Отвага Соколов - Холли Лайл

Подойди поближе к нему, мысленно обратился Ри к Кейт. Пусть он отступит к пустоте.

Они шагнули вперед, Луэркас расхохотался и вдруг оказался позади них — еще дальше от ловушки, чем только что был.

— Я не собираюсь попадаться в вашу ловушку, — сказал он. — Так что, пожалуйста, прекратите загонять меня в нее. Прислушайтесь к доводам разума. Не все души заслуживают бессмертия. Люди не равны, не равны и их жизни. Неужели вы станете утверждать, что растлитель малолетних достоин вечности в той же мере, что и вы сами? Или его клиент, который покупает детей, какое-то время пользуется ими как игрушками, а затем выбрасывает — погубив, изуродовав, сломав их жизни, если только этим несчастным вообще удается выжить? Как может рассчитывать на вечность женщина, отравившая мужа и детей, чтобы присвоить себе все семейное состояние и стать паратой? А что вы скажете о человеке, убивающем только ради того, чтобы насладиться муками своих жертв… или о насильнике, издевающемся над слабыми и беспомощными… Какого вы мнения о человеке, который во имя своего бога или своего города обирает бедняков и называет свое воровство взиманием налога, усматривая в награбленном и свою законную долю?

— А что ты скажешь о пустом демагоге, который готов купить себе вечность на не принадлежащие ему души?

Луэркас высокомерно улыбнулся:

— Лучшего мира не построить, ничего не заплатив за это. Я обеспечу людям мир и безопасность; я дам пищу беднякам; я вознагражу старость; я предоставлю возможность образования, блага цивилизации и работу тем, кто сейчас страдает от невежества и нищеты. Ни одна болезнь не поразит город, находящийся под моей властью, ни один ребенок не претерпит обиды и не умрет от голода.

— И за все это ты хочешь всего лишь отобрать у людей их свободную волю, их тела, их души, — сказала Кейт, продолжая кружить возле врага.

— Тела порочных людишек, уже неспособных исправиться. Души злодеев. Хороший охотник в первую очередь высматривает в стаде больных, уродливых, искалеченных и, убивая их, тем самым улучшает все стадо. — Луэркас пожал плечами. — Ну а свободная воля…

— А свободная воля, — перебила его Кейт, — и есть то, что отличает людей от стада, которое, содержат, пасут и улучшают. Свободная воля позволяет нам улучшать самих себя или же не делать этого — кому как нравится.

Ри подобрался к Луэркасу поближе… зубы обнажены в хищной ухмылке, когти выпущены.

— Все люди когда-нибудь бывают злыми, — продолжала Кейт. — Но бессмертие души вместе со смертностью плоти дает каждому возможность родиться заново — чтобы учиться, чтобы расти и становиться лучше. Ты хочешь отнять у нас именно то, в чем мы более всего нуждаемся.

— Что? Этот бесконечный цикл существования, грязные и мокрые пеленки, беспомощное детство, за которым следует глупое детство, не менее тупое отрочество, прыщавая юность и несколько коротких лет блаженной зрелости… а там уже и новые беды: старость, дряхлость… и вот вам новое и бесславное детство — писающийся и обделывающийся старец, вернувшийся к тому, с чего начинал.

А потом смерть. Да, смерть. Ужасные, унизительные дни, недели, месяцы или даже годы, лишающие человека последних крох самоуважения, превращающие его в жалкую рыбу, выброшенную на берег и судорожно разевающую рот в попытке глотнуть воздуха? Заставляющие его молить богов прекратить его мучения… стонать, умоляя о милосердии, о конце всего, что было ему дорого, — чтобы те, кого он любит, не видели, как постыдно корчится он в своей постели? Но вот пришла смерть, которой следовало бы стать концом всему… но и она не становится им. Потому что мы должны возвращаться сюда и проживать жизнь заново — опять и опять. Каждый раз чему-то учиться, каждый раз становиться чуточку лучше… по крайней мере так нам велят думать боги.

Оба его противника придвинулись ближе к Луэркасу, и он хлестнул их чарами — не причиняя ущерба, но так, чтобы отбросить их от себя словно игрушки.

— И такой-то участи вы требуете для всех в равной мере? — Луэркас фыркнул. — Ну, что ж, я аплодирую вашему идеализму, вашей прекрасной и светлой вере в то, что по прошествии какого-то времени все души сделаются достойными жизни, но не разделяю вашего оптимизма. Зло всегда останется злом, а добро одряхлеет под тяжестью сменяющих друг дружку горьких жизней и превратится во зло. Я вижу лучший способ провести вечность. Мой способ поможет многим, а вред причинит лишь тем, кто заслуживает этого. Меня же он избавит от этой бесконечной смены существований, которую я нахожу бесцельной, унизительной и отвратительной.

— А как быть с миллиардами душ, заточенных в чародейских кругах? — спросила Кейт.

На лице Луэркаса промелькнуло удивление, он пожал плечами:

— Они погибли, погибли тысячу лет назад, и за это время они озлобились, развратились, и их уже не излечить. С каждым днем их безумие становится все глубже и ужаснее, а магическая отрава, которую они извергают, приобретает все большую силу. Для них — и для всего Матрина — их уничтожение будет актом милосердия. И я окажу им эту услугу, всем этим несчастным. И для всех, кто живет или еще будет жить на Матрине, это станет благом.

— Ты лжешь самому себе, если полагаешь, что в твоих замыслах есть что-нибудь, кроме зла, — сказала Кейт.

— Думай как хочешь. Впрочем, я человек добрый и докажу вам это. Я отпущу вас живыми и невредимыми — прямо сейчас, — если только вы поклянетесь своими душами в том, что и сами вы, и ваши Соколы не будете впредь пытаться помешать мне. В противном случае вас ждет смерть, которую вы, вероятно, хотите встретить не больше, чем я. Победить меня вы не сможете. Конечно же, вы уже и сами поняли, что у вас не хватит ни способностей, ни сил, чтобы выстоять против меня.

Обходя его кругами, Кейт чувствовала, как Луэркас пытается прочесть ее мысли. Она укрыла себя экраном, то же самое сделал и Ри. Однако Луэркас был прав. Он сильнее их обоих, он сломал их слабые щиты и проник в те тайны, которые пытались они укрыть от него, столь же легко, как ребенок рвет бумажную обертку, чтобы побыстрее увидеть подарок. Кейт ощущала, как он перебирает ее мысли, но была бессильна помешать ему.

Однако Луэркас не стал высмеивать то, что обнаружил. Напротив, он притих и взглянул на обоих своих противников с внезапной, граничащей со страхом неуверенностью на лице.

— Вы намеревались умереть, — прошептал он. — Вы собирались войти в эту пустоту вместе со мной… вы согласились на вечное забвение, чтобы погубить меня. Ваш дядя отдал вас в мои руки, и тем не менее вы вступили в сражение, зная, что не сумеете победить. Какое безумие охватило вас? Неужели жизнь ничего не стоит в ваших глазах?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});