром у тетеньки был абсолютный музыкальный слух — из-за дверцы холодильника выплыли два огромных, выразительно округлившихся светло-карих глаза.

— Или у меня слуховые галлюцинации, Танюха, или твой кадр страстно жаждет пообщаться! Чего сидишь? Беги давай!

Сердце колотилось как сумасшедшее, руки дрожали, и в панике, кажется, нажав не на ту кнопку, она перепугалась невероятно, услышала завораживающее «это я» и онемела…

— Татьяна, прошу, не клади трубку! Мне Анжела сказала, что… в общем, я в курсе того, что у тебя случилось. Прими мои соболезнования и, если что-нибудь нужно, обязательно скажи. Короче, надо увидеться. У меня самолет завтра в восемь вечера, приеду к тебе утром, в одиннадцать, говори адрес, записываю!

Не дав опомниться, он даже не дослушал, как на краю земли отыскать серую девятиэтажку: «Не волнуйся, найду!» — и так быстро отключился, что при всем желании уже невозможно было что-либо изменить. На это, видимо, и был сделан расчет. Однако господин-трусишка напрасно притворялся суперзанятым и потому лаконичным: никакого желания что-либо изменять не было. Была счастливая физиономия, расплывающаяся в стекле книжного шкафа… Такого старого и обшарпанного, что сразу же пропала всякая охота расплываться!.. Кошмар! Как же можно было приглашать его сюда, в столь убогое жилище? Что подумает человек, который привык к трехэтажным особнякам и пятизвездочным отелям, к тому же, не в пример большинству мужчин, всегда такой ухоженный, загорелый, свежий, будто только что наплавался в бассейне, когда увидит засиженные мухами книжные полки, выцветшие обои, желтый, протекший потолок, прожженный сигаретным пеплом палас, допотопную, пыльную стенку «Коперник», купленную еще до Жекиного замужества? Конечно, он подумает: мало того, что они нищие, так еще и жуткие грязнули!

Соседи выключили магнитофон, отгудели водопроводные трубы, простучала последняя электричка, а никакого разумного