Генерал Скобелев. Казак Бакланов - Анатолий Корольченко

8 декабря 1840 года приказом военного министра Архип Осипов был навечно зачислен в списки 1-й роты Тенгинского пехотного полка, а селение, возникшее на месте укрепления, стали называть Архипо-Осиповкой.

Снова Кавказ

В 1837 году Бакланова произвели в есаулы и перевели в Донской казачий 36-й полк, который нес кордонную службу на границе с Пруссией. Используя возможности спокойной обстановки для самообразования, он много читал, изучал военное дело, военную историю, тактику, топографию. На инспекторских проверках его отмечали как боевого и грамотного офицера, подающего большие надежды. Осенью 1844 года он был произведен в войсковые старшины, а в мае следующего года его снова направили на Кавказ, в Донской казачий 20-й полк. Полк находился на самом боевом участке левого фланга Кавказской линии, в Куринском укреплении. Укрепление являлось форпостом русских войск в Кумыкском владении в Дагестане.

Яков Петрович прибыл на Кавказ зрелым начальником, имеющим достаточный боевой опыт, весьма эрудированный в военных вопросах. С первых же дней он стал надежным помощником командира полка, его правой рукой. Обстановка на Кавказе к этому времени очень обострилась. Усилилось влияние среди горцев Шамиля, организованнее стали действия его отрядов.

В 1845 году Шамилю исполнилось 48 лет. По описанию современников, это был высокий, рыжебородый человек, немногословный и с величавыми, достойными его сана манерами. Выходец из семьи аварского крестьянина, он воспитывался в религиозной среде, получив в ней не только соответствующее образование, но и те качества, которые позволили ему стать главой имамата Дагестана и Чечни.

До Шамиля имамом был Кази-Мулла, он же возглавлял и повстанцев, избрав основным местом своего пребывания труднодоступный горный район с селениями Ахульго, Дар-го, Ведено и Гуниб.

17 октября 1832 года возглавляемые генералом Розеном русские войска блокировали Гимры. Против тридцатишеститысячного отряда сражалась горстка храбрецов в четыреста человек. Три недели продолжалась блокада, все защитники селения погибли, лишь в одной башне засели две-наддать человек во главе с Кази-Муллой. Среди них находился и Шамиль. «Друзья! — обратился к ним имам. — Лучше умереть, нападая на врага, чем быть убитым дома». Бросившись на врага, они тут же пали от выстрелов. Спастись удалось только Шамилю, одному из четырехсот сражавшихся. Он и возглавил повстанцев, фанатически преданных новому имаму. Его отряды нападали на поселения русских на Тереке, добираясь до Кизляра. В ответ русские отряды предприняли несколько экспедиций вглубь гор, однако почти все они завершились неудачно. Это еще выше подняло среди населения авторитет Шамиля и воинственный дух горцев. Особенно острый характер боевые действия приобрели в Аварии, Дагестане и Чечне.

В 1845 году наместником царя на Кавказе и главнокомандующим Кавказской армии был назначен граф Воронцов. Человек решительный и смелый, он вскоре отбыл из Тифлиса на левый фланг Кавказской линии, чтобы принять начальство над войсками, выступавшими против Шамиля. Замысел экспедиции сводился к тому, чтобы одновременными действиями нескольких отрядов разбить силы повстанцев и овладеть аулами Анди и Гагатль. Операция удалась, Шамиль отступил к укрепленному аулу Дарго. За ним последовали русские войска и… угодили в ловушку. Почти весь день они находились под обстрелом занимавших близлежащие высоты горцев. Одних только раненых оказалось более полутора тысяч.

В укрепление Куринское прискакал генерал Фрейтаг — начальник войск левого фланга Кавказской линии, спешно собрал отряд для выручки. Назначив Бакланова начальником кавалерии, генерал подчинил ему три казачьи сотни. 18 июля отряд Фрейтага разбил у реки Мичик сильный неприятельский заслон, а на следующий день подошел к укреплению Шаухаль-Берды. Несмотря на численное превосходство повстанцев, русским войскам удалось их отбросить и соединиться с отрядом Воронцова. Первыми пробились казачьи сотни.

Бакланов предстал перед главнокомандующим. К немалому его удивлению, старый генерал вспомнил казака-гиганта.

— А ведь я вас запомнил с первой встречи. Ну-тко, когда это было? — престарелый наместник сощурил глаз, любуясь казаком.

— В двадцать восьмом году, в Гаджибее.

— В Одессе, — поправил генерал. — Если не ошибаюсь, вы были в чине урядника…

— Никак нет, хорунжим.

— По вашей фигуре запомнил: гренадер среди гренадеров. А ордена где заслужили?

— На реке Камчик, да за Бургас.

— А ныне я вас награждаю орденом Анны 2-й степени. Поздравляю.

По возвращении из экспедиции Бакланова пригласили на ужин к Воронцову. Он сидел за столом далеко, оттесненный от наместника, занимавшего почетное место. Графу Воронцову было уже шестьдесят четыре года, порода угадывалась в его высокой, слегка сутуловатой фигуре, в тонких чертах холеного лица с большим благообразным лбом, пышными, вразлет, седыми бакенбардами.

— Нельзя допустить, чтобы солдаты и казаки чинили озорство и жестокость. Нужно иметь в виду, что мы воюем не против народа, а с Шамилем и его мюридами, — говорил он мягким, вкрадчивым голосом. — И что если России не удастся подчинить горцев Кавказа, то они попадут под власть темного Востока, Персии и Турции. А те принесут сюда дикость, варварство, отторгнут народы Кавказа от просвещения и цивилизации. Об этом, господа, нужно помнить…

Яков Петрович слушал Воронцова и мысленно соглашался с ним, вспоминая, как встретил однажды слепого стран-ника-перса. Офицер приказал накормить странника, приютить. Старик рассказал печальную повесть о своей далекой молодости, которая потрясла казаков дикостью и жестокостью восточных нравов.

Он попал в услужение к хану еще мальчишкой, тот купил его, заплатив отцу жалкие гроши. В имении ему пришлось выполнять самую унизительную работу, и он был предметом злых насмешек. Господин обладал несметным богатством, имел гарем, в который доставлялись наложницы не только из Персии, но и далеких стран. Однажды в подарок ему привезли юную красавицу из Дагестана. Увидев ее, юный слуга потерял покой. Любовь толкнула его на отчаянный поступок: он пробрался ночью в ее каморку, но старый евнух выследил влюбленных.

На следующий день их вывели на заполненную людьми городскую площадь. Его привязали к столбу, а девушку посадили в мешок с двумя дикими камышовыми котами. Чтобы привести зверей в ярость, охранники стегали по мешку бичами. Мешок, словно живой, катался по земле, оттуда неслись душераздирающие крики и зловещее шипение котов. Потом все стихло. Не развязывая, окровавленный мешок проволокли через площадь, сбросили в глубокую яму, закопали.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});