Пусть умирают дураки - Марио Пьюзо

Мне открыла Элис, я чмокнул ее и спросил, как там Дженел, на что Элис закатила глаза кверху, давая понять, что от Дженел можно ожидать любого сумасбродства. Ну, сумасбродством это нельзя было назвать, но это было забавно. Когда Дженел вышла из своей спальни, я увидел, что одета она весьма своеобразно, такого на ней я еще не видел.

На ней была белая мягкая мужская шляпа с красной ленточкой, надвинутая на самые глаза. Белый шелковый мужской костюм сидел на ней безукоризненно. Штанины были абсолютно прямыми, как в любых мужских брюках. Еще на ней была белая шелковая сорочка с абсолютно потрясающим красным с голубыми полосками галстуком, и в довершении всего ее наряд дополняла изумительная тонкая трость от Гуччи кремового цвета, которой она непрерывно тыкала меня в живот. Это был прямой вызов, я понимал для чего она это делает: она решила выйти из подполья и заявить миру о своей бисексуальности.

— Ну, как тебе нравится? — спросила Дженел.

Я улыбнулся и ответил:

— Потрясающе.

Таких франтоватых лесбиянок мне еще не приходилось встречать.

— Где бы вам хотелось отобедать?

Оперевшись на свою трость, она смотрела на меня весьма холодно.

— Я думаю, — сказала она, — что нам следует пойти в Скандию, и что хотя бы раз ты мог бы сводить меня в ночной клуб.

Мы никогда не ходили в шикарные рестораны, и ни разу не были в ночном клубе. Но я согласился. Думаю, я понимал, чего она хотела. Она хотела заставить меня признать перед всем миром, что я люблю ее несмотря на ее бисексуальность, проверить, смогу ли я переварить шуточки и фырканье по поводу лесбиянства. Но сам для себя я уже принял этот факт, а что по этому поводу подумают другие, мне не было никакого дела.

Вечер мы провели великолепно. В ресторане все глазели на нас, и Дженел, должен признать, выглядела потрясающе. Смотрелась она, собственно говоря, почти как Марлен Дитрих, но более светловолосый и светлокожий ее вариант, в стиле южной красавицы. Потому что, независимо от того, что она делала, от нее прямо-таки исходила всепроникающая женственность. Но если бы я попытался сказать ей об этом, она тут же взъелась бы на меня. Ведь она намеревалась наказать меня.

Меня просто приводило в восхищение то, как она играла роль активной лесбиянки — я ведь знал, насколько женственной она бывает в постели. Так что над теми, кто за нами мог наблюдать, мы как бы подшучивали дважды. Все это доставляло мне удовольствие еще и потому, что, по замыслу Дженел, меня это должно было злить, и она следила за каждым моим движением и была сперва разочарована, а потом обрадовалась моему видимому приятию ее затеи.

Идея ночного клуба не очень-то привлекала меня, но мы все же пошли выпить в Поло-Лонж, где, к ее удовольствию, я представил наши отношения любопытным взглядом ее и моих друзей. За одним столом я заметил Дорана, за другим Джеффа Уэгона, и тот и другой улыбнулись мне. Дженел весело им помахала, а потом повернулась ко мне и сказала:

— Ну разве это не здорово — пойти куда-нибудь выпить и встретить там своих старых добрых друзей?

Улыбнувшись в ответ, я сказал:

— Здорово.

Я отвез ее домой до полуночи, и она, постучав по моему плечу тростью, заявила:

— Ты вел себя очень хорошо.

И я ответил:

— Благодарю вас.

— Ты позвонишь мне?

Я сказал:

— Да.

Все— таки мы мило провели этот вечер. Мне понравилось внимательное отношение метрдотеля, любезность швейцара и даже эти ребята, что припарковывали нашу машину. И теперь, по крайней мере, Дженел вышла из подполья.

Вскоре после этого настал момент, когда я полюбил Дженел как человека. То есть, не то, чтобы мне хотелось теперь трахать ее с большей силой; или я заглядывал в ее карие глаза и падал в обморок; или не мог оторваться от ее розовых губ. И все такое прочее, когда мы не спали всю ночь и я рассказывал ей истории, Боже мой, ведь я рассказал ей всю свою жизнь, и она мне свою. Короче говоря, наступил момент, когда я открыл для себя, что единственное ее предназначение в том, чтобы делать меня счастливым, счастливым от общения с ней. Я увидел, что от меня требовалось делать ее чуть более счастливой и не раздражаться, если что-то в наших отношениях мне не нравилось.

Я не хочу сказать, что я превратился в одного из тех, кто любил девушку потому, что это делает его несчастным. Таких вещей я никогда не понимал и всегда считал, что нужно извлекать прибыль из любой сделки в жизни — в литературе, в браке, в любви и даже в отцовстве.

И то, что я делаю ее счастливой, не означает также, будто это подарок с моей стороны, ведь от этого я сам получаю удовольствие. Или когда я веселю ее, если у нее плохое настроение — этим всего лишь убираю препятствия, чтобы она снова смогла заняться своим делом, то есть делать меня счастливым.

Но вот что любопытно: после того, как она «предала» меня, после того, как мы стали друг друга немного ненавидеть, — именно тогда я полюбил ее как человека.

Она действительно отличный парень. Иногда она говорила, совсем как ребенок: «Я хорошая», и она такой и была. Во всех важных вещах она действительно очень прямая. Понятное дело, она спала с другими мужчинами, и женщинами тоже, но, черт побери, все мы не без греха. Книги ей нравились те же самые, что и мне, и фильмы те же самые, и люди. И когда она лгала мне, то делала это для того, чтобы не обижать меня. А когда говорила правду, то отчасти затем, чтобы уязвить меня (была у нее такая черточка как мстительность, но в ее исполнении это выглядело даже мило, и потом я в ней и это полюбил), но также и потому, что, узнай я об этом от кого-то другого, это уязвило бы меня больше, и она этого боялась.

Ну и, конечно, со временем мне пришлось узнать, что жизнь, которую она вела, была во многих отношениях разрушительной. Со всякими заморочками. Хотя, кто живет по-другому, в самом деле?

Вот так и получилось, что со временем из наших отношений исчезла вся фальшь и все иллюзии. Мы были друзьями, и я любил ее не только как женщину, но и как человека. Меня восхищали ее мужество, то, как стойко она переносила все превратности своей профессии, все предательства, омрачавшие ее личную жизнь. Я все это понимал. И всегда был на ее стороне.

Так почему же, черт возьми, теперь наши встречи потеряли эту сумасбродную прелесть, которую оба мы когда-то ощущали? Почему секс теперь не доставляет столько же удовольствия, как раньше, хотя и сейчас мне с ней лучше, чем было с кем-либо еще? Куда делся тот экстаз, который вызвали друг у друга наши тела?

Магия, магия черная и белая… Колдовство, ворожба, ведьмы и алхимия. Неужели действительно правда, что коловращение звезд решает наши судьбы, и течение жизни подчиняется фазам луны? Может ли такое быть, что все эти неисчислимые галактики предопределяют наш земной удел? Возможно ли, что мы вообще не можем быть счастливы без самообмана и иллюзий?

В каждой любовной связи, похоже, наступает момент, когда женщину начинает раздражать, что ее любовнику с ней слишком хорошо. Понятно, она знает, что это она и делает его счастливым. Конечно, она осознает, что в этом ее удовольствие, даже ее обязанность. Но вот она приходит к заключению, что, вообще-то говоря, этому сукину сыну слишком легко живется. Особенно, если мужчина женат, а женщина не замужем. Потому как в этом случае связь на стороне решает его проблемы, но не ее.

И наступает такое время, когда одному из партнеров прежде, чем заняться любовью, требуется схватка. Дженел как раз подошла к этой ступени. Обычно мне удавалось утихомирить ее, но иногда и я чувствовал, что готов повоевать. В основном тогда, когда Дженел начинала «писать кипятком», что я не собираюсь разводиться и никогда не намекаю на возможность постоянных отношений.

После кино мы поехали домой к Дженел, в Малибу. Было уже поздно. Из спальни мы видели океан и полоску лунного света на воде, будто белокурый локон.

— Пошли в постель, — сказал я. Мне до смерти не терпелось заняться с ней любовью. Мне всегда до смерти хотелось заниматься с ней любовью.

— О, Боже, — сказала она. — Ты вечно хочешь трахаться.

— Нет. Я хочу заниматься с тобой любовью.

Да, я стал настолько сентиментальным.

Взгляд ее прозрачных карих глаз был холоден, и в то же время в них сверкала ярость.

— Опять ты своей сраной невинностью. Ты словно прокаженный без колокольчика.

— Грэм Грин, — прокомментировал я.

— А пошел ты! — сказала она, но засмеялась.

А все это началось из-за того, что я никогда не лгал. А она хотела, чтоб я лгал. Она хотела, чтобы я выдавал ей всю эту ахинею, которую обычно женатые мужчины рассказывают девушкам, которых трахают. Тина: «Мы с женой разводимся» или «Я не сплю с женой уже несколько лет», или «Мы с женой спим в разных постелях», или «Мы с женой не понимаем друг друга», или «Я несчастлив со своей женой». Но так как ни одно из подобных заявлений не соответствовало действительности в моем случае, я никогда этого и не говорил. Я любил свою жену, у нас была общая постель, мы занимались сексом и были довольны друг другом. Мне было хорошо и здесь и там, и я не собирался ничем жертвовать. Но тем хуже для меня.