Сокровища чистого разума - Вадим Панов

– «Исследователь-1» погиб, – холодея от страха, прошептал Чим.

Ждал бури, а получил дружеское похлопывание по плечу:

– Не дёргайся, лейтенант, больше веры в научный прогресс и моего свояка! Я ведь верю. – Мритский вновь улыбнулся и вновь – с необычайным воодушевлением – произнёс: – Исполняйте!

И прошёл в соседнюю комнату.

Защищённый командный пункт крепости – предназначенный как раз на случай бомбардировки – размещался в надёжном подвале Западного сектора, сводчатые перекрытия которого гарантировали укрытие и от артиллерийских снарядов, и от бомб. Подвал, разумеется, был достаточно большим, проходил под всем сектором, а собственно КП состоял из трёх помещений: вначале шла приёмная, где коротали время охранники и вестовые, затем большая зала, в центре которой стоял массивный стол с разбросанными по нему картами и схемами, а в дальнем углу пряталась дверь в личную комнату губернатора, сейчас в ней пребывала Агафрена.

Войдя, Мритский жестом отослал поднявшуюся со стула горничную, уселся напротив жены – она с преувеличенной медлительностью закрыла книгу, – помолчал, внимательно глядя в её бесстрастные глаза, и негромко спросил:

– Тебе, наверное, интересно, почему я не отослал тебя с «Легавым» и не уехал сам?

Но, договаривая последние слова, губернатор понял, что Агафрена успела подготовиться к разговору. Она успокоилась, обдумала происходящее, кое-что поняла и ответила так, как должна была ответить классическая менсалийская женщина:

– Ты – мой муж, Вениамин, и ты здесь главный. У тебя были причины остаться, оставить меня, и ты не обязан их рассказывать.

Будь в ответе хоть гран искренности, Мритский сошёл бы с ума от радости, но он знал, что Агафрена играет, а потому привычно подавил грусть и ровно продолжил:

– Оставшись в форте, а главное – оставив здесь тебя, я исходил из предположения, что изобретение Алоиза можно использовать в качестве оружия, но он, в силу природной рассеянности, забыл мне об этом поведать. Как видишь, я оказался прав: поняв, что тебе грозит смертельная опасность, Алоиз немедленно отправился на рундер и – не сомневаюсь! – сумеет уничтожить вражескую эскадру. – Губернатор выдал самодовольную улыбку: – Гениальный Холь попал в элементарную ловушку.

– Не понимаю, при чём здесь я?

– Ты – ключевое звено плана, Френа, сыр в мышеловке. Ради тебя Холь пойдёт на что угодно.

– Думаешь, он по-особенному относится ко мне? – подняла брови женщина.

– Вы – любовники.

– Вениамин! – Агафрена прекрасно изобразила оскорблённую невинность, но губернатор лишь поморщился:

– Дорогая, я жестокий подлец, но не дурак, я всё вижу. Вы – любовники. И доклады моих шпионов не оставляют в этом сомнений.

Возможно, не случись нападения лекрийской эскадры, угрозы бомбардировки и решения Холя отправиться на рундер, Агафрена восприняла бы заявление мужа со страхом, растерялась, а то и вовсе расплакалась, но… но сейчас она была готова к любому развитию событий, абсолютно к любому. Она стёрла с лица изумлённое выражение, похолодела глазами и почти равнодушно спросила:

– Как давно ты знаешь?

– А как давно вы меня обманываете? – вопросом на вопрос ответил Вениамин. – С твоего визита на Луегару?

Соблазн ответить «да» и тем ещё больше унизить Мритского был велик, но Агафрена понимала, что на её второго сына обрушится вся ярость губернатора, и отрицательно качнула головой:

– Нет, тогда не получилось, я не была готова…

– Не готова меня предать?

– Не готова тебе отомстить, Веня, – поправила мужа Агафрена. – Мы здесь одни, так что называй вещи своими именами.

Он едва сдержал порыв ударить её. Она заметила, но сохранила хладнокровие.

– Когда? – хрипло повторил вопрос Мритский.

– Через полтора года. Я гостила у отца, Алоиз узнал об этом, примчался…

– Можешь не продолжать… – Губернатор сжал кулак. Он знал, что жена неверна, но не хотел верить. Надеялся услышать хоть эхо сожаления и вздрогнул, когда она плеснула в него кислоту ненависти. Он не раскаялся, доведись – снова украл бы Агафрену и силой сделал своей женой, потому что обожал, не видел без неё жизни… Он не раскаялся, но ему сделалось горько. – Ты даже не представляешь, как больно мне делаешь…

– Значит, мы хоть немножко квиты.

– Платишь мне за тот случай?

– Случай? Ты мне жизнь сломал! – Агафрена не сомневалась в том, что идут её последние секунды, и не стеснялась. – Ты заставил меня думать о самоубийстве! Ты! Из-за тебя я хотела перерезать себе вены, но… Алоиз… Он… – Женщина вдруг мечтательно улыбнулась и совсем другим, очень спокойным голосом произнесла: – Можешь делать со мной всё, что хочешь. Я ни о чём не жалею. И я тебя не боюсь.

И тем ударила наотмашь.

Долго, почти минуту, в комнате царила тишина. Затем Вениамин поднялся, поправил портупею, едва слышно кашлянул, тихо сказал:

– Я тебя люблю, Френа, очень люблю.

И вышел вон.

* * *

– Ты понял хоть что-нибудь?

– Только обрывки, – вздохнул Йорчик.

– Расскажи, – мягко приказал Рубен. Но от мягкости этого старика по спине бежали мурашки. – Перечисли все услышанные обрывки, а я попробую сделать вывод.

– Боюсь, он вам не понравится, – предупредил губернатора Йорчик.

– Я готов к этому. – У Лекрийского заходили желваки. – Рассказывай!

Дослушав разговор до конца, они покинули капитанский мостик и уединились в кают-компании, куда одновременно подали лёгкий обед, но, прежде чем приступить к трапезе, Рубен потребовал подробностей.

– Я абсолютно точно слышал и смог идентифицировать следующие слова… – Руди заглянул в блокнот, хотя в этом не было никакой необходимости: короткий список он помнил наизусть. – «Такси», «эксперимент», «Агафрена», видимо имя, «кошка», «заложник» и «крейсеров не будет».

– Ты уверен, что последнее сочетание прозвучало именно так? – тяжело спросил Рубен.

– К сожалению, уверен, – уныло подтвердил галанит. – Специально или нет, но эту фразу Холь произнёс медленно.

– Холь или Гатов?

– Холь. Я знаю голос Гатова.

Старик покрутил трость, остановил её, внимательно изучая резной набалдашник, и секунд через десять спросил:

– Не могло получиться так, что Холь говорил об эскадре Мритского? То есть имел в виду, что помощи им не дождаться?

– Я не скрывал, что являюсь плохим переводчиком с камили, – развёл руками Йорчик. – Я слышу отдельные слова, но не понимаю контекст.

– То есть возможно?

– Да.

– Но ты не веришь?

– Нет.

Несколько секунд в кают-компании царила тишина. Губернатор крутил трость, словно советуясь с потёртым шлёмом, а Руди, против воли, уставился на супницу, от которой шёл восхитительный аромат. Глупо, конечно, однако вид и запах еды отвлекал учёного от неприятных мыслей.