Чужая в чужом море - Александр Розов

В Мпулу, я надеюсь, мы тоже этим займемся. Надо заняться, потому что здешние дамы, как мне кажется, реализуют свой замечательный фертильный эгоизм на всю катушку.

— Эгоизм, — задумчиво повторила она, — Мне это не приходило в голову, но мне нравится такой подход. А почему ты не объяснил это людям из «Life Protection»?

— Хочешь, проведем эксперимент? – спросил он.

— Сначала скажи, какой.

— Элементарный. Попробуй объяснить это мисс Рэнселлер или викарию Джордану.

Эстер сконфуженно опустила глаза и провела ладонью по лбу.

— Это будет сложно. Это вопрос религии, как и у тебя. Католицизм учит, что в момент зачатия Создатель дает будущему ребенку душу, так что аборт, даже самый ранний…

— В момент слияния ядер сперматозоида и яйцеклетки? – перебил он.

— Ну… — она задумалась, — Так прямо это нигде не сказано, но видимо да.

— Тогда каждую третью душу он получает назад в первые трое суток (не имплантируется яйцеклетка) и еще каждую пятую – в первые три недели (не развивается плацента). Т.е. больше половины душ теряется раньше, чем дама что–то заметила. С другой стороны, у родившихся будет дефицит душ, т.к. 6 малышей из тысячи – это однояйцевые близнецы, возникшие при дробления яйцеклетки уже после зачатия. Тебе это не кажется странным?

— Наллэ, это же религия! Ее нельзя понимать буквально, как кодекс законов.

— Нет, Эстер. Если по религии судят о допустимости или недопустимости каких–то актов, то это – кодекс законов, и толкование обязано быть буквальным. Dura lex, sed lex.

— Если я скажу это Мэрлин или Джо, они меня точно не поймут, — заметила она.

— На самом деле, — сообщил шеф–инженер, — Я пробовал объясниться с эмиссарами «Life Protection» в Порт–Морсби. Я говорил: если вы так хотите бороться с абортами, то зачем вы приехали сюда? В ваших собственных регионах, в США, Англии и Европе, несмотря на доступность контрацептивов, каждая пятая беременность прерывается абортом. Это при том, что в США в среднем два ребенка на женщину, а в Европе и Англии – вообще полтора. Ваши женщины в 20 раз богаче папуасок, им не грозит остаться без еды, крова и медицины. Убеждайте их. Что вы набросились на папуасок, желающих прервать шестую беременность, потому что им нечем кормить пятерых уже имеющихся детей? И знаешь, что мне ответил тип, упакованный в тряпки из гламурного бутика? Что их цель — не дать потребительскому эгоизму и нравственному нигилизму проникнуть в Папуа. Мне стало ясно, что плевать ему на детей, рожденных и нерожденных. Что дети — это повод, а цель — навязать обществу неофеодальные законы, пресечь стремление людей к счастью, сделать людей стадом послушного, привычно–задолбанного скота, а себя – их пастухом.

— Не знаю, — сказала Эстер, — Это не очевидно. Но, даже если правление «Life Protection» преследовало неблаговидные политические цели, разве это оправдывает войну против рядовых волонтеров, которые по гуманным мотивам боролись за жизнь нерожденных?

— Война — страшно несправедливая штука, — печально сказал Наллэ, — Войну развязывают жадные лживые дегенераты, а погибают на ней хорошие честные парни. А другие парни получают 10 лет каторги. Если бы я знал, что с этим…

Его прервал окрик на Africaans, сопровождаемый лязгом передернутого затвора.

— Halt! Hoe je!?

В лицо брызнул ослепительно–яркий свет фонаря. Эстер прикрыла глаза и импульсивно прижалась к Шуангу. Он спокойно обнял ее за плечи и весело крикнул:

— Aloha, foa! Hitler caput! Ih bin capituliren!

— Het chief Nalle mit vrau! — удивленно заметил кто–то.

Луч фонаря мгновенно опустился вниз, образовав пятно света на дороге у их ног.

— Ага, — подтвердил он, — А это milicer Игда с патрулем, точно?

— Ну, да. Что ты ходишь по ночам без оружия, Наллэ? Тем более, со своей vrau.

— У меня пистолет в кармане, — ответил Шуанг, — могу показать.

— Пистолет, — фыркнул Игда, подходя ближе (Еще пятеро патрульных распределились по кругу, в радиусе нескольких метров), — Дикие собаки не испугаются твоей мелкашки. А ты, Эстер, могла бы сказать своему мужчине: возьми автомат. Эх! Мы тебя не напугали?

— Не особенно, — сказала она, немного дрожащим голосом.

— Классно смотришься в этом костюме, Эстер. Это американский?

— Нет, меганезийский. Наллэ подарил, — она погладила ладошкой плечо шеф–инженера.

— Классно, — повторил Игда, — шеф Наллэ, а что ты там сказал про Гитлера?

— Что ему finita. Una culo.

— А… Ну, это уже давно было. Еще до независимости. А правду говорят, что ты привез круглый дом в ящике?

— Да, — ответил Шуанг, — после завтрака мы его поставим. Надо только выбрать, где.

— А я слышал, что нези не делают круглых домов. Только квадратные, как у янки.

— В основном, так, но на наших островах Самоа строят круглые дома, хотя и иначе, чем здесь. А этот дом совсем нового вида. Возможно, в нем надо будет что–то подправить.

— У! Это интересно! Мы придем помогать.

Шеф–инженер кивнул.

— Отлично. Мы его поставим, вместе подумаем, что там подправить и выпьем пива.

Идея была встречена дружным одобрительным урчанием и цоканьем языками.

— Куда вам надо идти? – спросил Игда и добавил, — я дам вам двух бойцов. Охрану.

— Мы, наверное, уже пойдем домой, — сказала Эстер, — да, Наллэ?

— Пожалуй, — согласился он, бросив взгляд на огни fare–duro и pueblo–militar, от которых они уже успели удалиться примерно на километр.

— Тогда бойцы проводят вас домой.

— Слушай, Игда, я не маленький, тут идти всего ничего.

— Нет, шеф Наллэ. Если с вами что–нибудь случится, шериф Гишо оторвет мне голову. Ладно. Не хочешь провожатых – сделаем так.

Milicer вытащил woki–toki и сказал в микрофон три фразы на нсенго–банту. С вышки над pueblo–militar полыхнул луч прожектора. На дороге стало светло, почти как днем.

— Так–то лучше, — сказал Игда, — Goeienaand chief Nalle. Goeienaand vrau.

— Good luck, — ответила Эстер, а шеф–инженер добавил то же на africaans, — Voorspoed.

…

Они двинулись обратно. Эстер крепко сжимала руку Шуанга, слегка вздрагивая каждый раз, когда поворачивающийся вправо — влево чудовищно–яркий луч 5–киловаттной лампы упирался прямо в них. Дело было не в луче, а в шестиствольном пулемете, закрепленном на общей консоли с прожектором.

— Они просто еще не верят, что война кончилась, — спокойно сказал шеф–инженер, — мне это знакомо. Когда–то мне тоже не верилось.

— Меня пугает это обилие оружие, — тихо ответила она, — Я все время боюсь, что оно снова начнет стрелять. Мне чудится, что это железо живет своей самостоятельной жизнью. Что людям только кажется, будто они управляют всем этим. Наверное, я просто трусиха.

— Нет, ты смелая, но ты не привыкла, что люди сами решают вопросы мира и войны. Для тебя вооруженная сила – это что–то инфернальное, управляемое злыми сверхчеловеками. А для нас оружие – это самозащита. Чем оно эффективнее, тем безопаснее жизнь.

Наллэ приветливо помахал ладонью молодому парню на вышке рядом с пулеметом. Тот широко улыбнулся, помахал в ответ и крикнул:

— Aloha, master Shuang! Aloha, vrau Shuang!

— Ia orana oe te po! – крикнула ему Эстер и, повернувшись к Наллэ, добавила, — Пока тебя не было, я полистала словарик. Как будет «доброй ночи» на утафоа — уже знаю.

— А что значит «E hina–aro au ia oa–oa oe»? — спросил он.

— Не знаю. Но звучит, как детская песенка. А что?

— Это такое очень личное пожелание счастья. Действительно, немного детское.

Прожектор за их спиной погас, как только они подошли к нижней террасе фаре–дюро.

— Наллэ, а обещание показать мне ролик с поселками на рифах еще в силе?

— Разумеется, — ответил он, — заходи.

— ОК, я только сбегаю в душ и приду.

…

Поселки — «Shuangero» оказались совсем не такими, как ожидала Эстер. Вместо унылой череды стальных платформ, на манер декораций из идиотского фильма «Waterworld» (с Кевином Костнером), она увидела причудливые замки с балкончиками и башенками, улочками и лесенками, и маленькими бассейнами, будто сошедшие с гравюр Корнелиса Эшера. Они были собраны из легких бамбуковых блоков на алюминиевом каркасе весом несколько тысяч тонн, причем устанавливались на место практически мгновенно: каркас опускался с грузового дирижабля и намертво вцеплялся в грунт полусотней ног. «Первое в истории абсолютно гуманное использование колючей проволоки», — в шутку пояснил Наллэ. Эффект зацепления давал веер колючей проволоки вокруг подошвы каждой ноги. Shuangero не были стандартными – каждый поселок на ножках мог похвастаться яркой индивидуальноcтью. На одних росли миниатюрные висячие сады из цветущих лиан. На других жилые модули имели не 4-, а 8–угольную или пирамидальную форму, на третьих имелись многоярусные огороды (где росли фантастического размера тыквы)…

После кино, Шуанг потрепал ее по плечу и сказал: «Укладывайся, добрая фея, а я пока

проверю e–mail. Вдруг мне прислали что–нибудь интересное». Он уселся за компьютер, спиной к ней, а через несколько минут погасил свет и улегся рядом. Как в прошлый раз.